ажал её руки над головой и целился, она выглядела растерянной, покорной, неопытной и стеснительной, словно это был её первый раз. Лишь на мгновение, перед тем как мой член проник в неё, я задумался: вдруг она и вправду девственница? Тугая и горячая, она зажмурилась, когда головка обо что-то уперлась. Снизу, из щелочки её, показалось пару капелек крови. На мгновение я запаниковал. Может быть, это именно я ей был противен как представитель другого вида? Заметив мою слабость, проявившую себя в удивлённом лице, Нортпух вырвала свои ручки из моего нежного захвата, обхватила меня за пояс и кувырком подмяла под себя.
— Ты уже понял, да? — Сидя сверху, с красными от смущения щеками и серьёзным взглядом, проговорила пташка, — Матери ни слова.
— Зачем ты её обманывала, говоря, что спишь с самцами?
— Затем что я выше низменных инстинктов. Я Нортпух — воин, стремящийся заслужить у богов право вернуться в небо! Я не животное, и соитие, дети, оседлая жизнь только задержат моё возвышение!
Вот как. Очередная прешибленная, верящая в какие-то надуманные идеалы и мечтающая летать как птица. Мне и вправду не стоило трогать её, теперь она всю жизнь будет винить меня в том, что я лишил её чести, а без неё боги никогда не дадут ей крылья. Ну или что-то в этом роде.
— Извини. У тебя великая цель, а я поступил бесчестно, завалив тебя на кровать. — Говорю я, глядя в золотые глаза.
Подавшись вперёд, свесив надо мной свои молочные холмы, Нортпух спрашивает:
— То, что ты сказал обо мне, о моей мечте, о теле, ты правда так думаешь? — Её лицо замерло всего в двадцати сантиметрах от моего. Грудью своей я чувствовал щекотливые касания её торчащих сосков. Ощущая её горячее тело, чувствуя сильные ноги поверх живота, сильные и в то же время мягкие кисти, вжавшие в кровать мои руки. Ещё и это сногсшибательное тело, фигура, голос.
— Правда. — Говорю я, и девушка тут же губами своими впивается в мои. Это не засос, это не поцелуй с языком, она просто касается моих губ, пытается сделать то, о чём, видимо, даже ничего не знает. Первым в её ротик вторгся я, сквозь зубки кончиком коснулся её язычка, та, вздрогнув всем телом на мне, тут же решила попытаться повторить. Неумелый, очень долгий, полный страсти и неудачных решений поцелуй затянулся на несколько минут. Он бы длился дольше, если бы в какой-то момент кто-то от страсти едва не забыл, что нужно дышать. Бедра её стали ерзать, искать член, и сама девушка, всё так же боясь оторваться от моих губ, начала кидать косые взгляды в сторону моего паха.
— Нортпух, — когда та явно решила вернуться к тому, на чём мы остановились, обратился к ней я. — Ты уверена? Я не хочу быть тем, кто заберет у тебя мечту обрести крылья.
Рука её шалила у меня в области паха, едва я сказал это, как девушка встрепянулась и громко произнесла:
— Крылья⁈ — В ту же секунду рука её наткнулась на мой член. Она сжала его, затем отпустила, потом опять сжала. Она думала, умела думать, и я точно не хотел обрести себе в её симпатичном личике врага. Правой, свободной рукой коснулся её ноги, и только открыл рот, как услышал… — В жопу крылья!
Рукой своей сильной она направляет мой член в свою киску, затем, резко, без особых прелюдий решает на него сесть. Ой зря…
Лицо её изменилось; я видел в нём боль и неготовность к этим ощущениям. В то же время, сам ощутил, как же там узко, и что член мой, если она продолжит в том же духе, может просто взять и сломать.
— Это не то чувство, что сначала… — Прикусив губу, закряхтела болезненно Нортпух, явно жалея о своих громких словах.
— Слезай…
— Нет, всё хорошо! — Испугалась девушка.
— Всё и вправду хорошо, только ты слишком резкая. Давай лучше я поведу.
— К-куда поведешь? — Продолжая тупить, спросила красотка.
— К наслаждению. — Прихватив её пальцами руки за сосок, потянул в сторону, и сделав немного больно, таки заставил с меня слезть. Кувырок! Мы вновь возвращаемся к той миссионерской позе, с которой начали, она снизу, я сверху.
— А… а что мне делать? Агтулх, я могу…
Я затыкаю её болтливый ротик своим, осторожно пристраиваюсь снизу, и после, начав двигаться деликатно и осторожно, проговорил:
— Расслабься и получай удовольствие.
Необходимые условия выполнены, Алексей получает 9 уровень. Поздравляем!
Запущен процесс эволюции. Бонусы будут начислены при получении 10-го уровня.
Алексей получает новый пассивный навык: «Небесный посланник»!
Улучшен пассивный навык: «Истребитель Ереси» уровень 2!
Получены божественные послания:
Послание 1: Бог плодородия поздравляет своего избранника!
Послание 2: Бог неба злится, вы украли у него последователя!
Послание 3: Бог неба взывает к другим богам.
Послание 4: Бог плодородия смеётся с Бога неба!
Послание 5: Бог смерти просыпается из-за гнева Бога неба!
На следующее утро. Рабнир и Гончья.
Измазав себя грязью, сухой листвой и травой, припав у пышного куста, из-под которого открывался отличный вид на лагерь предателей Пандца и подчинившихся им отщепенцев, Рабнир уже как сутки продолжала недовольно ворчать на Гончью:
— Агтулх будет злиться.
— Он тебя похвалит, — на протяжении суток стойко перенося зудение Медоеда, спокойно отвечала Гончья. В последнее время статус её сестёр в Федерации сильно понизился. Виной тому Чав-Чав и случившееся на маршруте патруля. Многие старейшины в открытую высказывали своё недоверие к Гончьим, не ровен час, в Джунглях нашлось бы столь же быстрое и обладающее острым нюхом племя, после чего Гончья думала, что от них избавятся. Именно желание доказать свою полезность и верность вынудило её обратиться к той, кого Агтулх точно никогда не заподозрит в измене, а именно Рабнир.
«С ней-то мы точно чего-нибудь вынюхаем!» — убеждала себя воительница.
— Он меня и так хвалит каждый день. Мне хватает…
— Значит, будет хвалить ещё больше.
— Ещё больше? Ну знаешь… Хотя, я ведь не всегда буду беременной. Вот разрожусь и скажу ему, чтобы не хвалил, а дальше… детей со мной делал. — Рабнир тяжело вздохнула… — а потом опять придется похвалу заслуживать и ходить без этого… кекса!
— Т-с-с-с. — Зашипела на подругу Гончья, когда та, забыв, где находится, повысила голос. — Тише будь. И не Кекса, а секса, так Агтулх называет сношение.
— Да не важно, как оно зовётся, главное, как там снизу чувствуется. — Многозначительно прошептала Рабнир. Внезапно пристальный взгляд её заметил нечто странное. — Ой, смотри, а кто это там с лысым, длинным хвостом и… какого хуя Они там делают? Это же Жураль с Ясом, а рядом Туту, Сирель, Шта-та. Это ведь наши.
Заметив сестёр по крови, четверо из которых происходили из рода Чав-Чав и одна из Кетти, Гончья сразу всё поняла. То, в чём подозревают Чав-Чав в Федерации, не пустой звук, и правды в их словах столько же, сколько и неправды. Предатели есть, и то, что они видели, тому лучшее доказательство.
— Это то, о чём я думаю? — Глаза Рабнир в гневе загорелись жёлтым огнём, когти впились в землю.
— Опусти голову в грязь, Рабнир. Жажда крови в твоих глазах сейчас ярче солнца. — Командует Гончья и подруга послушно опускает взгляд. — Да, ты всё правильно поняла. Скорее всего, они предатели или разведчики Добрыни. Хотя ни одной из них в списке командующего не числилось.
— Убьём их, как только покинут вражеский лагерь, — говорит Рабнир.
— Нет, поступим умнее, — говорит Гончья.
— Я не умею умнее. Я умею убивать, они враги, нет, хуже, они — предатели. Слишком опасно пускать в селение. — Требовала расправы Рабнир.
— Там четыре Чав-Чав и одна глазастая Кетти. Если нападём и не убьём разом, они разбегутся в разные стороны, а после расскажут, что их обнаружили этой лысохвостой… что это вообще за племя такое. Может, болеет?
— Крысиное племя, — говорит медоед. — Ещё тот, от кого я произошла, рассказывал, что его бабка в какой-то войне племён участвовала и была обманута лысохвостыми Крысами. Они натравили на медоедов всех соседей; все желали нам вреда, и что-то произошло. Наверняка крысы проиграли войну, вскрылась правда, и в джунглях началась новая охота, теперь на их. Думала, всех этих коварных тварей истребили.
— Всех да не всех, — пробормотала Гончья. — Смотри, как мы поступим. Пойдём за ними следом, если надо, пустим в деревню и сообщим Добрыне с Агтулх всё, что знаем. Там же расскажем о крысе, об этом месте и том, как к нему подобраться, а затем…
Внезапно одна из Чав-Чав как-то странно поглядела в сторону их куста. Шерсть на теле Гончьей стала дыбом, звериное, шестое чувство забило тревогу.
— Что затем? — перепросила Рабнир.
— Забудь. Оборачивайся в зверя и медленно, вместе со мной отползай назад. — Показала клыки Гончья. — По ходу нас заметили.
Одна из Чав-Чав вскинув руку, что-то крикнула! Крыса оглянулась, тут же накинув на голову плащ, прячет лицо, хвост и сразу же даёт деру в противоположную от набегающей толпы сторону. Яркие глаза, аура безумца… — раскрыли позиции медоеда, коего в джунглях мало с кем можно было спутать.
— Бежим! — воскликнула Гончья, вскочив на ноги, прихватывает за хвост и помогает встать на ноги подруге.
Стрелы и камни летели им в догонку, преследователи кричали, и с каждой новой пройденной сотней метров их голосов становилось всё больше и больше. Гончья бежала быстро: длинные ноги, сильные мышцы, худощавое тело и звание «лучшей в преследовании добычи» постоянно разделяли их с Рабнир. Гончья знала, она могла убежать, никто бы её не догнал, но в тот же момент, она осознавала, что именно из-за её прихоти верная ей, последняя, ещё и беременная подруга, погибнет по её глупости, из-за её гордыни и попытки доказать свою верность и преданность Агтулх.
Впереди была переправа, высокая, состоящая из огромного ствола поваленного дерева, по которому одновременно в ряд могло пройти до пяти существ. Сбавляя ход, держась рядом с Рабнир, Гончья искала выход, пыталась придумать план, в котором ей бы удалось сбросить это гигантское древо и спасти подругу.