На часах Добрыни стрелки отсчитали шесть сорок семь, когда первый отряд, вместе с привлечённой к обороне Леей, покинул превратившийся в руины форт.
— Задачу перевыполнили. — Держа на одном плече ледяную волшебницу, а на другом огненную, отчиталась высокая пантера Лея.
— Что с ними? — спросил дед.
— Всё в порядке, даже хвосты не опалили. Просто все силы израсходовали и отрубились.
— Хорошо, девочки, очень хорошо. — Погладив безсознательную тигрицу по голове, ухмыльнулся дед. — Теперь дуй домой, и Агтулх, о том, что я тебя просил помочь, ни слова!
— Я сдержу обещание, если ты сдержишь своё. — Глядя деду в глаза с требовательностью и некой угрозой, говорит Лея.
— Большой дом, где Агтулх сможет жить со своими женами и детьми? Ха, Лея, это даже не просьба, это уже реальность, скоро всё построим. А теперь брысь с пляжа! — Ответив наглой пантере в той же интонации, с которой она к нему обращалась, произнёс дед.
Задрав нос, улыбнувшись и показав клыки, воительница, пред тем как оставить старика, добавила:
— Огненная тигрица с десяток наёмниц в тоннеле сожгла, а ледышка троих утопила в яме. Их бы тоже из рабов пере…
— Будут им паспорта, будут, потом об этом поговорим, а пока исчезни! Не дай бог шальная пуля зацепит, я и так сильно перед советом рискую.
Пантера покинула старика, а тот, в очередной раз проверив готовность войск, скомандовал:
— Товсь!
Окрылённые падением форта, тем что наконец-то смолкли орудия, и стрелки более не отвечали на залпы пехоты. Перепрыгивая через искореженные, окровавленные и обгорелые тела соратниц, иногда и вовсе ступая по их головам, республиканская рать захватив пляж, форт, прошла за него и тут же встретила новую преграду.
— Пли!
Тридцать ружей разом дали залп, отступили назад, на смену стали ещё сорок ружей, вновь залп и после добивающий, сбивающий с ног самых наглых, ярых и стойких третий залп. Сто двадцать стрелков Добрыни скашивают с ног самых торопливых, огненноголовых, тех, кто больше других торопился на тот свет. «Республика попыталась на плечах отступающих взять языков, вторгнуться на территории Федерации и посеять панику» — рассуждал дед, ведь он поступил бы точно так же. В его голове крутился вариант одновременного нападения на форт, а также Дом жизни, где ранее концентрировались все молодые «мамочки». Однако, благодаря появившимся в столице яслям и Агтулху, от этого поселения в угоду безопасности и концентрации защитников почти удалось отказаться. Да и фортов-поселений, стоявших на пути к Дому Жизни, хватало. Столица на замке, пляж в огне и крови атакующих, а они, Федерация, и он, главнокомандующий, уверенно идут к победе!
Десятилетиями, вспоминая убитых товарищей и сотни загубленных жизней, старик Добрын мечтал лишь об одной возможности — хоть раз, хоть на секунду, оказаться в штабе в теле той «суки», гробившей парней за зря. Всего один приказ, всего одно честное слово могло изменить многое, перевернуть исход грядущего боя. Но в прошлом, мечты его оставались мечтами, и вот, не в той жизни, так в этой, ему удалось стать тем, кто писал историю, направлял, защищал и карал тех, кто осмелился поднять против них оружие.
Первая волна сунувшихся в джунгли республиканок разбита. Взяв свой любимый трофейный ножик, старик с улыбкой, которой улыбалась смерть, приветствуя новые жертвы, отправился к раненым наёмницам, брошенным товарищами умирать.
— Прошу, помогите, о самец… — лёжа на земле с простреленными ногами и правым плечом, протянула левую руку к Добрыне женщина с лицом, покрытым шрамами, оторванным волчьим ухом и пустым, покрывшимся гарью пистолетом в отнявшейся руке. — Нет, прошу, смилостивься о са!… — взмолилась одна из наёмниц, когда клинок Добрыни перерезал её горло. Добрыня улыбался, смотрел на усеянное стонущими телами поле, считал и думал: — «А сколько же лет жизни я смогу украсть у смерти сегодня…»
Глава 22
Где-то в джунглях.
Медленно, тихо и осторожно, предательницы рода Кетти, Чав-Чав, с отрядами племён Пандцу, Беа, Шмышь и ещё десятка покорённых племён, продвигались вглубь земель федерации. Предатели хорошо знали маршруты патрулей, их стоянки, отдалённые места, охраной которых частенько пренебрегали из-за неудобности маршрута или отсутствия безопасного места для отдыха.
Сейчас, когда над полуостровом слышится грохот и канонада республиканских орудий, большинство разведчиц Федерации закроется в стоянках на постах, ожидая либо посыльных, либо нападения врага. Именно этим моментом, знаниями, полученными от предателей, решила воспользоваться Крысиния и провести усиленное наёмниками Республики войско между постами. Пятьсот воительниц вела с собой старая крыса, ещё полторы сотни направила к сокровищнице, которую, скорее всего, уже обчистили, либо же стерегли стражи Федерации. Хоть адмирал Глатческо и потребовал от неё разделить силы на равные части и отдать приоритет захвату сокровищ, Крысиния ослушалась. Старуха намеревалась в первую очередь прикончить врага, она рассчитывала увидеть и услышать, как в истерике бьются обессиленные беременные Кетти и их прихлебательницы. И лишь покончив с ними, пройдя врагу глубоко в тыл, устроив хаос, обчистив кладовые кошек, на обратном пути она намеревалась выяснить, осталось ли в могильнике ещё что-нибудь. К сожалению, командующие наёмниц, знавшие о требовании Глатческо, выразили недовольство; наёмницы сражались за золото, а золото находилось в другой стороне. Именно поэтому Крысинии и пришлось разделить войска, и чтобы продажные «суки» не украли и не попрятали все богатства, она отправила в склепы часть тех, кто толком не мог определить цену драгоценным камням и золоту.
Первый неприятный сюрприз для войска Республики встретил их спустя первые километры в землях Федерации. Разведка наткнулась на пост, о котором никто из предателей не знал. Отряд из пантер и Кетти, глаза в глаза, столкнулся с отрядом Кетти и Чав-Чав. Пусть одеты они были почти что одинаково, тренированные, обученные распознавать врагов по принципу: свой—чужой, девушки федерации тотчас схватились за оружие. В здешних местах, где и ожидалось появление врага, запрещалось заниматься охотой и собирательством. А воительницы, все без исключения, по новому приказу были обязаны носить повязки на руках. Повязки, цвет которых каждый месяц специально меняли.
Бой ближний, на саблях и копьях, выбивая из рук врагов пистоли и вгрызясь в горло. Всё шло в дело: когти, зубы, хвосты. Девушки Федерации, умелые и опытные, дрались с менее подготовленными сородичами, побеждали, рвали их, и когда казалось, что победа на горизонте, показался передовой отряд Республики. Алебардами, копьями и пиками подоспевшие наёмницы режут и добивают раненых разведчиц. Никто не сумел уйти. И лишь одна, понимая, что смерть неизбежна, пробитая копьём, навалившись грудью на клинок противника, хватается за пистолет врага, свисавший у той на поясе. Заряженный, надавив на спусковой механизм, воительница Федерации стреляет в ногу растерявшейся наёмницы. Звук выстрела разлетается на километры; гордая тем, что успела выстрелить, предупредить остальных, девушка гибнет, вызывая лёгкую панику в рядах противника.
— А… вот же сука! — Упав на землю и видя, как из пробитой артерии хлещет кровь, кричит наёмница. Из всех раненых в стычке лишь она одна не могла продолжать идти. — Десятник, мне нужна помощь, помогите перевязаться, я вернусь в лагерь и…
Свой же десятник, оценив обстановку и оглядев ставшее позади войско, вытащила кортик. Пока подчиненная пережимала рану, она подойдя сзади резанула той по глотке.
— Миссия под угрозой, и все мы в опасности, — глядя на других раненых, говорит наёмница. — Кто-то ещё хочет обратно в лагерь?
Раненые опускают головы, а подоспевшая Крысиния, оглядываясь, матерится и криками с пинками подгоняет разведчиц вперёд.
— Повязки, повязки! — Кричит она. — Быстро надели и вперёд, сучье племя!
Тон крысы лишь разозлил Кетти и Чав-Чав. Однако, глядя на то, как бесцеремонно добили раненую, никто даже пискнуть не посмел. Каждая из них осознанно сделала свой выбор, предала за самца, обещания и почести. Винить в том, что с ними теперь обращаются как со скотом, некого.
Переодевшись, потрёпанная разведка вновь двигается вперёд.
После прохождения пограничной зоны путь стал легче, тропа, на которую вышли Республиканки, оказалась достаточно широкой и вытоптанной. По предположению разведки, она вела именно в тыл Федерации к некому пограничному поселению, стоявшему на пути к Дому жизни. Боясь угодить в западню, Крысиния отправляет знакомых с местными землями женщин Шмышь в рассыпную, дабы те, окружив армию, приглядывали за флангами. Вскоре, как и предполагала Крысиния, лишь краем проходящая армия цепляет поселение разведчиц, форт из насыпи и брусьев, с внушительного размера гарнизоном. На одних только наблюдательных вышках находилось около десяти самок. Также на стенах защищающиеся внимательно вглядывались в растительность, суетились. Это означало одно — их уже ждут.
— Командир Крысиния, как поступим с этим укреплением? — Стоя рядом, спрашивает наёмница.
— Обойдём и продолжим путь вглубь земель Федерации.
— Их в крепости достаточно много, чтобы отрезать нам путь при отступлении, — не унимается наёмница.
— Значит, нужно сделать так, чтобы мы не отступали, — рыкнула на ту крыса.
Армия минует форт. Несколько раз проходящие мимо дозоры Федерации оказывались меньше чем в полу сотне метров от Шмышь, и будь на их месте кто-то другой, наверняка бойцы Добрыни обнаружили бы их. Но Шмышь, гении в маскировке, умело общались между собой жестами. Они помогали войску менять направление, обтекая патрули, так как вода обтекает камень. Крысиния знала о множестве талантов и навыков аборигенов, населявших полуостров. Она знала, как ненадолго заглушить запахи, чтобы Чав-Чав не учуяли, знала, кто достаточно зоркий, чтобы идти впереди, а также, кто достаточно тихий и трусливый, чтобы передвигаться в одиночку, при этом меньше других рискуя быть обнаруженными. В какой-то степени, Крысиния знала об этом месте, о себе и своём враге почти всё. Исключением оставались загадочные иномирцы, их системы правил и те изменения, которые они несли. Именно с появлением иномирца Командующего Добрыни и того загад