ила со мной тет-на-тет, потому и в этот раз меня пустили к ней «без лишних глаз».
Внутри всё выглядело очень обыденно и неброско. Землю застилали зелёные, пышные листья, кровать закрывала простыня, украденная и вывезенная из форта. Была и подушка, набитая пером, тонкое одеяло, на случай если ночью станет прохладно. Кстати, одеяло также — «заморский трофей». Обычные жители столицы не могли позволить себе даже нормальной кровати, к Аукай, как и любой старейшине, отнеслись с почтением; лично проверив её жилище, я был этому очень рад.
— Оу, чернила? Тоже от Рагозцев достались? — увидев баночку на столе и рядом с ней перо, спросила гостья.
— Нет, результат труда наших доблестных рыбаков, — гордо заявил я.
— Хороший товар, думаю, имперские торговцы с радостью заберут их в любом объёме и количестве, — принявшись расстёгивать блузку, говорит Аукай. То, как пуговка за пуговкой, вниз, до пупка оголяется местами загорелая кожа, подействовало на меня как гипноз. Кожа в области её шеи, выреза на груди и до поддерживающих грудь тканевых чашечек очень необычного, некрасивого лифчика была сильно загорелой. И лишь когда чашечки спали, вместе с коричневыми сосками, я увидел светлую, лишь сверху загоревшую женскую грудь. При собственном весе они немного обвисли, но при этом в них не было той мускулистости и жёсткости, что у кетти.
Аукай Путьчитвай берёт свои большие сиськи в руки, приподнимает. Теперь, они казались ещё больше, чем раньше.
Держа сиськи в ладонях, в которые те не помещались, гостья спокойно произносит:
— Море, очень жестокое место для обладателей светлой кожи. Как вы можете видеть по моим грудям, изначально я не была столь темна, и могу заверить, сейчас на мне не грязь, я хорошо мылась. — Отпустив груди, женщина обернулась по кругу, от чего эти два шоколадно-молочных холма, ударившись один об другой, качнулись, задрожали. После женщина расстегнула ремень, стянула с себя брюки, показав трусики, которые, на удивление, были также очень похожи на стринги из нашего мира. Высвободившись из брюк, нагнувшись, так что грудь её свисла, и аж перекрыла вид на колени, она принялась стягивать трусы, и тут я, наконец-то опомнившись, отворачиваюсь! Блять, да что я делаю, разве сам недавно не говорил о «чести и достоинстве мужчины»? А она… она то что желает⁈ Может испугалась появления Маяро, может, думает, что ей оказана некая честь, за которую она должна отдаться⁈ Твою мать!
Глядя на эти длинные черно-белые волосы, на загорелые плечи, на сосочки, окруженные белым контуром поверх, словно одежда с коричневым загорелым вырезом. А ещё, встав, полностью выпрямившись, Аукай Путьчитвай впервые показала некую нерешительность; одной рукой, левой рукой, она держалась за правый локоть, поддерживая груди на весу, придавая им необычайно соблазнительную форму. Ниже грудей, в области боков и живота, был также круг с коричневой загорелой кожей, а ниже, вдоль ляжек, до лобка, покрытого черно-белыми волосами, вновь молочно-шоколадный оттенок кожи. С этой расцветкой, с этим неравномерным загаром, она и вправду была похожа на зебру.
— Грудь приходится прятать от солнца, чтобы не опалить, не получить болезнь груди, — внезапно, рассказывая о своём теле, вновь оборачивается на триста шестьдесят градусов наместница. — Она у меня довольно большая и тяжёлая; для её поддержки использую специальные одежды, к слову, такие я уже видела у некоторых из местных, причём выполненные из невероятно тянущегося и разноцветного материала. Его я тоже укажу в списке желаемых Империей товаров. — Ещё раз повернувшись, встав ко мне задом и раздвинув ноги, женщина показывает свою пещерку и черный вход.
— А… уважаемая Путьчитвай… прошу меня простить. — Слова не вылезали из рта, мысли путались, мозги ушли куда-то к яйцам на совещание. Что она, блять, делает, чего добивается? Я… а… — А что вы… зачем разделись?
— Ха… — нотка злобы промелькнула в её голосе. Минутная пауза. — Так вы же сами изъявили желание любоваться? Или думаете, я бы в здравом уме посмела предложить вождю целой Федерации, уважаемому Богу, своё недостойное божества, старое тело⁈ Прошу меня простить… я видимо…
ЁБАНЫЙ ТЫ В РОТ!
— Не извиняйтесь, — тут же подскочил к ней я, потянулся к одежде на земле. Женщина убирает руки, не вовремя решила повернуться, и грудью своей чуть обвисшей хлестанула меня по лицу. На мгновение носом я оказался в райской расщелине, по бокам от которой виднелись острые, темные верхушки райских гор, а ниже белеющие, молочные дали.
Отведя голову чуть назад, более спокойно, стараясь не дать собственному сердцу вырваться из груди, поднимаю женскую рубашку, подхожу к повесившему голову старпому со спины и набрасываю её на плечи. Впервые я был к ней так близок, от тела её пахло цветами, ароматом, неизвестным мне. Сама женщина, лишь слегка опустив голову, умолкла, наверняка ждала от меня пояснений.
— Ещё раз извините меня, уважаемая Аукай Путьчитвай. Двусмысленность моих слов заставила вас предстать передо мной в обнажённом виде. Это наверняка доставило вам неудобство. Возможно, вы даже подумали, что мои слуги в лице Маяро пытались вас запугать. Спешу вас уверить: это не так. Вы дорогой племени гость, очень важная для всех нас и меня в том числе личность. Потому, если вас что-то не устраивает, если вам что-то надо, говорите мне и не стесняйтесь. Для вас я сделаю всё, что угодно!
Осознав, что рубашка женщины не перекрывает голого зада, решаю пойти к простыне, но женщина не даёт мне убрать руки с её плеч.
— Всё, что угодно? — переспрашивает ледяная королева. Блять, неужели меня подловили на эмоциях? Так, вдох-выдох: если попросит чего-то из ряда вон выходящего, я не имею права жертвовать благами Федерации и, в то же время, имею полное право дать заднюю!
— Всё, что не навредит и не ущемит права моего народа.
— Думаю, это не навредит, — тут же ответила Аукай. — Скажите, что божественная сущность на самом деле думает о теле скромной Путьчитвай?
Просит оценки? Хочет сравнить с стандартами империи? Хм… сложно, особенно сейчас, когда член вот-вот вырвется из штанов и уткнется в эти прекрасные, наверняка очень мягкие ягодицы.
— Помнится, вы назвали себя недостойной и старой, — женщина дрогнула, носик её обидчиво опустился ещё чуть ниже. — Так вот, это не так.
Замерев, Аукай едва заметно дернула ушами, показав свою заинтересованность.
— У вас очаровательные волосы, грозный, властный взгляд и при этом милое, женственное лицо. Ваши плечи несут на себе огромный груз, а осанка ровная, это прекрасно. Да и сами груди, тот загар, что покрывает их, идеально сочетается с цветом ваших волос, подходит вам как представителю племени Путьчитвай. Могу сказать больше, идеальные пропорции силы, лёгкой худобы, мышц, а также ваших ягодиц могут очаровать любого самца или мужчину. Ваше тело — настоящее оружие.
— Оружие? — спокойным голосом переспрашивает Аукай. Блять, всё! Если она даже после всех этих комплиментов ко мне руки не тянет, значит, точно — мне тут нихуя не светит. Пора съебывать!
— Именно, — подойдя к кровати, стягиваю простынь, подхожу к женщине, накидываю на неё, в очередной раз удивив её. — Оружие, которое способно очень больно ранить мужское сердце. Ещё раз прошу меня простить, я слишком смущён случившимся, и если позволите, наш разговор мы продолжим в другой раз…
— Агтулх Кацепт Каутль, — когда я отвернулся, одернула меня за рукав гостья. Впервые в голосе её звучала легкая слабость, пересекающаяся с непонятными нотками робости и стыда. Сильная женщина дрогнула, неужели хочет, чтобы я…
Оборачиваюсь, выпрямившись, кладу свои руки на собственные бока, готовясь растянуть ремень.
— Моя одежда… — прячась под простыней, передаёт мне блузку Аукай. Зачем? Хочет, чтобы я её сам одел? Или сначала одел, а потом раздел? Бля, не понимаю! — Не могли бы вы попросить своих сестёр, чтобы они подготовили для меня комплект одежды в стиле и виде вашего племени? Чтобы не так сильно выделяться. Для размеров, возьмите мою одежду!
— А… вот как, да, конечно, одежда, я прикажу, чтобы вам принесли нашу одежду… — глядя на расплывшуюся в смущении гостью, едва скрывая слезливое недовольство и разочарование, отвечаю я.
Глава 18
Несколько дней спустя. Где-то неподалёку от столицы Федерации.
В окружении двух десятков воительниц кетти и чав-чав, весёлая медоед, вместе с ржущей от смеха Гончьей, радостно отмечали долгожданное воссоединение со своими, слушая юмористические истории о похождениях «Разноцветной» — так прозвали в Федерации Аукай Путьчитвай.
— Ну и короче, становится она к нему раком, ждет… А Агтулх ей: «Безхвостая, не родная, не местная, а значит — не интересная!» И простыню ей на зад накинул!
Рабнир с Гончьей начинают дико ржать, а рассказчица продолжает:
— Вы бы видели её глаза!
— Да как можно увидеть её глаза под простыней? Лжёшь же, сучка, чую ж брехню… — утирая из-под глаз слёзы, смеётся, зная, что Агтулх не был бы так груб, Гончья.
— Хвостом клянусь! — Я тогда дежурила, хоть и стыдно признавать, чуть подглядывала. Наш Агтулх этой знатной сучке не пара.
— А что она думала? — говорит одна из Чав-Чав, — что приплывёт сюда на большом деревянном корабле, расскажет, что может подарить, и всё? Агтулх настоящий самец, его добиваться надо, показать силу духа и мышц, показать преданность ему, семье, племени, и тогда… только тогда он обратит на тебя свой взор.
— Верно-верно, — гордая тем, что именно её Агтулх звал к себе чаще других, деловито махала головой Рабнир.
— И это, старейшина Рабнир, вы извините, что тогда… ну… я вам в спину копьё воткнула, — под шумок тихо влезла в разговор одна из стражниц, заставшая медоеда в демонической трансформации.
— А… да… и нас простите тоже! — склонилась лучница, стрелок с аркебузой, и Беа, с топором.
— Да ну, чё вы, не извиняйтесь, сестры! — удивив всех тем, что назвала представителей другого племени «сестрами», по-доброму заявляет счастливая медоед. Рабнир места себе не находила, днями и ночами страдала, мучая себя мыслями об Агтулх Кацепт Каутль и тех предателях, затевавших в их лагере недоброе. Услышав о том, что её самец не только жив, но и поднял на уши всё племя, разыскивая её, она с трудом сдерживала улыбку. Ведь счастью её, хорошему настроению, были причиной не тупые, странные шутки о какой-то неудачнице, приклеившейся к Агтулху, а именно то, что он думал и искал её.