Добрыня, Рабнир… Они оставались, с ними ещё столько девочек, женщин, в глазах которых я видел лишь жажду к жизни. Никто из них не хотел умирать.
«Выживи, Батя, и вы, кетти, тоже живите!» — стиснув зубы и взяв свои два чемодана, которые не позволили нести за меня, следую вперёд, за всеми, навстречу к Олай. Хватит вести себя как бесполезное чмо, как ходячий прибор для успокоения и удовлетворения местных баб. Я должен стать личностью, пусть даже через постель, проникнуть в круг местной аристократии, продвинуть свои идеи и предложения по воссоединению с Медоедами, Чав-Чав и другими разношерстными дикими.
Злоба от собственной слабости заставляла кровь бурлить. Перемалывая грязь, опавшую листву и старые ветки под ногами, толкаю землю от себя и идя вперёд, навстречу неизведанности. Ночь, джунгли, насекомые, змеи, вокруг взведённые из-за проклятия лун кошки, и во тьме за любым из оврагов может прятаться неизвестный враг. Мне реально страшно, я… сука, я реально боюсь темноты, но при этом не смею показать этого! Я же мужчина, я…
Девушка впереди пискнула, выронила чемоданы и оступилась. Склон крутой, можно назвать даже холмом, градусов под пятьдесят, если она рухнет, покатится метров двадцать вниз и точно убьётся. Кошки рядом не успели среагировать, девчушка плюхнулась на задницу, кувыркнулась, раз, другой… Блять! Бросаю чемоданы, всем телом наваливаюсь на неё, торможу кроссовками, и, под тяжестью её тела, проскальзываю назад, вот-вот мы вдвоём улетим на хрен. Вершина так близко! Пальцами впиваюсь в землю, больно, один из ногтей остался в корешке, второй и… под пятой моей оказался камень. Малая слишком тяжёлая, нас двоих перекидывает…
Внезапно, не дав мне кульнуться вместе с девушкой, спину кто-то подпёр сильной рукой.
— Тише-тише… — Это Мир-ри, шедшая в хвосте колонны. — Ты как, Агтулх? Ой, её… твои пальцы! Мария, ко мне, быстро! — воскликнула испуганно кошка, когда я, в свою очередь, глядел на взрослую, испуганную женщину, застывшую со мной в обнимку. Листва в волосах, зажмурившись, дрожа, она часто дышала, не в силах отцепиться от того, кто оказался легче неё, и чуть из-за этого не погиб. Да, в самолёте были и простые люди, обычные женщины не моего вкуса, таких много. Да только что это меняет? Какой я мужик, если… На сердце внезапно стало легче. Произошедшее вернуло мне веру в себя, как благословение, как божественное провидение. Оказавшись на краю, когда адреналин ударил в голову, а я чуть не обосрался, помогая другим, очередной раз почувствовал себя живым.
— Лёша, твои пальцы! — охнула Мария. Странно, я даже не успел заметить, когда она спустилась.
— Давайте на плато поднимемся, — говорю я, и только потом гляжу на свои руки. На правой, более сильной руке, безымянный и средний пальцы выгнуты в разные стороны под неестественным углом, на левой, кроме большого пальца, на всех отсутствовали ногти. Испуг ещё не прошёл, он откатил боль, как море откатывает от берега волны прежде, чем обрушить на побережье цунами — да, это сравнение мне определённо нравится. Ощущая, как нечто горячее с покалываниями начинает подступать, видя, как кровь обливает пальцы, я по-настоящему пересрал. Поглядев на Мир-ри, в шутку говорю:
— Выруби, если… — договорить я не успел, ударом кисти в шею она, недослушав, погасила в глазах моих свет.
В то же время.
Шатёр главной знахарки селения Кетти.
— Что с ней? — стоя над бессознательным телом раненой Укому, спрашивает Олай. — Она выживет?
— Слабое присутствие жнеца смерти ощущаю я. Он кружит над двумя жизнями, не знает, за какую ухватиться, — отвечает Варис, старая знахарка и хранительница здравия рода Кетти.
— Старуха, что ты несёшь? Скажи понятней, — шикнув, прикусила коготь Олай. Потеря Укому для неё недопустима. Именно на верности Укому, опираясь на её слепую преданность как на пример, молодняк продолжал повиноваться. Она сильнейшая, служит Олай, а значит, признаёт её значимость. Ничего хорошего её смерть привнести в мир не могла.
— Я и говорю, боги в раздумьях. Жнец ожидает рассвета, — вновь выбесив Олай своим ответом, произносит Варис.
Смахнув со стола сосуд с окровавленными тряпками, Олай Дав-Вай не выдержала и крикнула⁈
— Тогда при чём здесь две жизни⁈ Что ты имела в виду, старая дура⁈
Знахарка устало перевела взгляд на разлившуюся воду, на перепачканные кровью белые тряпки, которыми была обработана воительница. Во время осмотра, надзора за раненой, она не переставала удивляться, почему Укому так хорошо справляется со столь множественными ранами. Как скверна и зараза из внешнего мира не сожгли её измученное тело изнутри, заставив гнить? Ответ для знахарки был очевиден: ткани эти белые, как и инструмент, которым из Укому извлекли чёрные куски металла, был обработан, чист и бел, как верхушки заснеженных гор. Старый воин, упавший с небесной птицы по имени Добрыня, сумел оказать Укому помощь, да такую, какую, возможно, не смогла бы при всем желании дать сама Варис. Тяжело вздохнув, знахарка говорит:
— Она беременна, с её жизнью сплелась другая, плод жизни уже начал формироваться, вот боги и сжалостились. Послали ей в защитники благословлённого всезнанием Добрыню.
— Беременна⁈ — воскликнула Олай.
— Именно так. Сильное семя, ощущаю я в её чреве, — говорит старуха.
— Кисунь! — внезапно даже для себя воскликнула двуххвостая. — Немедленно приведите к знахарке Кисунь! — закричала во весь голос Олай Дав-Вай.
Глава 28
На следующее утро.
Кисунь, вся в слезах, обнимала Олай, а та, в свою очередь, радостная, также в слезах обнимала Кисунь. Рядом, пытаясь осознать всю ситуацию, бродила в прострации находящаяся Мир-ри. Произошедшее совершенно не укладывалось в голове воительницы: жизнь и смерть сплелись слишком плотно друг с другом. Мир-ри не верила в свою удачу. Более того, сама Олай не могла поверить в то, что сказала знахарка.
«Укому, Кисунь, Мир-ри, все трое беременны». Даже в самых лучших, радужных исходах мирной жизни Олай не могла мечтать о подобном в столь короткие сроки, но сейчас, когда племени требовались воительницы, новая жизнь стала бременем. Беременность есть ничто иное, как благословение, время, когда собирательница, охотница и наследница уравниваются в правах, становятся теми, кто, не вредит миру, а наоборот, ищет в нём гармонии. Несёт в себе и взращивает новую жизнь, ожидая появления нового наследия. Именно наследие, наследники и наследницы — это то, чего добивалось всё живое, и… Сила Агтулха сыграла с ними всеми злую шутку. Как бы старейшины не противились и не кляли старого Воина Добрыню, теперь у Олай нет выбора. Либо она слушает его, соглашается оставить идею полностью уничтожить врагов на берегу, либо в одной из битв сама увидит, как её беременная дочь, либо же Мир-ри, либо любая другая «несущая жизнь», кошка, гибнет вместе со своим наследием. Отец Агтулха, Кацепт Каутль, Небесный Мудрец, требовал места в совете, хотел знать, чего добиваются и желают кетти, взамен обещая направлять Избранного в нужные «пещеры». Добрыня сдержал своё слово, Агтулх тоже…
— Стало быть, пришёл и мой черёд… — говорит Олай Дав-Вай. — Эй, приведите сюда эту девку с зеленым туманом, живо!
Беременных выгнали из шатра, после чего знахарка и ещё несколько старух, готовых попасть под действие проклятья, взяли её в окружение. Марии предстояло явить очередное чудо. Захватчицы, их прибытие и огромное количество раненых, убитых сильно ударили по морали племени. «Нехватало ещё и одержимого темными духами лучшего воина…» — кляла себя за слабость, беспомощность староста, после чего в грубой форме велела Марии браться за работу.
Прошедшая ночь выдалась тяжёлой для всех. Кошки выли от боли и печали, лезли из кожи из-за Агохлу и Онохо. С прибытием в селение ночью нового самца, чей запах даже Кетти отмечался особенной сладостью, произошло несколько стычек. Неосведомлённые воительницы, державшиеся до последнего времени на краю охотничьих угодий, решили сразиться с сёстрами Агтулха. Получили по лицу от своих же, обиделись, началась возня; несколько особо буйных особей Олай пришлось связывать, а после пороть лично. В ночь Агохлу и Онохо даже боль может носить целебные свойства.
Хотя, помимо лёгкого помутнения рассудка в собственных рядах, нашлась проблема более глобальная. Теперь, когда Божественный Корень Агтулха показал свою действенность и эффективность, требовалось с осторожностью и тщательностью подбирать кандидаток на соитие. Ведь, как говорила Кисунь, Цветок его обладает поистине божественной силой, вставать по несколько раз, и не в неделю, а в день!
«Это ж он так всю деревню обрюхатит за сезон… а воевать-то тогда кто будет?» — Олай оставляет знахарку и Марию. Выходит на улицу и присаживается на свои мягкие хвосты, старыми руками берётся за уставную за бессонные дни и ночи голову. Могла ли она подумать, что может произойти нечто подобное, что есть во всём свете, на земле и в небе самец, способный на такое истинное чудо? — Нет, не могла и даже не мечтала. Задрав голову, старуха спиной откидывается на землю, глядит куда-то вверх и смеётся. Объёмные и пушистые облака плыли по синему необъятному небу. Олай не могла схватить их, сжать и выжать своими руками, заставить проливать пресный дождь по своей воле. Но это не означало, что без неё, в этом мире не прольётся дождь. Олай знала, каждая тучка, каждое облачко существовало лишь для одного — для того, чтобы когда-то вновь разродиться, стать прохладным спасительным дождём или всесокрушающим тайфуном. Самки Кетти, Чав-Чав, других племён — это облака, до которых всегда пыталась дотянуться Олай, а Агтулх Кацепт Каутль — холодный ветер, способный заставить небеса разродиться. «Теперь-то я смогу прикоснуться к истинному величию…» — подняв руку к небу, Олай внезапно осенила мысль:
— Вот оно что… Вот почему старый Лис, Воин и Мудрец Добрыня говорил, что нужно привлечь больше самок разных видов в поселение. Он знал, что я испугаюсь, если внезапно все вокруг обрюхатятся, не останется кому сражаться, и все решат сбежать. Именно поэтому он привлёк медоеда, эту вонючую Гончую. Сила Агтулха, она слишком велика для одних лишь Кетти, она способна сжечь нас, уничтожить весь воинственный настрой, вынудив только и думать лишь о защите собственных детей. — Олай сжала кулак, оскалилась, — Да… сейчас лучший момент, чтобы отомстить нашим старым врагам. Но не так, как обычно, по-другому. Мы должны показать им божественную силу, небесное благословение Кетти. Агтулх Кацепт Каутль — он сокровище, которым можно купить почти любую самку. Агтулх Кацепт Каутль — он и оружие, что своим добрым сердцем, красотой, запахом может уничтожить любую неугодную ему личность, а быть может даже род. Агтулх — он наше настоящее, с его Цветком, Божественным корнем, мы с Мудрецом сможем выстроить новые отношения с соседними племенами. Агтулх, с настоящим — ты и наше будущее, ведь именно твои дети откроют для всех нас новый мир, мир, в котором сошедшие с небес боги сольются воедино с простыми смертными. Теперь я поняла… я поняла тебя, хитрый старый лис.