— Старый лис разом пленил двух сильнейших воинов Чав-Чав, — пробормотала старуха, позволив себе согнуться и подбросить в затухающий костёр ветку. — Ещё он научил несколько Кетти странным техникам маскировки, одолел воительницу, которая на десятки уровней выше его, а ещё… — Старуха говорила медленно, внимательно следя за реакцией Укому. Зелёный лес в её глазах охватил пожар по другой причине, хотя и падение давней соперницы тоже внесло свою лепту.
— Укому, ты ревнуешь, верно? — Воительница впервые оторвала взгляд от огня и перевела его на старейшину. Более красноречивого ответа Олай и получить не могла. — Влюбилась, как глупое дитя, как… слабая, позабывшая о долге Кетти…
— Замолчи, Олай, — прорычала угрожающе воительница, — я уже внесла свою лепту, моя дочь сейчас в плену и наверняка умрёт после того, как Чав-Чав прознает о нашем нападении на их разведчиц. Подумай хоть немного обо мне, мне ведь тоже нужно думать о том, кто после моей гибели продлит род Укому.
— Одни беды из-за этих самцов… — Нагибается вновь за ветвью старуха, но в этот раз Укому сама склоняет голову и спину, кинув целую охапку хвороста. — Можешь воспользоваться им после моей дочери. Давай будем честны: именно она, следя за Агтулх, заметила постоянные бугорки на её одежде.
— Так может заставим его раздеться? Пусть ходит как мы, не скрывает красоты от посторонних. Тогда ничто не скроется от глаза Кетти.
— Нельзя, — говорит Олай. — Он лысый, с него, и сучок этого небесного племени, кожа быстро слазит, иногда и с кровью, мясом. Если разденем, корень может засохнуть, пострадать, и что тогда?
Укому задумчиво кивает головой. Об этом она не подумала.
— Не переживай за зря, молодая воительница: твоя дочь ещё жива, враг не знает о нас и об старом, хитром лисе, — вернувшись обратно в своё удобное кресло, что выпало с небесной птицы, говорит старуха. — Он очень силён, хитер, а самое главное — он в восторге от племенем Кетти, а наши самки в восторге от него. Может, мы ошиблись, и именно это — Агтулх?
— Нет. Его корень в ещё худшем положении, чем у нашего старика. Слишком стар, а когда в поединке дернулся и повредил спину, так ещё и двигаться не смог какое-то время. Я бы с радостью хотела помериться с ним силами в молодости. Но сейчас, даже при всех навыках и его хитрых уловках, мы на недосягаемых друг для друга высотах.
— Значит, вы уже провели поединок? — Ожидая чего-то подобного от жадной до собственной силы Укому, спросила Олай.
— Да, три дня назад, до Агохлу и Онохо, я предложила, он учтиво согласился. Без свидетелей. Тяжёлый противник и в весе, и в опыте. Но мой уровень почти что сотый, а его, на сколько знаю, сейчас вроде бы четвёртый. Он танцевал со мной, не упуская момента облапать, пытался завалить, использовать вес моего собственного тела. Неудивительно, что молодые самки ему проигрывают. Хотя, как по мне, они просто не понимают, с кем имеют дело, жалеют того, кто умеет, и уже много раз убивал. Я в любой момент могла сломать ему любую из костей или перегрызть горло, он знал это, и всё равно пытался. Достойный самец и отец весьма недостойного Агтулх…
Вновь лицо воительницы скривилось:
— Тот молодой самец, собирается использовать власть вашей дочери. Хочет подложить её под себя, влюбить, а после — дорваться до власти.
— Ха-ха-ха-ха… — Старуха рассмеялась, шлёпнув себя по коленям. — Лучшего самца и пожелать нельзя, да? Представь, сам в объятья моей милой сучечки лезет, хорошо, очень хорошо. А по поводу власти ты не переживай: у неё её нет. Черед правления нового выводка ещё не настал, старые сестры живы, здоровы и могут править дальше.
— Этот самец хитёр… — Как последний козырь в споре, выдала Укому.
— А ещё очень красив, — тут же ответила старуха, — настолько, что ослепил твои глаза, разум, и теперь ты с завистью смотришь на мою дочь! — Гневно ударила кулаком по мягкому подлокотнику Олай. — Не забывай, кому ты служишь, Укому.
— Не забуду, вторая мать, — склонив голову с извинениями, отозвалась воительница.
В двух километрах от поселения выживших.
Лёжа на плотной стопке пальмовых листьев, аккуратно укрытых современным пледом, Добрыня, сжав кулаками комки вырванной травы, болезненно постанывал. Массаж, который делала Ахерон, и вправду помогал спине, да только пекучая мазь, ещё и то с какими усилиями её втирали в больное место, доставляла старику невероятный дискомфорт.
— Ахерон, больно… — Когда руки девушки коснулись кресца, заскрежетал зубами дед.
— Такой грозный воин и такие детские жалобы, терпите, мы почти закончили, — плюхнувшись своей голой попкой на лопатки и вдавив в лежанку, говорит кошка. — Р-р, принеси шкуру, нужно согреть спину.
«Блять, и так жарко, ещё и эта шкура, лучше бы выпить дали…» — подумал Добрыня.
Покряхтев, завернувшись в тёплый мех, дедок вернулся к любимому занятию — наблюдению. Сколько бы времени ни прошло, сколько кошек он бы ни увидел, лицезреть полную наготу, движение и подрагивания каждого изгиба женского тела стало его любимым занятием. «Это вам не телевизор…» — радуясь тому, что ещё при жизни попал в рай, улыбался кошкам Добрыня. Хоть и был он стар, некрасив, груб и своеобразен в отношениях, местные его полюбили; он стал им хорошим другом, плохим любовником, а для охотниц — очень важным и опытным наставником.
— Уважаемый Добрыня, — сев рядом с Ахерон, обратилась к наставнику Мир-ри, та, что с трудом сегодня смогла отправиться в дозор и больше других была восхищена ловушкой старого Лиса, как прозвали Добрыню Кетти. — Почему мы оставили половину троп к поселению открытыми, а вторую маскировали, оставив наш запах? Разве это не странно?
Добрыня, отвлекшись от наблюдения за женскими промежностями, устало уткнулся лицом в покрывало:
— Дело в том, что вы, Кетти, обладаете острым, зорким глазом, на который и полагаетесь. Логично, что вы используете своё преимущество, однако с этим забываете о враге, который также имеет свои достоинства и недостатки. Вот смотри: ты, Кетти, зоркая, быстрая, гибкая, и перед тобой предстаёт два пути: один, открытый глазу, без маскировки, с явными, очевидными ловушками и вполне ожидаемой засадой в конце. Рядом с этой трапой другая, спрятанная, и найденная лишь благодаря случайности, оставленной кем-то из твоих сородичей, вонючая вещица. Повторюсь, тропа замаскирована, извилиста и при этом не имеет ловушек, а запах, исходящий от неё, навязчиво говорит о том, что вы, Кетти, использовали именно эту тропу, а не ту, опасную ложную. По какой ты пойдёшь?
— Вы говорите так, словно я прошла по обеим из них и могу знать всё, — ответила Мир-ри, на что старик улыбнулся. — Но, наверное, если бы я была Чав-Чав, то положилась бы не на глаза как слабость, а на нюх как силу.
— Вот… — деловито кивнул головой Добрыня, — это и называется «знай себя и знай своего врага». У нас ведь ловушки на всех тропах, а дозоры, самые очевидные и многочисленные, исключительно на тех, что открыты глазу врага. Из ваших рассказов я понял, что Чав-Чав без оповещения не смеют вторгаться в ваши земли, а значит тот, кто захочет спрятаться, использует доступный ему козырь, сильную сторону, а значит нюх, и пойдёт…
— Пойдёт по безопасному пути, в котором будет больше полагаться на своё чутьё, а не на зрение… Ого… — По коже Мир-ри пробежали мурашки. Если бы именно она собирала отряд Чав-Чав, то наверняка бы попалась в ловушку Добрыни.
— Ну, может да, а может нет. — Попытавшись повернуться на лежаке, простонал дедушка, за что в дальнейшем и получил недоброе: «Лежать!» от Ахерон. — Ах ты… засранка, дай только новой красной ночи дождаться, постонешь ты у меня…
— Буду ждать с нетерпением, — расценив это как комплимент, отозвалась на грубость Ахерон.
— А чем вас наши колотушки не устроили? — Вспоминая новую «сигнальную систему», вновь спросила Мир-ри. Во всём, что касалось пришельцев с неба, она была излишне любопытна.
— Всем, — устало ответил дед. — У Чав-Чав слух лучше, чем у Кетти, стало быть, в системах оповещения вы проигрываете. Лично я, со стороны разведки противника, уделил бы больше времени и внимания обнаружению «колотушек». Они слишком заметные, да и верёвка неподходящая, толстая. Потому мы заменили сухое дерево на звонкие обломки железа, а вашу верёвку на зелёный, переплетённый шнурок. Шнурок получился тоньше, разместить его удалось не вблизи земли, с пожелтевшей листвой, а на фоне зелёных, повсеместно буйствующих трав. Располагая растяжку, её нужно ставить там, где враг ожидает увидеть меньше всего. Зелёный шнурок, что мы получили благодаря распущенным на нитки спортивкам, поможет с маскировкой.
— Здорово… так значит, поэтому вы расположили колотушки так глубоко в…
— Да, — прервал Мир-ри Добрыня. — Мы оттянули их подальше, чтобы звук срабатывания был ближе к вашим ушам, чем к врагу. Ведь нас он оповестит о гостях, а врага — о нашей готовности его встречать. У Чав-Чав в этом преимущество, стало быть, мы должны слышать их чётче и раньше. Перенеся их ближе. Так я надеялся нивелировать фактор неожиданности большим отрезком дистанции, что противнику ещё предстоит преодолеть, а так же, помочь нашим бойцам прийти в боевую готовность. Ведь колотушки из железа — это только первый рубеж обороны, за которым наш противник, осознав, что его обнаружили, начнёт торопиться, спешить, а если повезёт, то и бежать в нашу сторону. — Скинув с себя Ахерон, с облегчением перевернулся на спину Добрыня, — за мелкими растяжками врага ждёт большая неприятность: мины, ну или волчьи ямы.
— Посеять панику, заставить торопиться, а затем подловить врага на месте, где всё в наших ловушках… — С открытым ртом изумлённо произнесла Мир-ри. — Вы невероятны, Добрыня, именно поэтому вы приказали не срубать то большое осиное гнездо?
Дедуля рассмеялся.
— Ага, представь, какой сюрприз будет захватчикам. — Кстати, ты уже освоилась с рогаткой?
Мир-ри достала смертоносное орудие и показала надорвавшуюся резинку.
— Слишком далеко оттягиваешь, нужно быть нежнее, — вспоминая, как до предела собственных сил тянут кошки и только после стреляют, недовольно выдал дед. Зверолюдки обладали невероятной, и в какой-то степени непостежимой человеку силой, что и тормозила их прогресс развития. Они резкие, дерзкие, в каждом движении торопливы и полагаются во всём именно на свои звериные повадки. Даже с непонятными Добрыне уровнями лишь единицы из Кетти могли сравниться с ним в рукопашной схватке. Он мог любую заломать в тренировочном бою, но будь он реальным… Их гибкость, готовность сломать собственную руку или впиться зубами в конечность, вывернув шею под пугающим углом, заставляло старика вести себя с ними как можно осторожнее. Да, пока они беззубы и не используют когти, намереваясь нанести смертельную рану, он может побеждать. Но стоит только когтям вскрыть вдоль руки вены, как весь исход боя тут же изменится.