— Думаю, твой вопрос уместен. Я ранена, у нас много сокровищ, а Кетти и их запах для Чав-Чав, как поводок, мишень. Если хотим уйти живыми, стоило бы убить её, но, раз она согласилась сама сдаться, то почему бы и нет? Действуй, сестра Рабнир! — распрощавшись с чувством повешенной над головой смерти, воскликнула Гончья, та, кто меньше других могла сделать хоть что-то и вообще, хоть как-то со своими ранами тягаться с здоровой Кетти.
«Какие они страшные!» — верещала в себе от страха Кетти. Прижав уши и хвост, руками охватив колени, глядя снизу вверх на поднявшую над её головой лапу медоеда, она видит… Внезапно мех Рабнир стал меняться, белый, словно снег, цвет окрасился в тёмно-серый. Сначала плечи, затем руки, ноги, торс — она стала увеличиваться в размерах. Тело её росло так быстро, что незаметно для своей обладательницы стало плечами раздвигать пальмы, в тени своей огромной пряча испуганного пленника. С лица Рабнир превращалось в самое настоящее чудовище. Из лба, как худые, голодные полумесяцы, в небо устремлялись рога. И чем выше и длиннее они становились, тем сильнее искажалась их форма под влиянием тёмных чар. Тех самых чар, что изменили тело Рабнир. Кетти, застывшая у ног чудовища, того, кто недавно ставил её перед вопросом, грозившим оборвать ей жизнь, ощутила полную слабость и неготовность даже смотреть на своего палача. От страха, так и не дождавшись вопроса, она теряет сознание, тёмное пятно расползается под ней. Увидев это, Рабнир, ещё не осознавшая, что произошло, голосом из преисподни начинает хохотать, а после, обернувшись, глядит на свою подругу и говорит:
— Видала⁈ Кажется, я всё — ты следующая!(Этими словами Рабнир хотела сказать, что не сможет вести допрос. Поэтому она и решила попросить подругу сделать это вместо неё.)
Слова Рабнир, лучшей подруги Гончьей, прозвучали словно сталь, резанувшая незащищённое горло. В ужасе от увиденного, от того, во что обратилась её подруга, Гончья посчитала, что и сама сейчас обратится в чудовище, что это — наказание за расхищение могил. Животный страх отключил её сознание, струйка горячая побежала по её ногам, и женщина, опиравшаяся на посох, внезапно обмякла, едва головой не ударившись о камень.
Огромная лапа Рабнир, в которой поместилось всё тело Гончьей, подхватила добрую подругу. Выдохнув, всё так же не замечая изменений в самой себе, напрягая голову до рези в глазах, медоед смотрит на собственную лапу, подругу и начинает плакать.
— Гончья, не уменьшайся! Просыпайся, подруга, очнись, ты уменьшаешься! Скоро совсем пропадёшь! — Тресла бессознательное тело, а после, испугавшись, что подруга умерла, голосом демона на всю округу закричала:
— Н-е-е-е-е-е-т!
Глава 15
Рев неизвестного существа оказался настолько громким, что все, от правого берега, захваченного Республикой Рагозией, и до левого, где обосновалась Империя, слышали его. А ближе других к нему находились именно Кетти со своим главным поселением. Экстренный сбор старейшин выявил направление — старый склеп, заброшенный, переполненный и проклятый могильник, который, по преданиям народов кошек, нес несчастье каждому, решившему в него спуститься. По местным легендам, первые из основателей всего и вся, боги, покоились там, и духи верных их слуг, первых стражей Кетти, защищали покой бессмертных. Об этом мне поведала Кисунь, которая вновь была взята матерью на совет старейшин. Двуххвостая ревнивица, собственница, мать не спроста держала её подальше от меня, нагружая работой, связанной с контролем других беременных самок из чужих племен, а также обеспечением их всем необходимым. Она держала дочку на дистанции, лучше других зная, что Кисунь сольет мне всю информацию, все тайны, планы, которые услышит от матери. Кисунь, своенравная двуххвостая. Она могла и подлянку матери устроить, и поспорить, и даже затеять конфликт, а всё потому что она была уверена — наши с ней дети продолжат вести Кетти, всю Федерацию к светлому будущему. И ради этого, веря в меня больше, чем в мать и кого бы то ещё, она делала для меня всё, что могла.
Когда нам наконец-то вновь довелось увидеться, когда её пустили ко мне, встреча оказалась, словно я вернулся из армии, а она была той, кто дождался. Выцеловала всё моё лицо, шею, целовала руки и раз сто повторила, как скучала. В ближайшее время, пока кошки плотно займутся делом пропажи Гончьей и Рабнир, а также тем существом, оравшим на весь лес, двухвостая должна была стать моим советником. С которым мы выберем место для торговой площади, а также начнём строительство первого борделя (пардон, оговорился)… первого трактира для приезжих — проходящих гостей!
Ранее, в племени, где все друг друга знают, в торговле особого смысла не было. Собиратель придёт к охотнику, даст ему ягоды-фрукты, охотник, в ответ, — шкуры или мясо. Далее охотник пойдёт с ягодами, остатком мяса и шкур к ремесленнику, и отдаст их тому, кто сделает ему новый лук, тетиву, наконечники для стрел, нож, посуду или создаст новый колчан для стрел. Кетти знали друг друга, кто что может, и через шатёр-костер всегда могли узнать, кто и чем в обмен на что готов помочь. Так было раньше… Сейчас мы имели пленниц Рагозии, охренительно работавших с деревом, умеющих делать лодки, весла, ткань, паруса и знавших, из чего эти самые паруса делаются. Их знания, умение сделать из говна и палок стол, деревянную тарелку и ложку, что во времена Тети Веры и её стрепни жизненно необходимы, создали спрос. Умелые рабыни, очарованные мной, или же просто востребованные по профессии, очень быстро интегрировались в наше общество. У кого-то стали появляться излишки, в то же время только прибывшие и прибившиеся к нам племена, видя роскошь, в которой купаются Кетти, молча завидовали и искали выходы на тех, о ком Кетти знали чуть ли не с рождения. Рыночная площадь стала тем, что жизненно необходимо для всех, будь то умелые ремесленники или простые собиратели.
Место для рынка выбрали на поле внутри частокола, то, что больше других засорено камнями и хуже остальных обработано. Мы сеяли там какие-то стручковые, и мне, тому, кто сам кряхтел над этой грядкой, было больнее остальных отдавать приказ на его «уничтожение».
Увидев грусть в моих глазах, на выручку пришла Кисунь. Вместо того чтобы «затаптывать» после, она по-хозяйски требовательно пару раз рявкнула на тех, кто рядом с ним обосновал шатры. Особенность культурного строительства местных жителей я вновь не учёл. Уже к концу этого же дня пять шатров собрали, переместили на полсотни метров в сторону, оставив вытаптанную, утрамбованную землю, а также сохранив в покое плоды моих трудов. Теперь места хватало не только для рынка, но и для огромной таверны, из которой, через частокол, как из крепости, можно будет отстреливать наших врагов. Такой вот культурный обмен-урок произошёл у меня с Кисунь в этот день.
На следующее утро по моей просьбе было инициировано собрание с главами семей. Я рассказал что знаю о их проблемах, о том, что многие новоприбывшие завидуют из-за трофейной одежды, оружия, инструмента и объяснил им главные правила и идеи рынка.
— Каждый желающий и имеющий может прийти на рынок, выложить на нём свой товар и за свою цену предложить другому его купить. Товар не должен быть украденным у своего, не должен быть отнят у своего насильственно. Только то, что отнято у республики, наших врагов, либо же добыто честным трудом на охоте, собирательстве и в ремесле, имеет право находиться на рынке, — говорил я, а после рассказал, чем за подобное можно платить. А платить могли другие либо такими же товарами, шкурками, инструментами, едой, выпивкой или украшениями. Сейчас золото, да и вообще драгоценные металлы в поселении использовались крайне редко, они были сконцентрированы у самцов, которые, мало понимали значимость и цену украшений. Само слово «цена» носило крайне условное значение, которое большинство местных особо не понимало. Цены формировались с потолка: «если ни у кого нет — могу просить что пожелаю» — такая опасная ценовая политика встречалась повсеместно.
И именно для того чтобы привить аборигенам чувство «ценности» добытых ими припасов, я решил зайти издалека. Мы с Кисунь отправились в ясли к Кате, Оксане, другим девочкам, где рассказали о плане. План был таков: с следующего дня в яслях начнутся уроки «экономики», где детям более настойчиво начнут навязывать знания в основах математики, объяснят, на сколько она важна и в то же время опасна. Не за горами прибытия в эти земли Империи и их торговцев, которые будут навязывать местным труженицам и их детям всякий мусор, за который будут требовать невообразимую плату. На фоне этого, используя именно эту пока «несуществующую враждебность», продолжим-усложним игры с «честными и нечестными» торговцами. Одни будут стремиться ограбить, обменяв «дерьмо» за золото, другие, наоборот, дать «золото» за какое-то дерьмо. Дети должны знать, чего на их острове полным-полно, что можно добыть самим, продать, а потом купить у торговца то, что понадобится всей их семье, при этом не разорив ту самую семью. К урокам этим я крайне настойчиво потребовал запрета на азартные игры. Требование это передал как Кисунь, так и наставницам. Ведь в игре в кости, карты, наперстки глупые племенные люди могли проиграть не только своё имущество, но и саму жизнь. А добровольно продавать моих девочек, пусть и обманутых по их же собственной глупости, мы не станем. Если в зародыши не задушить эту заразу, те, кто завтра смогут давать отпор Республики или той же Империи, «вагонами» до верха забитыми поплывут в Империю в качестве рабов. Никаких азартных игр и точка!
Сегодня-завтра подчинённые Добрыни вместе с моряками Империи закончат заполнение трюмов запасами пресной воды и продовольствия. Загрузят республиканских пленниц и отправятся во свояси. Через сколько они вернутся и с какими намерениями, сказать сложно. Но, думаю, мы будем готовы ко всему. И подготовку к началу торгов я начну уже завтра. Естественно не сам, естественно при помощи «старых друзей» Кисунь. Первый ларёк через подставные лица и «фирмы» организуем именно мы. Второй и третий, кстати, тоже. У рагозийских рабынь, тех, кого продать не удалось, скопилось немного деревянных ложек и вилок. После ноты протеста Добрыни о том, «что мы слишком хорошо кормим и относимся к пленникам», возник вопрос уменьшения пайков. Джунгли — Земля обетованная. Тут еда растёт повсюду, под землёй, на земле и на деревьях. Почти всё, что летает, ползает, бегает или просто сидит и квакает, можно есть. Не говоря уже о рыбалке и том, насколько велик улов местных рыбаков. Именно поэтому на ровне с нашими подставными лицами мы разместим на рынке представителя от рабов. Их продукция будет продаваться за еду, из которой им позже и сделают обед. Столовые приборы, как и ранее, сейчас у некоторых племен востребованы. И мы попытаемся через знакомых, подвязанных к моим пальцам и пальцам Кисунь, заполнить этот пробел. Если у рабов никто ничего не купит, мы исправим это