Ой, кажется, я отвлёкся, так вот, Уилсон, когда батя разбил лагерь республики… эм… не помню, как её звали.
— Республики Рагозия. — Произнесла некто из списка работниц, проходивших мимо.
— О, точно, Рагозия, спаси… что? Я что, говорю вслух? — Мои уши покраснели, и причиной тому явно не солнце, и та тень, в которой я ошивался.
— Наверное, начальник, я ничего не слышала, просто мимо проходила. — Замялась, понимая, что выдала лишнее, женщина в красных рваных штанах и такой же красной рваной сорочке, прикрывавшей средних размеров грудь. Это была рабыня, одна из республиканок, захваченных Добрыней. Мы их использовали для создания укреплений на берегу, для расчистки территорий под будущие посевы, а также держали на случай, если враг внезапно захочет устроить переговоры или обмен пленными. В прошлом мне пришлось постараться, чтобы кровожадная староста Олай не пустила их под нож, используя казнь как метод устрашения. В последующем именно тот факт, что пленниц у нас стало слишком много, и стал причиной объединения поселения беременных и основного лагеря. Пленных стало слишком много, а смотреть за ними некому. Потому на совете старейшин и было принято решение о создании главного лагеря — города-крепости, что станет основным лагерем государства, названного Федерацией племён. В выборе названия страны, кстати, я тоже принимал участие. Споры ходили долгие, в горячке, пару раз чуть рубилова не началось. Слава богу, идея, предложенная моими девочками, после озвученная мной, сразу понравилась хищницам, стала нашим общим новым названием. Интересно, с чего бы? Может, я уже начинаю понимать, чего они хотят? Хотя это вряд ли, ведь вопросы по названию всё же были: одни — «что такое федерация?» Ну не суть, главное, всем понравилось!
— Как у вас с кормёжкой? Всего хватает? — Оторвавшись от воспоминаний, спросил я у рабыни, чем застопорил работу. Их по одной не пускали, только группами. Вслед за первой встало ещё пятеро, а с ними и «часовая» надзирательница. Несмотря на свой статус полубога или даже бога, я работал вместе со всеми, хотя и занимался работами, которые выполнял на отдалении. Пока рабы участвовали в лесоповале, я подыскивал подходящую, не каменистую почву для будущих грядок. Пока бабы возводили временное жильё, бараки, рыли каналы, чтобы перенаправить ручей поближе к поселению, я… я ебал мозг знахаркам Кетти, вытягивая из них информацию о съедобном, полезном, что можно растить на грядках, и том, как это должно расти. Общение с пленницами, управление ими давалось гораздо проще, ведь они не могли с меня ничего требовать. А вот с местными… У большей части кошек, не задействованных в армии, главной мечтой являлась именно беременность и следовавший за ней временной отпуск, отдых, где к «Дарующей жизнь» относились как к… к беременной мамочке, холили и лелеяли. Никто из кошек не хотел работать, при этом все знали о приказе Олай, строго запрещавшем склонять меня к интимной близости. Почему? Потому что я отличился особой меткостью… почти за раз обрюхатив и выбив из строя лучшего воина, а с ней — дочь старосты. И если беременности доченьки Олай была рада, то вот с первой возникли проблемки.
Потому-то и приходилось мне лизоблюдствовать, не в плане отлизывать, а именно комплиментами обхаживать целительниц Кетти, чтобы выудить хоть какие-то сведения и тем более семена. Я из кожи вон лез, чтобы пленницы, те, кто совершенно не походил на хищников, чувствовали себя в плену людьми, а не скотом или расходным мясом. Я очень старался, и они видели это…
— Агтулх… — с придыханием, выронив из рук инструмент, проговорила девушка с золотыми глазами, а также парой торчащих в небо белых рожек, растущих из лба. Белые кудрявые волосы, худые руки, ноги, почти что детское лицо и почти что идеальная кожа, лишенная шрамов. Подросток передо мной из числа насильно мобилизованных Республикой Рагозия. Таких в армии Глатческо, вражеского генерала, совсем не много. Роль «скота», убирающего за наёмниками дерьмо, готовящими еду, драющими палубу, они выполняли хорошо, а вот в бою…
— Что-то случилось? — Когда девушка сделала ко мне шаг, навстречу ей вышла моя личная телохранительница, и я придержал последнюю. Кошка, взглянув на «овцу», на голову меньше её, показала зубы, едва звучно шикнула. Вот сучка! Не позволю шипеть на своих рабо… рабочих, я хотел сказать — рабочих!
— Говори без утайки! Если моя Кетти посмела нарушить приказ и ударила кого-то не за что, я накажу её, другим в назидание.
Кошка рядом со мной сверкнула обидчивыми зелеными глазами. Её нижняя губа дернулась. Хоть она ничего скорее всего и не делала, виновато опустила голову и ушла мне за спину.
— Боже правый, нет! — Взволнованно повысила голос «невинная овечка». — Ваши Кетти самые честные, самые справедливые, самые-самые… — От волнения говорунья тяжело задышала, а вот та, кто ещё минуту назад на неё шипела, расплылась в улыбке, распушившимся хвостом завиляла и ещё с барского плеча выдала:
— Отдышись пленница, говори спокойнее, тебя не торопят…
Кетти очень любят лесть.
— Да… — выдала овечка. — Спасибо, благородный воин, и вам, Богоподобный Агтулх. От имени себя и сестёр прошу позволить нам остаться!
— А? — Глаз кошки нервно дернулся.
— Чего? — Не расслышав, переспросил я. — Позвольте узнать, зачем? Дома вас ждут семьи, теплая перина, горячий ужин, уютные дома…
— И тринадцать лет повинности. — Внезапно, взявшись из ниоткуда, проговорила тётушка Вера, наш шеф-повар. — Они «Седьмые дети», семьи. В республике Рагозия каждый седьмой ребёнок принадлежит армии. По возвращению на родину их ждет суд, возвращение в армию, а после — очередная война.
— Война? — Переспросил я. — Тётя Вера, вы с каких пор стали военным экспертом?
— С тех самых, когда стала отвечать за кухню. — Уперевшись руками в пухлые бока, сказала тётка. — Да и не секрет это, тебя просто специально держат как можно дальше от политики, Добрыня приказал.
— Батя… — прорычал я. Всё моё мужское украсть решил!
— А ты на старого нерычи. — Шмякнула меня по плечу полотенцем тётка. — Он ради нас всех старается, и этих, кстати, тоже… Говорят… — Кошка, телохранительница, резким взглядом велела тётушке Вере умолкнуть, но та даже не заметила угрожающего взгляда. — Говорят, у берегов опять черные паруса видели.
— Галеры Рагозии? — Тут же спросил я.
— Нет, — с тяжестью в голосе протянула тётушка. — Это были точно не галеры и точно не Рагозия…
Глава 2
На следующий день.
Новый враг, далёкий, в то же время с известным флагом. Красный круг с красным крестом по центру. С одной стороны, каждому современнику понятный знак, знак миролюбивой организации. С другой стороны, мир то не тот, и современники не те. Красный крест в кругу более не ассоциировался с миром, теперь этот символ означал войну. Данный опознавательный знак, герб, знамя — хз, как его правильно назвать, присудила себе самая могучая, тоталитарная, милитаристическая, жадная до денег и побед империя. Они семимильными шагами двигались по суше. Их инженеры, учёные, алхимики, военноначальники вынудили весь разрозненный цивилизованный свет впервые за тысячи лет объединиться, создавая антиимперский альянс, что сильно угрожает их статусности и личным владениям. Именно это объединение множества стран остановило расширение империи на материке, по ту сторону просторных степей и раскинувшейся за ними непроходимой горной гряды. На суше Красные кресты добились высочайших побед, а вот в море…
Из рассказов пленниц с империей мало кто решался противостоять открыто. Из смельчаков нашлось пара-тройка островных стран, а ещё они… Черные паруса, спонсируемые десятком стран, что, пользуясь поддержкой и флагами отдельных государств, не стеснялись в методах ведения дел. Если говорить понятным языком, все, кто не мог отомстить империи, шли в пираты: били имперцев, топили их и грабили, пользуясь единственным оставшимся преимуществом — морем. Любая страна, любой флот, любая плохая или хорошая «душа», могли поднять черные паруса с гербом империи вблизи берегов континента. И в то же время ни один капитан не осмелился бы выйти под их гербом в открытое море. Кто-то сбился с пути, прибился к берегу, увидев сушу, решил прикрыться теми, кого точно побоятся атаковать на суше. Они шли, думая, что их встретят свои. Увы, шли они совсем не к тем берегам.
Что будет с огромным деревянным кораблём, сопровождаемым парочкой поменьше, мы узнаем уже очень скоро. Либо от послов, либо от пленных, либо от спрятанных у береговой линии пушек. Их немного, но я думаю, бате придется применить их максимально эффективно и болезненно для того, кого он посчитает врагом. А пока…
— Леш, — нашла меня у грядок с тяпкой в руках Оксана, — там пленницы с амбаром закончили. Ну… то есть с их бараком, который ты потом собирался использовать как амбар, а сейчас он… ну, барак и…
— Пусть делают теперь кровати, — перебив девчушку, говорю я. — Подушки из трав или ещё чего…
— Так всё, — говорит Оксана.
— А?
— Готовы к заселению, говорят, всё есть, — ответила курносая, светленькая, чуть отпустившая волосы девчушка. При первой встрече, стрижка её была короткой, ещё пару сантиметров, с лёгкостью спутал бы с парнем. Сейчас же, двадцатиоднолетняя малая всего за три-четыре месяца умудрилась немножко поднабрать в весе, и даже её грудь, плоская, слегка округлилась. Хотя, может, я ошибаюсь, надумываю, всё же…
— Козёл! — скрестив руки на груди и отвернувшись, обиженно выплюнула Оки. — Если интересно, мог бы хоть раз за месяц позвать, динамо херов… В общем с работой всё, тебя ждут!
Если бы в поле была хоть одна тяжёлая дверь, ей бы непременно громко хлопнули.
Мы здесь, в этом мире, уже давно, а девчата, что возрастом минимум на год меня старше, до сих пор плохо понимают, каких трудов мне стоит пригласить к себе кого-то определённого.
Динамо я? В плане — недавалка? Да я ебусь со всеми подряд, как таксист на механике в пробке за МКАД. Я б с радостью всем себя отдал, да только вас, моих «якобы сестёр», за такую «почесть», тут же бы разорвали Кетти, а после, во имя «Агтулух», приготовили и съели кое-какие другие племена, тоже почитающие меня. Пусть я немного ультрирую с готовкой и убийствами. Но то, что озверевшие, обозлившиеся внеочередным приходом «сестры» звероженщины их подрали бы, а кого-то и вовсе убили — это стопроцентная инфа. Кетти и их союзники сейчас, во время войны, злые, голодные, бойкие, а ещё очень и очень страшные. Посттравматический синдром — диагноз довольно молодой, ему, наверное, века два или три, но эффекты его известны уже давно. Грохот пушек зацепил всех, даже тех, кто просто наблюдал за битвой со стороны. Не дай бог гроза разразится, то пиздец, пиши пропало! В лагере начинается черти что. Грохот цепляющий как Кетти, так и пленниц, которые до сих пор не привыкли к столь ужасающему звуку, создавал панику. В республиках порох и винтовки появились относительно недавно, потому многие, даже среди новобранцев, застали лишь момент, когда империя своими пушками размазывает их друзей и родственников по земле. Плохие воспоминания — дело страшное, в особенности когда утешить и опереться в минуту отчаяния не на кого. Я жалел пленниц, не так сильно как Кетти, гибнущих за свою независимость, и гораздо меньше чем ебнутых на всю голову медоедов, продолжавших устраивать в посёлке проблему за проблемой.