Боже, вьебалась о пень, кто в это поверит.
— Ужас, захвачтеская магия! — Воскликнула одна из молодых кошечек.
— Кошмар, я принесу горячую воду! — Вторила ей вторая из молодух.
«Ох, ебать, ну и дуры…» — прикладывая мокрую тряпку к ране Медоеда, думал про себя я.
«Ну, и как дальше ты будешь меня жалеть?» — строя из себя умирающего лебедя, корчилась в муках Рабнир, при этом одной из своих сильных ручек, словно цепью, держа меня за руку. Блэт…
Для начала, как любой нормальный человек, помог с обработкой ран, жидкостью, что предоставили, причём нашей, спиртованной, через салфетку обтирая кровь у открытой раны, там где стрела по-прежнему торчала насквозь. «Сука, это же ебучий спирт, это… это больно, так какого хера!» — когда я коснулся Рабнир в области раны, та охнула, с целительницы Кетти перевела на меня свой звериный, ужасающий взгляд. Её золотые глаза светились ярче, чем описанный их цветом драгоценный металл, а лицо сияло от экстаза, наслаждения и… радости?
— Да… о боги, как же больно, сделай ещё больнее! — Тянется ко мне обеими руками Медоед, и, Кетти, посчитав, что у Медоеда окончательно слетела кукуха, обхватывают её шестером, придавливают к земле. Кетти женщины, мясистые, взрослые, одна падает ей на правую руку, одна на левую, одна на правую ногу, вторая на левую, и ещё одна садится на живот, шестая дёргает. Прутик словно нож сквозь масло выходит из раны. Медоед даже не заметив этого спрашивает:
— Рана очень серьёзная, эта штука во мне доставляет столько боли… Но если ты поцелуешь меня, утешишь, я наверняка не почувствую! — Глядя в мои глаза своими круглыми, полными надежды и веры золотыми глазами, с тоном умирающего, прошептала Рабнир.
— Какая штука? — Спросил я, указав пальцем на руку.
Медоед сдержанно, словно испытывая боль, зажмурила глаза, на сторону руки повернула голову, томно вздохнув, произнесла: «А разве ты не видишь?» — после чего открыла глаза и удивилась сама. Там ничего не было, и поверх её белого, выступившего меха уже наложили повязку.
— Но… а… я… э… хе-хе. — Рабнир в замешательстве, она заикается, ищет возможность выкрутиться, скинуть с себя все те прошлые стезания. — А точно маг…
Я падаю на спелые, подтянутые груди Медоеда, просовывая руки между сильных лопаток и песком, обнимаю. Я же принц, белый герой. Да блять, для неё я ебучий «фан-сервис»! И не могу просто так бросить ту, кто на меня так рассчитывает.
— О Рабнир, что за жуткий зверь мог так тебя покалечить… — Сначала крепко обнимаю, затем целую в лоб.
— А… э… ну… Агтулх, я… Всё хо…
— Ничего не говори! — Пальцем ткнув её в рот, как в самых комичных мылодрамах, прижимаюсь к ней ещё раз, только сильнее. — Ты ранена, ты должна экономить силы и выжить, чтобы после мы, ты и я, как… как семья, могли отомстить всем тем, кто встанет на нашем пути!
Тут я переборщил. На мгновение, мне даже показалось, что сердце Медоеда остановилось, забыв как биться. С этим чувством всё вокруг, как будто с остановкой времени замерло. Я думал, что это мой личный глюк, некое замешательство, помутнение разума, но тут, игнорируя время, Рабнир приподнялась с кровати, спокойно поднимая прилегающих к ней Кетти, высвободила руку и тоже обняла меня.
— Знаю, ты не способен противостоять моей силе, сейчас ты как игрушка…
Вот сука… а я ведь всё чувствовал, просто замер, всё так же обнимал её, хотя другие вокруг нас реально застыли. Остановилось их дыхание, движения, и лишь мы с Рабнир могли хоть что-то делать, хотя казалось, она даже и не подозревает о моём иммунитете к её магии. Стараясь сохранять спокойствие, повиснув над ней после громких слов, я замер, продолжая глядеть в её золотые глаза.
— Как же ты красив… — Коснулась моей щеки когтем Рабнир. — Когда мы столкнулись с Кетти, я слишком поздно поняла, что уже в ловушке. Тогда, возможно как и сейчас, будучи раненной, мне следовало активировать навык, снести голову твоему отцу, а после умереть самой, но…
Рабнир, взяв меня за щёки, подтягивает к себе, губы в губы, награждает лёгким и в то же время слегка навязчивым поцелуем с попыткой проникнуть языком в мой рот. Она бойкая, и хоть я пытался сохранить спокойствие, мол, тоже застыл во времени, но, когда в мой рот вторгся её язычок, сдержаться не смог. Слишком долго она всё делала и думала, со вздохом я ответил лёгким движением головы вперёд. Прикусил её язычок, лбом ткнулся в лоб, после чего, охнув, Медоед выскочила из своего навыка, остановки времени.
— Держи её, держи! — Начали вязать её Кетти.
— Ты, ты что… всё чувствовал, слышал? — Глядя мне в глаза с красными, не свойственными ей щеками, словно извращенку застали на месте преступления, спрашивает Медоед.
— Рабнир, что-то происходит… — На потеху кошкам и самой Медоеду, руки опускаю свои на пах, отвожу взгляд в сторону и, зная чего добиваюсь, для увеличения эффекта приподнимаю свои бёдра вверх.
— А ну-ка! — Откинула в сторону мои руки дежурная Ахерон. — Ах бля… ужас…
От изречений Рабнир, нашей телесной близости и двухдневного воздержания, наступает естественная реакция. Ахерон поднимает резинку шортов, а там, стояк, ждет ту, кто ему обещана этим вечером. Медоед тоже видит, она в восторге. Сильнейшая из воительниц племени Чав-чав, теперь, один из твоих секретов мне известен. Более того, я вижу, что моё тело становится твоей слабостью. Стоит ли мне и дальше над тобой издеваться, стараться держать на дистанции, или же есть реальный шанс сделать тебя другом? Может, на это и рассчитывает Добрыня. Всё же она действительно уникальна, сильна. Даже сдерживаясь во время задержки времени, я видел, как она с максимальной осторожностью двигала руками, лишь бы не выдать себя. Наверняка те шестеро, сдерживавшие её, для Медоеда не тяжелее песчинки на накаченном, слегка загорелом животике Медоеда.
— Агтулх… у вас… на меня, да? На меня ведь⁈ — Мы не глядели друг другу в глаза. Сердце её растопил бугорок в моих штанах, остальное моё тело, как и душа, не имело никакого значения.
— Рабнир, ты избранная, ты та, кто друг Кетти, семья, что обошла печати богов… — Многозначно говорю я и, вместо охов и вздохов, ловлю немую паузу, полное молчание. Гнетущая тишина, женские переглядки, кто-то выпустил когти, скрежетая по камням, с негодованием, злобой, готовился исправить недоразумение, допущенное богами или мной.
— Она медоед… — прошипела Ахерон, — наверное, Агтулх, это ошибка. Такой как вы…
— Я Кетти! — Вскочив на ноги, оттолкнув от себя всех, кто был сверху, радостно воскликнула Рабнир. — Сомнений нет, мы Медоеды и вправду ближе к вам, к бунтаркам Кетти, чем к послушным Чав-чав. — В глазах Рабнир блеск, и губы выгнулись в наивной, радостной улыбке. Слезинка, одна единственная, что в момент накапливаются у её век, срываются по красным щекам и единой каплей падает на торчащую грудь.
— Рабнир… я могу ошибаться… — Видя искренность её чувств, испытывая стыд, говорю я.
— Но цветок без плодовитой почвы под ним, без любви, никогда не приживётся, не пустит корни.
Рабнир, взяв меня за кисть, притянула ту и положила себе на грудь.
— Разве цветение не доказательство ваших чувств? Разве то, как моё сердце рвётся из груди при виде тебя, Агтулх, не доказательство бессилия проклятия? Я же сильная, я могу противостоять любому проклятию, но влечению к тебе никак не могу. Так неужели эти чувства — ошибка?
Вот и как тут ответить?
— Нет, вовсе нет. — Склонив голову, словно извиняюсь, сказал я.
Рабнир в восторге, отпустив меня и схватив рандомную кошку, она прижимает к себе ту, что ранее сидела у неё на пузике.
— Сёстрёнка! — Кричит Медоед. — Я знала, что мы похожи! — Радость её с воссоединением семьи недолгая. Оттолкнув кошку сразу после объятий, Рабнир вновь обнимает меня, с глазами полными радости, упирается своим лбом мне в грудь, после чего просит:
— Позволь разделить с тобой проклятье…
— Хорошо, — говорю я, — но…
— Но? — С настороженностью поглядела на меня Медоед.
— Мне нужна жрица, та, что была на небесной птице и знает все таинства ритуала. Так же, нужна преступница… До ночи Агохлу и Онохо ещё далеко, но нужно подготовиться, провести обряд, иначе… — Я таинственно замолчал, отвёл взгляд в сторону.
— Иначе? — В один голос, вместе с Медоедом, спросили другие кошки.
Да хуй знает что иначе!!!
Мне нужно как-то помочь нашим девочкам, сблизить их с местным обществом, показать, что их присутствие необходимо. Ведь из личного опыта я мог удовлетворить минимум двоих, а в конце, в добавок, успокоить и нашу девочку. Так почему бы не…
— Иначе жизнь обернется смертью, наслаждение проклятьем, а сила — слабостью, обрекающей на…
— Хватит! — Внезапно прервала меня Кетти. То была та самая, которую я с наслаждением и несдержанностью заставил лишиться дара речи, а потом, на некоторое время и ходьбы, Мир-ри…
— Мир-ри, это правда? — Спросили у неожиданно явившейся кошки, подруги.
— Правда-правда! — Воскликнула Кетти. — У меня после встречи ноги отказали, да только благодаря молитвам жриц я и хожу!
Зачем-то вступилась за наших девочек Мир-ри. Вскинув в сторону Ахерон руку, она вытянув указательный палец, словно собираясь обвинить, привлекает всеобщее внимание. Все, включая Медоеда, сосредоточили на ней свои взгляды. Тут, из-за спины моей, появилась вторая кошка, незнакомая. Быстро вложив бумажку цвета грязи мне в руки, она уходит. Пока Мир-ри эмоционально рассказывает, какая она хорошая и какие они недостойные вещи со мной делала, я вычитываю очень тревожные, опасные для всех нас новости:
«Армия существ неизвестной расы, огромного числа и с нравом пожирать поверженных, причалила к берегу. Лёша, грядёт война. Заставь этой ночью медоеда подчиниться твоей воле, стать твоим другом, союзником, женой. Только так мы сможем сравнять наши шансы. Только так сможем подчинить Кетти себе».
Глава 24Уныние…
Далеко-далеко в лесу.
В главный лагерь объединённого племени пришла весть о высадке иноземных захватчиков. В этот раз появление их стало полнейшей неожиданностью. Чав-Чав были слишком заняты поиском второго воина Гончьей, а Медоеды — грызнёй за право занять место своего командира. Исчезновение Рабнир, героя племени и столь послушного командира, что при помощи грубой силы контролировала своё племя, серьёзно ударило по дисциплине во всей армии. Чав-Чав потеряли надежного союзника, одного из лучших воинов, при этом даже не вступив в войну. И теперь, как новый вызов, появление заскальных свинорылов.