— Капитан! — забравшись на мачту, воскликнула одна из разведчиц. — Там на берегу я вижу следы волочения… Хотя… это дорога, там брёвна!
«Тянули пушку, используя круглые бревна?» — Ход капитану показался логичным, а вот то, что враг оставил за собой столь очевидный след, наоборот, подозрительно. «Засада?» — Наверняка, они ждут в джунглях, на берегу. Только высадимся, начнём движение, как опять толпа из зверья накинется.
— Возвращаемся, уходим! — кричит капитан и тут же видит: на двух соседних холмах у входа в бухту поднимаются силуэты. Десятки силуэтов. В руках у них луки и стрелы; они ждали их захода в бухту, а теперь, услышав, что враг собирается бежать, перестали прятаться и ждали в этом узком, смертельно опасном ущелье. — Сучье племя…
Сейчас Хредичи находилась между берегом-накованльей и молотом-выходом из бухты. Врагов много, они вооружены дальнобойным оружием и находятся на возвышенности, в то время как они в низине, на открытой воде в лодках. Расчитывать можно лишь на прочность шлемов, кирасс, да…
— Харора, прикажи бабам с галеры тянуть все старые вёсла, щитки, крышки; будем прикрываться ими и прорываться, — отдает команду капитан. Лодки собираются в кучу, связываются на случай, если раненые гребцы одной из шлюпок не смогут продолжить грести. Выход из бухты просматривается идеально, самая главная проблема — это нависающие над ними дикие племена, да волны, которые сильные Хрякен без труда покорят своими вёслами. Главное — прорваться на большую воду.
Как и предполагала капитан, заметив, что они не спешат высаживаться, на берегу показалось также несколько силуэтов воинственных, голых аборигенок, вооружённых своими любимыми луками. Хредичи мысленно благодарила Господа за свою рассудительность; вместе с командой строила укрытия, готовилась к прорыву. Такая простая ловушка, такая глупость — заводить сюда всех и сразу… Почти сто сорок смелых воительниц оказались в окружении из-за её недальновидности… Хотя, нет, скорее из-за хитрости и коварства их врага, использовавшего судно как приманку. Они знали, что Республика, уверенная в своих судах, без страха подойдёт к тому, что осталось брошенным на воде. В то же время, как сами не собирались драться в море, устроили ловушку на суше.
Скамейки и вырванные из галеры доски пола, столы, разбитые пополам пустые бочки. Используя весь возможный мусор в качестве щитов и укрытий, Хредичи отдаёт приказ:
— Прорываемся!
Все шесть лодок двинулись в широкое горлышко бухты. В движение пришли и коварные варвары. С первыми загоревшимися на холмах факелами капитан поняла: так просто нас не отпустят.
Первые стрелы, недолетая, стали плюхаться в двадцати метрах. Всё ближе и ближе враг пристреливался, а это значило, что и республиканцам тоже предстояло прощупать почву или хотя бы попытаться припугнуть вражеских стрелков. В поднятые деревянные баррикады вонзается первая из стрел; в ответ на это со всех щелей лодок в кетти открывается одиночный огонь. Столбы дыма поднимаются всё выше, все и вся стреляют во всё, что неподвижно или движется. Кетти точечно, пристрелочно всё чаще попадают по врагу простыми и горящими стрелами, в то время как бойцы Рагозии только и могут, что бить наугад. Дистанция между ними и дикарями слишком велика; к тому же они в низине.
Чистка, забивка, выстрел, ещё, ещё и ещё. Вражеские лучники засыпали капитана стрелами, в то время как их пули едва ли достигали цели. Враг в метрах двухсот, а их оружие… оно непригодно для подобного боя. Одна из стрел, выпущенных залпом, находит брешь среди заслонов, сколоченных на скорую руку щитов, змеёй просачиваясь, ударяется в кирасу Хредичи. Тычок да царапина, не более, но морально постоянный обстрел и видение того, как их продолжают безнаказанно атаковать, давили как на капитана, так и на команду. С первыми ранениями, ослаблениями и всё новыми, открывающимися брешами всё больше и больше разведчиц капитана получали новые увечья.
— Собрались, суки! — ревёт капитан, видя, как их лодка вот-вот пересечёт первую половину пути и выйдет через скальные врата. — Ещё чуть-чуть осталось!
Лишь воскликнув это, Хредичи, через щели щитов видит, как у подножья, у самого берега, в движении приходят несколько кошек. С одной и другой стороны они что-то тянут, растягивают, и капитан, кинув взгляд вперёд, ужаснулась. Сети! Враг растягивал сети!
Первая из лодок упирается в невидимую преграду. Её начинает разворачивать, гребцы, не понимая, в чём проблема, налегают ещё сильнее, гребут из всех сил, но из-за преграды, едва поднявшейся над водой, не могут сдвинуться и на метр вперед.
— Верёвки, сети, режьте сети! — кричит капитан. Исполняя её приказ, вперёд бросается помощница Харора. Выскакивая из укрытия, она тут же получает стрелу в грудь. Кирасса держит, пошатнувшись, откинув огнестрельное оружие, Харора выхватывает свой клинок, повиснув на носу шлюпки, хлёстким ударом пытается разрубить преграду. Удар, ещё удар… Смертельные стрелы падают вокруг, одна пробивает Харору ногу, но та, не замечая, продолжает наносить удар за ударом, пока одна из стрел, найдя брешь между шлемом и кирассой, проходит сквозь шею храброго солдата. Клинок падает из рук Харору, пошатнувшись, она взглядом, полным ужаса, предсмертным, окинула капитана и команду, после чего свалилась за борт. Лодки начинают упираться одна в другую, последняя, уже объята пламенем, женщины оттуда начинают перебираться в соседние шлюпки, бросая раненых, погибая под непрекращающимся огнём. Республиканцы давно перестали отстреливаться, все их силы и попытки сосредоточились лишь на одном: желании вырваться из треклятых, раскинутых дикарями сетей.
Все шесть лодок уперлись в коварную преграду. Одна за другой воительницы падали замертво. Напуганные, растерянные, потерявшиеся в пространстве, думая, что делают ошибку за ошибкой, подставляя себя и товарищей, они гибли. «Смерть их не прекратится до тех пор, пока мы не вернём себе свободу!» — капитан берёт с собой трёх помощниц, все, как и она, самоубийцы, те, кто в случае надобности полезут в воду, будут зубами грызть последние из препятствий перед спасением остальных.
«Позор, какой позор…» Под огнём дикарей и прикрытием из мусора, пытается разрубить своим клинком путы Хредичи. Сначала форт, теперь здесь, с её лучшим отрядом, их возили как слепых только что родившихся поросят, безнаказанно убивали, когда они даже не могли ответить. Отчаяние, жажда мести, отмщения — всё слилось в едином эмоциональном порыве. Одна из защищавших капитана женщин за мертво сваливается в воду. На смену, прыгая между лодками, порываются ещё двое, и ни одна из них не добирается. Стрела за стрелой, в ногу, бедро, зад, плечо; их прошивают, оставляя истекать кровью на потеху продолжающим истреблять их дикарям. С пеной у рта, разрезая последние путы, Хредичи вспоминала первый бой на берегу, ту безоговорочную победу и мысли, что вся компания станет подобной тому бою — лёгкой, быстрой.
— Сука… да режься ты, блять! — кричит капитан на неподдающийся канат в тот момент, когда на ней, стеной из плоти, повисла подчинённая, закрывшая её своим телом. Верёвка сдалась, наконец-то! Хредичи, подхватив рукой соратницу, что всё ещё болезненно мычала, оглядывается на свой разведотряд. Боль командира за своё войско охватывает разум, сжимает сердце. Три из шести лодок полностью охвачены пламенем. Крича и вереща, из последних сил, за борт переваливаются раненые, а те, кто не может двигаться, от боли и ужаса, сгорая во огне, кричат во всё горло, вселяя страх в сердца ещё живых. В битве между луками и порохом победило коварство, стрелы, знание своего оружия и оружия врага.
— Гребите, гребите, если хотите жить! — кричит капитан и гребцы, расталкивая раненых и мёртвых, наваливаются на вёсла. Дальше путь к спасению, к выживанию. — Гребите и стреляйте! Стреляйте и гребите, боритесь, если хотите жить!
Лодки преодолевают заветную половину пути, проходят «мертвые ворота». Стрелы всё так же сыплются; теперь, чтобы сбросить балласт, приходится резать собственные канаты, связывавшие ещё живых с пылающими позади лодками. От выжившей половины убавилось ещё около десяти жизней. Почти не осталось тех, кто не имел ран, кто был полностью здоров. Хредичи потерпела сокрушительное поражение; она кляла себя и в то же время благодарила небо за возможность выжить, за то, что небеса смилостивились и…
Выстрел пушки, как гром среди ясного неба. Оглянувшись, капитан видит на холме столб белого дыма, а после, как рябью, бьющейся по волнам, приближался картечный залп. Тело её обожгло, голову запрокинуло, рука, плечо и в голову, в правый глаз… Картечь, пробивая доски и обшивку шлюпок, покрыла огромное пространство. Многие взвыли от боли, запищали от ран, и только капитан Хредичи, оттолкнув от весла убитую, наплевав на раны, отказываясь умирать, закричала:
— Гребите, суки, гребите, если хотите жить!
Два часа спустя, второй форт Республики Рагозия.
Над истекшей кровью павшей капитаном Хредичи, погибшей, спасая своих солдат, стоял высший командный состав. Все, включая адмирала Рогинию, сняв шляпы и шлемы, склонились перед силой, стойкостью и смелостью павшего героя республики. Защитница чести, храбрый ветеран, воин, переживший сотню битв, пала смертью достойной воина, спасая других. Описанная разведчиками засада оказалась на совершенно ином уровне, нежели та самоубийственная атака неделю назад. Словно стиль боя врага изменился, словно новый, хитрый, жестокий и уверенный в своей тактике враг пришёл к командованию племенами дикарей. Подобное изменение адмирал Рогиния не могла оставить без внимания. Теперь варвары имели пушки, пригодные для обстрела и разрушения их стен. Они имели порох, ядра, картечь, оружие, а также сведения, хранившиеся в капитанской каюте. Там были маршруты поставок, стоянок, данные о войсках и кораблях, которые республика планировала использовать для покорения и освоения земель. И именно информация, касающаяся планов аборигенов, стала самой опасной, способной разрушить все планы адмирала. Теперь, заполучив в руки столь ценную информацию, дикари совместно с их северными кураторами могли полностью понять, как сильно республика пренебрегла их жизнями и с какой радостью заковала бы их в цепи и продала за пределы материка.