— Спасибо! Спасибо вам, о Агтулх Кацп…утль…тут… — Перепутав название, залепетала воительница, тут же получив от Кетти пощёчину, сильную, порезавшую ей щёку когтями.
— Агтулх Кацепт Каутль! — рявкнула Кетти. — Запомни и не смей поганить его ноги своими грязными слюнями!
— Простите, я просто хотела поблагодарить, сказать спасибо, прошу, не гневайтесь, Агтулх! — Продолжает извиняться и кланяться пленница.
— Всё хорошо, — успокаивающим тоном говорю я, — а ты не смей бить их без моего приказа, — рыкнул я на кошку, и та так же склонила голову. — Среди вас остались лидеры, те, кто руководил отрядом до нападения? Говори честно, без страха. Они не пострадают, и более того, как и ранее, получат возможность занимать свои руководящие должности в вашем будущем лагере.
— Задача, за которой нас застали в момент выполнения приказа, не требовала наличия в наших рядах крупных чинов. Из выживших боевым званием владею лишь я. Эрна Дис, дочь купчихи Аноры Дис, второй десятник третьей сотни первой штурмовой морской тысячи.
Интересное звание. Ещё и какая-то, видимо, аристократка, раз упомянула мать. Может, получится даже выкуп запросить. Так, стоп, она сказала, что десятник, а здесь их человекза двадцать, может, остальные десятники тоже тут, и их тоже получится продать?
— Где остальные десятники? — Спрашиваю я.
— Погибли. Для десятника плен — это позор. Я бы тоже дралась до смерти, но… — Девушка умолкла, склонив и чуть повернув голову, показала свой затылок. Её вырубили во время боя, и уже после пленили.
— Хорошо, что ты осталась жива. — Играя на публику, строя из себя добряка, подхожу ближе, достаю оторванный кусочек старой майки и утираю кровь со щеки. — Жизнь бесценна, а вы слишком молоды и красивы, чтобы умирать за своих господ, золото или то, что вам там пообещали…
Говоря это, я глядел в её женские, полные непониманием глаза. Сейчас, она даже если бы и хотела оспорить мои слова, не могла этого сделать. Спорить со мной и с моим проявлением заботы — это то же, что досрочно отправиться в царство мёртвых.
— Вы так добры, — виновато опустив золотые глаза с черным «минусом» посередине зрачка, говорит десятница.
— Да, я добр, — убрав платок, говорю я и, подняв взгляд, придаю ему суровость. — Вы прибыли убивать, грабить и насиловать таких, как я. Лучшим решением для моей собственной защиты было бы приказать поступить с вами так же, как вы собирались поступить с моими Кетти, с моими сёстрами! Но я так не поступлю. Потом и кровью вы отплатите за мою доброту и заботу, а после вернётесь домой. Эрна Дис! — Вырвав клинок из рук кошки, показушно направляю его на пленницу. Та, стиснув зубы и приготовившись к смерти, отвечает:
— Я…
— Отныне ты и твои солдаты — мои подчинённые. Беспрекословно выполняйте все мои указания, а после, клянусь именем Агтулх Кацепт Каутль, вы вернётесь домой, живыми и невредимыми! — Воскликнул так, чтобы каждая из пленниц слышала.
— Клянусь фамилией Дис, я не сбегу. За милость и пощаду для моих солдат отплачу верной службой, потом и кровью, — вновь уставилась лбом в землю десятница.
Хороший ответ, она определённо мне нравится.
Глава 33
Несколько дней спустя.
— Дедушка, что-то вы со своими кошечками стали частенько к нам захаживать… — Накручивая медоеду бигуди, хихикала работница бьютииндустрии, вчерашняя волейболистка, студентка и начинающий парикмахер Лада.
— Нравится мне, какие ты кудряшки делаешь. Вот и местных приобщить пытаюсь. — Держа руку на плече едва сдерживающейся от недовольства, Рабнир говорит Добрыня. Медоеды очень любили свои короткие, крепкие волосы; при этом ненавидели всё горячее и теплое, что могло их повредить. Лишь благодаря храбрости и верности делу Рабнир остальные два десятка воительниц, впиваясь когтями в свои ляжки, сидели смирно, перетерпели столь подлое надругательство над истинной красотой рода медоеда.
— Агтулх, не смотри, я выгляжу уродиной… — С дрожащей нижней губой таращилась на меня Рабнир. Казалось, ничто в этом мире не может заставить медоеда плакать, но то состояние, беспомощность от моего приказа и приказа деда ломали её.
— Ты само очарование, Рабнир. Самый красивый медоед из всех, — успокаивал девушку я. Сколько бы добрых слов я ей ни говорил, эффект проходил крайне быстро. Она начинала ерзать, дергаться, рычать, выпускать когти и бормотать себе под нос угрозы. То же касалось и других медоедов, коих сдерживал факт того, что их лидер всё ещё сдерживается мной. Племя вспыльчивых, агрессивных, на всю голову отбитых гопников животного мира — вот кто такие медоеды.
— Бать, собираешься напасть на их лагерь?
— А… — Удивился дед, — Ха-ха, нихрена себе, а ты как пронюхал?
— Птичка на крыле принесла, — отвечаю на смех Добрыни простой улыбкой. Всё же, моменты, когда удавалось его переиграть, удивить, выдавались редко. Особенно после той многоходовки, которую он разыграл с пленницами. Поверить не могу, старый плут, он знал, что я не позволю просто взять и казнить пленниц. Более того, он через кошек (скорее всего) подослал мне одну из баб, после чего спровоцировал мои действия и давление на Олай. Всё так красиво обставил! Ебучий злой гений, вот просто, снимаю шляпу перед этим героем. Добрыня, ты реально машина.
— Понял, волейболистки, что штопали и мыли форму, проболтались? — заключил дед.
— В точку, — ответил я. — Ну так что, расскажешь мне свой план?
— Пожалуй, расскажу, — кивнул дед. — Переодену медоедов в форму Республики, выдам оружие, порох, все дела. Сегодня ночью местные ведьмы обещают непогоду, очередной ливень, но только быстрый, пройдет, зацепив краем. Под шумок попробуем подобраться к стенам, вырезать караул, открыть ворота и как-то их сломать, либо сделать так, чтобы не закрылись. Ну а потом…
— Гончья и те наглые, синеглазые? — спросил я.
— Да, они самые, — ответил дед. — Их владычица, Лея Три Шрама, положила на тебя глаз. Вернее, сначала на меня, но потом, когда я сказал, что у меня есть сын, то её предпочтения изменились.
Добрыня говорил о хищнице, девочке-кошке из рода пантер, что приходили к Кетти лишь тогда, когда узнавали о появлении вторженцев. Их племя являлось кочующим отрядом, с всего одним самцом, который сейчас уже находился в возрасте пятидесяти пяти сезонов и терял свою мужскую силу. Они всегда приходили сами, неожиданно, тогда, когда хотели; так же было и в этот раз. Заявившись в поселении, их вождь, без страха быть плененной, прогуливалась среди бела дня между шатрами, заметила меня у огороженной территории с детьми, и после этого началось… Цветы, украшения, трофейная дичь, очень много подарков. Стали появляться в поселении и другие девочки-пантерки. Их смуглые, сильные тела, контрастирующие с яркими голубыми глазами, действительно выглядели сногсшибательно. Вот только племя это являлось крайне вольнолюбивым. Они не признавали над собой власти других, более того, постоянно сами распадались на малые группы, уходя при малейшем ущемлении со стороны семьи. Потому-то и жили малыми группами, одна из которых так удачно «скорешилась» с Кетти.
— Мне нужно, чтобы пару моих охотниц забеременело, — говорит пантерка.
— И я сделаю это без труда, если вы сделаете кое-что для нас, — отвечал я.
В общем, говоря размывчато и без конкретики, сначала мне казалось, что общего знаменателя достичь не получится. Как же я удивился, когда увидел в детском саду новую молодёжь, а после — и новый шатёр в поселении, который разбили для своей семьи пантеры. «Они решили остаться, примкнуть к нам, благодаря тебе», — откровенно похвалив, заявила Олай Дав-Вай, а после тем же вечером передала моим девочкам-волейболисткам пару живых курочек. Так вождь выразила свою признательность; на этих пантер старуха давно положила глаз. Случайно или нет, мы сошлись, подружились, через детей начали общаться. Добрососедские отношения установились быстро, после чего вождь племени Кетти лично выразила мне благодарность теми самыми курами. Она думала, что наши их тут же захуячат, пустят на мясо и сожрут. Ха! Эти девочки даже рыбу убивая умудрялись плакать (хотя тётя Вера делала это с улыбкой). Волейболистки построили курятник, загон, стали кормить кур и… о чудо, собирать яйца! Я ахуел, когда узнал, что некоторым видам куриных и пернатых вообще не нужен петух, чтобы нести яйца. Нонсенс, открытие и, о чудо, спортсменки стали докучать Добрыне вопросами о том, как в этом мире соорудить «инкубатор для цыплят». В общем, случившееся с курочками, оставило хорошее впечатление для наших гостей, заинтересовало их.
— И сколько уже набралось в твоей армии? — отвлекшись от недавних воспоминаний, спросил я у Добрыни.
— Ну… — Батя задумался, пожал плечами. — С тем, что мы подобрали со дна, потом с разбитого отряда водоносов, ружей этак под семьдесят и четыре пушки…
Что? Стоп… Нихуя себе, подожди… Пушки? То есть не одна? Я знал о галере, слышал о подвиге «Морских кошек» Добрыни и о том, что галера не дошла до берега. Но как он это сделал? Хотя это не важно, ведь я спрашивал не о том.
— Пушки и ружья — это круто, но я о другом. Сколько у тебя людей? — вновь спросил я.
— Боеспособных около девяти десятков, — ответил дед, явно имея с кем-то проблемы. Иначе, наверняка, назвал бы точное число.
— А врагов? В лагере?
— От трёхста до пятиста осталось, со слов наблюдателей, — ответил батя. Херня какая-то получается. Он что, реально хочет своей кучкой напасть на тех, кого больше? Есть ведь вариант, что разведчицы, слабообразованные, общитались и врагов в разы больше. Да и, вроде как, он сам говорил, что раньше их было больше. Странно, очень странно. — Тоже думаешь, что их слишком много?
Я хотел было кивнуть, но перспектива, та возможность, что маячила на горизонте, затмила здравый смысл. Если Добрыне удастся войти в крепость, пленить столь большое число захватчиц и захватить форт, а после установить на его стенах пушки… Мы получим контроль над береговой линией, а с ним возможность обстреливать галеры противника, неспособные к дальним морским переходам. Там, в том перевалочном форте, наверняка тоже есть пушки, боезапас, провиант, винтовки и, конечно же,