до самого конца». Род Марис как раз и находился в положении близком к гибели. Все другие кандидатуры были либо безродными отщепенцами, которым не по статусу управлять кораблями Империи, либо жертвенными овцами, для которых успех или неудача — всего-навсего очередная попытка.
Гертруда умела находить талантливых аристократов и, в то же время, видела амбициозных, пригодных для использования «работниц», коей и являлась вторая кандидатка в капитаны Аукай из какого-то пустынного племени, фамилии которого императрица не помнила. «Боги даруют право рождаться в знатной семье, они и определяют путь аристократа, на котором нет места безродным дворнягам», — рассуждала императрица, вспоминая, как впервые со времён своей юности лично пересматривала бумаги о каждом офицере, находившемся на исследовательском корабле. Тогда ей казалось, что отправленная команда слишком хороша, чтобы сейчас просто погибнуть на смертельных рифах, но сейчас она благодарила прошлую — себя за ту решимость и жертву, принесённую ради сегодняшнего дня.
Прибыв в приёмные покои, Гертруда Алесей поднимается по двадцати ступеням, первая из которых словно осыпана песком, вторая — из мелкого гравия, третья — из камня, и так, по цене и степени значимости до двадцатой ступени, отлитой из золота и украшенной драгоценными камнями. Подъём императрицы на пьедестал подчёркивал степень значимости каждого сделанного в жизни шага. Первая олицетворяла ступень, на которой императрица ногой своей давит грязь, последующие в очереди — те, кто эту самую грязь вокруг себя собирает и настраивал плебеев против Империи. И так далее, каждый шаг, каждая ступень и следующая за ней были не менее высокими, чем предыдущие, при этом обязательно более значимыми. Из всех существ, населявших империю, лишь двадцать живых, как число ступеней, имели право прикоснуться к пьедесталу императрицы. Из этих двадцати, всего десять имели право подняться на последнюю ступень. В числе которых родные дети, Император, целительница, личная советница и личный слуга, остальные десять из прислуги, у каждой из которых также был определённый максимум, куда дозволялось подниматься для уборки.
Когда приготовления были завершены, выгнав из тронной залы лишних зевак и прислугу, императрица велит впустить в приёмную Стеллу Марис. Она помнила её лицо, цвет кожи и ту решительность, с которой капитан уходила в плавание. Рьяность во служении, неспешность и последовательность в принятии решений — такой была Марис при первой встрече и абсолютно иной в момент, когда распахнулись двери приёмной залы.
С лицом темным, будто дождливая туча, она ворвалась в приёмную, подобно урагану, за которым несло холодный, тоскливый ветер. Лишь взглянув на Марис, императрица усомнилась в словах церковнослужителя, задумалась, не ошибся ли тот.
Упав перед ступенью, посыпанной песком, капитан представилась, отчиталась о выполненной задаче, чем ещё сильнее удивила Гертруду Алесей. «Быть может там, далеко на юге, как и на севере, покрытая льдом пустошь? Или холодные, омертвевшие от исходящих от гор лавин пустоши?» Велев поднять Марис голову, императрица, прежде чем сказать хоть слово, обдумывала все приходившие ей на ум варианты. Долг высшей знати, правительницы всей и вся, вынуждал предвидеть ответы мелкой знати, дабы не возникало у них ни сомнений, почему именно род Алесей ведёт империю к абсолютному господству.
— Императрица Гертруда Алесей, я, Стелла Марис, из дома Марис, прошла смертельный путь вместе со старшим помощником Аукай Путьчитвай, создала карту, позволившую мне вернуться и утверждать об относительной безопасности пути в определённые фазы лун. До конца не известно, насколько глубокие отливы и приливы в рифовой гряде, и какие суда смогут пройти в другие фазы лун. Однако…
— Какая она, земля по ту сторону непроходимых гор? — Императрицу не волновали морские пути, на изучение их и прохождения существовало адмиралтейство. Гертруду интересовало только то, что она могла захватить и чем собиралась в дальнейшем править. Увидев лицо Марис и сделав поспешные выводы, она едва не назвала жертву десятков капитанов напрасной, потому ответ Марис и удивил императрицу:
— Земля обетованная. Еда повсюду растёт на деревьях, кустах, леса полнятся дичью, а в прибрежных водах и реках полно рыбы.
Императрица задумалась; в голове её не укладывалось поведение будущей героини Империи, сотворившей величайший подвиг для народа и то, каким хмурым было её лицо.
— Должно быть, много твоих подруг погибло в этом тяжком плавании?
— Ни одной, — склонила голову, голосом, печальнее прежнего, отвечает капитан. Императрица не выдержала и спросила напрямую:
— Тогда почему та, кому за достижение положен новый титул, земли, поместье и рабы, с лица темнее самой мрачной тучи?
Вздохнув с трепетом и нервозностью, будто всё только что сказанное императрицей вот-вот отнимут, а с этим украдут и Агтулх из её сердца, Марис заявляет:
— Потому что Республика Рагозия вот уже не одно десятилетие, быть может, и век, отправляет туда свои экспедиции.
Показав клыки, златовласая женщина сжала свой большой кулак и с гневом ударила по подлокотнику, отлитому из чистого золота. Трещина пошла по трону, но императрица даже не заметила этого.
— Продолжая! — Требует Алесия.
— Высадившись на берег, мы тут же столкнулись с дикарями, аборигенами, присягнувшими Республике, основавшими своё враждебное к нам государство. Они одеты порагозски, оснащены их устаревшими аркебузами и другим оружием. Хотя с лица не отличимы от других местных, тех, кто пришёл к нам на выручку в трудный час, назвался другом и помог разбить налётчиков в джунглях. Моя императрица, сначала мне казалось, что этим незнакомцам из Федерации нельзя верить. Однако, узнав их поближе, узнав, сколько лет они борются с республикой и сколько бед пережили, я поняла: они — ключ к контролю полуострова.
Громкие, ещё не подтверждённые речи Марис особо не тронули сердце императрицы. Из приятного, что порадовало её слух, лишь то, что на полуострове есть кто-то, убивающий их врагов. Всё остальное — пустой звук.
— Расскажи подробнее, — требует Гертруда Алесей, и Марис рассказывает.
О том, как обстреливался остров, о их высадке, о встрече Аукай с иноземцами, о том, с каким нежеланием старпом отправилась в их лагерь и о том, кого повстречала. Поначалу недоверяющая заносчивому, завидовавшему ей старпому, Марис считала влюблённость Путьчитвай как путь к её устранению, убийству капитана. Но, допросив сопровождавших Аукай матросов, получила полное подтверждение её слов и решила проверить сама. Оставив на корабле для верной ей соратницы предсмертную записку и приказ, Стелла высадилась на берег, отправилась в чужой лагерь. Неведомый Агтулх Кацепт Каутль и вправду оказался самцом (как иногда называли аборигены мужчин) и мужчиной, весьма и весьма великих идей, непостижимых нравов. В поселении его, того, кого называли богом, царила тишина и покой. Улицы были вытоптаны, не имели нормальных дорог, но при этом без нечистот и запаха фекалий или мочи. Жители их селения также оказались очень чистоплотными, хотя и в большинстве своём, из-за климата и личных убеждений, не носили одежды или брони. Даже в столице Империи, в не самых плохих и не хороших, средних по богатству кварталах, о царившемся у Федерации порядке оставалось лишь мечтать. Тогда-то в ум Марис закралась мысль, а не слуга ли Агтулх одной из стран. Достоверно выяснить это капитану так и не удалось, личность перед ней оказалась невероятно для мужчины эрудированной, владевшей странной, неизвестной письменностью, знавшей о нормах поведения, моралях, а ещё обладавшей сногсшибательной для молодого парня внешностью. На коже виднелись отметины от загара, он был хорошо пострижен, не слишком тощ и не толст, строен и подтянут, с приятным голосом, а также с несвойственной мужчинам заботой, ощутить которую можно лишь в публичном доме.
Императрица подметила тот факт, что капитана, скорее всего, попытались охмурить, и Марис согласилась с этим. Уверенно отметила, что также взяла во внимание этот факт, делая выводы и переходя к товарам, привезённым с полуострова. Большое количество пленных республиканских солдат, часть наёмников и магов, пробники товаров, фруктов и овощей, а с ними… не став таить, Марис сняла с волос заколку и вместе с кольцом в шкатулке протянула на вытянутых руках к пьедесталу.
Верный слуга императрицы, что немаловажно, мужчина, взял в руки бижутерию. Старый, усатый, седовласый, чьей главной страстью в жизни являлись драгоценности и деньги, подставил к левому глазу монокль, сощурился и, охнув, проговорил:
— Невероятного мастерства работа! Это ведь не золото, и… и камни. Они, что это? Ваше высочество, я никогда ничего подобного не видел!
Императрица, вглядываясь в ладонь слуги, от удивления буквально приподнялась на троне. Уж слишком редкими были подобные слова от того, кто, казалось бы, изучил все сокровища империи.
— Покажите, — нетерпеливо потребовала императрица, — я хочу взглянуть на них.
Старик поднялся по всем ступеням. До последней позволенной секунды вглядываясь в роскошь, с показушной печалью на лице, передал богатства императрице.
— Такие лёгкие и не холодные. Металл, из которого они сделаны, нам известен? — Взглянув на старика, спросила Гертруда Алесей.
— Боюсь, без должного магического и физического анализа невозможно сказать точно.
— Это пластмасса. — Понимая, что переданное Агтулхом Алексеем сокровище и вправду было истинным сокровищем, едва сдержав на лице улыбку, женскую радость за его честные слова о матери, твёрдо и уверенно заявила капитан Марис. — А пластмасса, как сказал великий Агтулх Кацепт Каутль, — это будущее всего ювелирного мира!
От слов капитана старик, любитель роскоши, всем телом вздрогнул, и даже императрица, любующаяся невероятной красотой камней, узоров и цветов, позволила себе по-настоящему удивиться.
— Это… и вправду достояние ювелирных искусств, настоящие шедевры. Почему одно из них было на твоих волосах?