Пленница, ощущая некое необычное влияние на свой разум и неестественное к пленницам отношение, переспрашивает:
— Меня пощадят? Я ведь хотела его сделать рабом, выдоить, высушить его змею… я ужасна…
Гончья рассмеялась в голос, и даже медоед позволила себе смеяться.
— Ну ты, подруга, даёшь… Думаешь, тут хоть одна из нас об этом не мечтала? — Гончья смеялась, заливным смехом, и даже припала на плечо пленницы. — Дурёха! Тут все самки о таком мечтают, и эта мысль, она как заклятье или проклятье, уравнивает нас всех. Агтулх Кацетпт Каутль — бог. Его семя божественно и плодородно, за без малого месяц он сумел десятерым воительницам подарков напихать. Более того, кое-какие главы из воительниц, вернув себе из плена детей, и вовсе от дел отошли. Мол, помолились, обрюхатились ещё разок и всё, в норы. Вон, эта ваша главная воительница, как её сука там звали?.. — взглянув на Рабнир, спросила Гончья.
— Я-то по чём знаю? Они все на одно лицо. Зеленые глаза, чёрный хвост, слабые… — ответила Рабнир.
Хотя пленница и поняла, о ком речь, но промолчала, понимающе закивав.
— А… так ты поняла? — переспросив Гончья, продолжила, — ну так вот, вот эта пизда, получив подарок, вернув детей, тупо свалила. Олай очень бесилась, злилась, в итоге, даже к делу Кисунь, которой не доверяла, вернула. Так сильно на всех повлияло поведение Агтулха.
— Но Кисунь ведь верна Агтулху⁉ — удивившись невозможному, зная, как староста относилась к дочери и «иноземцам», спросила пленница.
— Да, и Олай это знает, однако теперь у старой стервы нет больше той власти. Ведь в совете появился Добрыня, Беа, Панцу, Чав-Чав, Гончьи и ещё с десяток племен, что уже способны, если не сожрать, то довести Кетти до предсмертного состояния в случае мятежа и внутренней бойни, — деловито пересказывает слова целительницы Марии Гончья. — Сейчас всё зависит от одного. Не воительниц, не охотниц, не собирательниц и не старейшин. Всё зависит от того, кто уравнивает всех их в правах — Агтулх Кацетпт Каутль. На нём держится мир, и, кажется мне, более в мире нет той силы, что сможет этот его мир пошатнуть.
Глава 17
Аукай Путьчитвай, дитя племени Путьчитвай, старпом и наместница, оставленная Империей на нашем берегу. Она прибыла в нашу столицу с рассветом, под стражей кетти и медоедов, без сопровождающих собственных солдат — в гордом одиночестве. Будучи чуть выше ростом средней кошки, она обладала по-настоящему женской, песочной талией. Грудь больше, чем у медоедов и кетти, облегающие в области бедер штаны идеально подчёркивали складочку между попкой и ляжкой, а длинные черно-белые волосы…
— Кхм-кхм, Агтулх Кацепт Каутль, ваш пристальный взгляд меня пугает. — Прокашлявшись в кулак, сердито и, совсем по местным меркам, холодно поглядев на меня, заявила «ледяная королева». Верный Империи старпом — она была на острове единственной, кто мог позволить себе с подобным недовольством в глазах говорить со мной. И эта её черта… чёрт!
— Прошу простить. — Слегка наклонив голову, продолжаю изначально задуманное: — ваша внешность очень необычна для здешних краёв, залюбовался…
На смуглых щеках Аукай, на ее лице не дрогнула и мышца. Я ей только что отвесил комплимент, голову склонил! Да любая из их кошек уже бы запищала от этих слов, но не «ледяная королева».
— М-м-м, может, тогда посетим место, где мне придётся остановиться на пару дней? Пока изучаю вашу Федерацию, — всё так же спокойно отвечает женщина, — а там и любуйтесь столько, сколько хотите.
И снова мои влажные мечты об этой женщине разбиваются о ледяные, исключительно рабочие интересы. Разумеется, она заебалась от перехода по джунглям, естественно знает, что любое посягательство на меня, возможно даже постельное, может обернуться в смертельную опасность для неё и всей «экспедиции» на берегу. Это у меня всё в жизни просто — ешь, ебись да делай, что велят, и никто тебя пальцем не тронет. У Аукай всё гораздо тяжелее, страшнее, опаснее. Что ж, должен признать, эта женщина — очень достойная личность. Ведёт она себя достойнее даже самых достойных, того же капитана Стеллы. И потому я тоже возьму себя в руки, более не стану к ней приставать, покажу себя с лучшей стороны — видно же, я не в её вкусе. Признавать такое — очень обидно, особенно сейчас. Но я же всё-таки мужик, я должен заботиться о благополучии всех женщин на этом острове… ну или не всех, а хотя бы тех, кто не пытается меня убить или угнать в рабство.
Посетив с Аукай место, отданное под рынок, рассказав о будущем, об уменьшении полей в пределах частокола, расширении торговой зоны и идущей подготовке к строительству постоялого дома, получаю полное одобрение нашим планам. Более того, узнав о нашем желании увеличивать площади полей под засевы, быстро сделав выводы, она тотчас предлагает нам заказать у Империи железные плуги, тяговых быков, инструменты для обработки земли, а также их семена, которыми крестьяне Империи засеивают свои земли. В обмен имперцы могли бы забрать древесину, которой сейчас ощущается острая нехватка в строительстве торгового поста и порта, а также взять плату рабами, местными фруктами, овощами и, конечно же, золотом, жемчугом и другими «блестяшками». Цену плуга и то, сколько попросят торговцы за доставку на наш берег, ещё только предстояло обсудить. В этом вопросе я был обязан проконсультироваться со всеми — от Добрыни до Олай, потому сразу предупредил об этом гостью.
— Корабли всё равно прибудут не скоро, — подойдя к шатру и оглядев стражу, что была представлена к нему по периметру, старпом глядит на меня и сопровождающих. — Полагаю, это моё жилище?
— Временное, — говорю я, глядя в эти карие, вечно серьезные глаза. — Я приказал доставить всё необходимое: кровать, стол, стул, — полноценное место для работы с бумагами. Также есть ночной горшок под кроватью, пара слуг, что будут следить за вами днём и ночью, а ещё ванночка. Воду мы массово греем под вечер — тогда же можете обтереться, или даже обмыться, главное, заблаговременно предупредите о своих намерениях прислужников, — указал я рукой на двух Рагозских работниц.
— Рабыни? — тут же спросила женщина.
— Служанки-работницы, — ответил я, а после обратился к слугам: — покажите разрешения.
Две девушки тотчас вытащили из карманов кусочки листков блокнота, где указывалось их имя, то, как они выглядели, имя той, кто этот листок выдал, и когда. Всё было записано на русском, местные и пришлые не умели читать на этом языке. Иными словами, листки из бланка нашего мира — клетчатые, маленькие, исполняли роль паспорта, удостоверения, позволяющего передвигаться в стенах столицы без стражи. Также, чтобы отличить «рабов беглых» от тех, кто предпочёл остаться и работать на наше благо, их помечали и старались держать отдельно от других пленников.
— Аукай Путьчитвай, эти женщины поклялись в верности. Некоторые из них уже служат старейшинам племён, прислуживают и помогают нашей армии.
— А вам? — спросила Аукай. Да… она знала, где подковырнуть и колупнуть. — Вам они тоже на равных служат, как и другим?
— Агтулх Кацепт Каутль — бог племени Кетти, — послышался голос той, кто появляется сродни снегу в августе. Маяро, верная слуга Олай, та, кто всем своим видом олицетворяет внешность обычной кетти, незаметно для меня следовала рядом, и решила лично поговорить с гостьей.
Аукай оборачивается, оценивает незнакомку, глазами цепляясь за лёгкие «одежды», едва скрывавшие промежность и груди. При виде Маяро стража вытянулась по струнке, сонливость и рутинность дня исчезли с их лиц, сменившись напряжённостью и серьезностью. «Шпион» Олай оценивает собеседника, её одежды, внешность, проверяя, насколько далеко может пойти гостья в противостоянии с ней, рукой берёт прядь разноцветных волос в свои когтистые пальцы. Женщины пересекаются глазами, на лице Аукай я замечаю нотки искреннего недовольства.
Маяро, старательно этого не замечая, подносит волосы гостьи к лицу, принюхивается, затем повторяет:
— Агтулх Кацепт Каутль — бог племени Кетти. Служить ему — величайшая честь для каждой из нашего народа. За одну лишь возможность находиться рядом с ним перед ночью Агохлу и Онохо, в жестокой схватке сходятся лучшие воительницы Федерации. Причина тому, что Агтулху служат Медоеды и Кетти не только в том, что сейчас с Рагозией у нас война, но и в том, что среди них нет ни одной сильной или по-настоящему достойной ему служить. — На уверенной ноте завершает Маяро. — Кстати, а этот цвет, он настоящий? Краски я не ощущаю…
— Настоящий. Отличительная черта племени, — когда кетти наконец-то отпустила волосы Аукай, сохраняя привычный холодок в голосе, ответила старпом.
Ситуация, возникшая между этими двумя, щекотала нервишки. Пусть в открытую Кетти и Путьчитвай не показывали своей ненависти, я буквально ощутил, как между ними пробежала «чёрная кошка».
— У вас ещё есть вопросы касательно моих волос, или я могу ознакомиться со своим жилищем? — глядя в глаза Маяро, спрашивает Аукай.
— Да кто я такая, чтобы вас останавливать⁈ Конечно, идите-идите, — явно приуменьшая свою значимость, проводит взглядом гостью Маяро, а после пересекается взглядом со мной. По лицу её невозможно понять, о чём она сейчас думает. Вспоминая утро, делаю для себя кое-какие выводы. Аукай и вправду была единственной, к кому я не мог подобраться, и возможно, теперь, после визита этой сучки, пропасть меж нами возрастёт ещё больше. Та же Маяро, соизволь я лишь обратиться к Олай и приказать Маяро стать на четыре кости, наверняка бы сделала это и даже получила удовольствие. Но потом ничего бы не изменилось. Маяро верой и правдой служила Олай, скорее всего, даже ненавидела меня, считала всех иноземцев проблемой. Этакая женщина из КГБ, приставленная ко мне для защиты, наблюдения, чтобы внести ясность в вопросе о «равенстве племён», а также, дабы подчеркнуть мою «исключительную важность».
Прилюдно, громко, чтобы гостья слышала, Маяро извиняется и покидает нас, отправляясь куда-то подальше, туда, откуда мы её точно не заметим. Сейчас статус наместницы Аукай для стражи был обозначен как статус «старейшин». Она уже бывала у нас в гостях, пусть и не в столице, говор