— Так оно и есть. — Подтверждаю догадки императрицы. — Верьте или нет, сейчас вы ели почти то же самое, чем питается большинство рабочих нашего поселения. А если убрать рёбрышки, то, собственно, тем же, что едят все.
— Я не верю. — Улыбнувшись, откинулась на спинку стула Гертруда и подозвала тётю Веру. — Скажите, могу ли я рассчитывать на добавку?
Женщина скрестила руки на груди и категорично заявила:
— Согласно договору, с которым меня ознакомили, у вас трёхразовое питание. Завтрак, обед, ужин. Уж простите, Императрица, здесь у нас столовая, а не пункт выдачи бесплатных обедов для малоимущих. Хотите добавки, платите вы или попросите Агтулха. Бесплатно, только по договорённости с вождём. — Заявляет категорично тётя Вера. Бля, как бы грубо умоляющее я на неё не смотрел, она отмахнулась от меня как от дормаеда. У них с императрицей возникла какая-то дуэль взглядов, в которой златогривая вышла проигравшей.
— Алексей, вы уж простите, у вас тут все такие наглые? — Спросила императрица почему-то у меня. После, вернув взгляд на тётушку, достала серебряную монету и спросила:
— Этого хватит?
Никто не знает, чего хватит, а чего нет. Я бы лично впал в ступор, но тётушка не растерялась, обратилась к телохранительнице императрицы.
— Сколько у тебя жалованья в этих монетах?
Стражница, удивлённая, что её приплели к разговору, поглядела на серебряник.
— Ну… таких три, если брать чешуйки, то под три десятка…
— У меня нет для вас сдачи. — Беря монету, сует ту промеж сисек, под фартук, в бюстгальтер тётя Вера. — И это, если что, — это не наглость, а рабочий подход. Наглость я в девяностых на колбасах оставила.
Пошутив на каком-то своём, допотопном, тётя Вера удалилась, и уже спустя пару минут к нам, вернее к императрице, прибывает добавка. Какое-то время она изумлённо глядела в сторону стойки, о чём-то думает, и лишь спустя пару минут возвращается к еде.
— Поведение нашего шеф-повара вас оскорбило? — Доедая свою первую порцию, между делом спросил я.
Взгляд императрицы был слегка растерянным, собственно, как и выражение её лица. В очередной раз доев свою порцию, отвернув лицо и старательно, как можно тише, отрыгнув в кулак, она проговорила:
— Я тоже хочу себе такого шеф-повара.
Мои опасения оказались ложными. Гертруда отзывалась о тёть Вере как о настоящей «валькирии», истинной хозяйке кухни, а не тех, кто лизоблюдствовал в её дворце. Со слов императрицы только сильная, смелая, решительная на кухне, как на войне, женщина могла добиться победы как в битве, так и в готовке.
— Ваш шеф-повар знает цену продуктам, — сказала Алесей, — потому вы, не знающий им цену, взглядом умоляли женщину уступить, а она, осознающая стоимость своего труда и труда охотника, отказалась. Спасибо за попытку угодить моим пожеланиям, но правда, не стоило, уж чего-чего, а серебра и золота у меня хватает.
— Это не повод разбрасываться ими. — Когда пустую посуду унесли и взамен её поднесли алкоголь с фруктами, проговорил я. — О, и не беспокойтесь, это за мой счёт. — Заметив, как вновь удивлённо на меня смотрит императрица, поспешил успокоить ту.
— Да… я не о еде сейчас. Удивилась другому.
— Чему же? — спросил я.
— Ну… мужчина, считающий и призывающий женщину беречь деньги… это дико. Вы же не считаете меня нищей? — Ебальничек у Гертруды скривился прилично. Она выглядела даже более недовольной, чем тогда на переговорах, и недовольство продолжало усиливаться. Нужно спасать ситуацию.
— Нет, вовсе нет, я бы никогда такого не сказал!
— Тогда к чему был этот упрёк?
— Какой упрёк? Я просто хотел оказать вам ответную любезность.
— Платить за женщину, мало того, Императрицу — это любезность⁈ — Наколив ситуацию, хер пойми, из-за чего взбесилась, поднялась со своего места Гертруда.
Ебаный в рот, да чё с ней блять не так⁈
— Подождите, не кричите, давайте всё оговорим ещё раз, мы, наверное, просто не поняли друг друга… — Сидя на своём месте и стараясь держать голос под контролем и защитниц своих на дистанции, умоляюще смотрю на Гертруд и кидаю косые взгляды на перешедших в боевую трансформацию медоедов.
Успокойся, дура… просто заткнись и успокойся, тебя ж сейчас на куски разорвут! — Видя, как та при вдохе набирает в лёгкие побольше воздуха, взмолился всевышнему я.
Глава 12
— Ой… кажется, рожаю! — пискнула Кисунь. И все, включая набычившуюся на меня за что-то императрицу, оглянулись на двуххвостую.
— Ты серьезно? — Удивилась Рабнир, и тут глаза её внезапно округлились, она опустила голову на свой живот, по ногам её потекла жидкость. — Чё… слушай, я тоже, наверное.
Я в ахуе, императрица в ахуе, подошедшая тётушка Вера, глядя на лужицы возле «вип-столика» тоже в ахуе. Подождите, а чё так быстро, а как… стоп… Мы ж на переговорах⁈
— В… врача! Позовите Марию!
— Да не кричи ты, Агтулх, сама к ней дойду. — Говорит Медоед, — Гончья, теперь ты командуешь ими. Пошли, Кисунь…
В смысле, пошли?
— Как пошли? Может вам помочь? — Решила оказать помощь Гертруда.
— Себе лучше помоги, — зыркнув на неё гневно, шикнула медоед, — я скоро вернусь, и только посмей ему грубить в моё отсутствие.
Императрица пропустила угрозы мимо ушей, я собираюсь всё же пойти с ними, помочь, но медоеды преграждают путь. — Агтулх Кацепт Каутль, староста Рабнир всё сказала.
За Рабнир и Кисунь увязалось пару кошечек тёти Веры, да и сама старуха, кивнув мне, мол, я за ними присмотрю, покинула столовую и вышла на улицу.
— Ненормальные они какие-то. — Говорит Гертруда.
Ебнутые — хотел сказать я, но промолчал. Слишком быстро, ещё и одновременно, что это? Случайность, преждевременные роды, или, тоже эта злаебучая сила Уравнителя? Тогда, по этой же логике, ещё несколько… Тут мне поплохело. Упав на стул, залпом проглатываю содержимое своего бокала. Мария с ума сойдёт, если внезапно вся деревня разом решит рожать.
Герцогиня Мудрогорна, та, что два метра сорок с хвостиком, пригибая голову в таверне, становится рядом со своей госпожой, закрывая нас от пристальных взглядов медоедов. За её плечами, мощными, почти что пропали все наши девочки. Мудрогорна с большим топором за спиной вела себя нервно, обеспокоенно, в то время как оставшаяся со мной рядом Гончья, наоборот, улыбалась и сияла от счастья. Они с Рабнир не разлей вода, почти везде и всегда вместе. Потому и роды подруги она воспринимала чуть ли не как свои собственные. А ведь стать матерью — дело почётное, означающее переход от юности к зрелости в племени. Кстати, а ведь годиков им обеим уже под сраку, да и посты главных в своих семьях занимают, интересно, у них вообще есть дети? Всё же моим они будут как старшие сестры.
Чуть притулившись ко мне, Гончья, таращась на закрывшую нас могучей спиной корову, шепнула мне на ухо:
— Нужно её усадить побыстрее, всех медоедов успокоить. Это важно, Агтулх. Нельзя лить кровь в это время, надо радоваться, нести удовольствие и быть счастливым! Тогда, и на радость самкам дитя выйдет быстро, будет крепким и сильным.
Логика в словах её отсутствовала, но так как меня все равно не собирались выпускать отсюда, я просто сел на отведённое мне место и через гору мышц крикнул:
— Хватит в гляделки играть! Усядьтесь и успокойтесь, сами знаете, какое сейчас важное время — повторив слова Гончьей, добиваюсь от медоедов полного послушания. Получив команду, они тут же, потеряли интерес к подразниванию грудастой, попадали на скамейки вокруг так, чтобы видеть меня и потенциальных врагов. После чего принялись обсуждать будущего ребенка Рабнир.
Напряжение ещё остается в воздухе. По факту, императрица сейчас заперта со мной, а ведь наш конфликт ещё не исчерпан. Голову мою посещает одна мыслишка, на неё собираюсь спихнуть все свои прошлые косяки.
— Вы уж нас простите, императрица, их и меня. — Первым затянул и слегка приклоняю голову. — Потомство и девушки вокруг, в них я вижу будущее. Каждая как мать, каждая как кормилица, каждая женщина для меня сокровище. В поселении, помимо контроля за его ростом, строительством, этой треклятой войной, я ещё и присматриваю за всеми женщинами. Забочусь, помогаю как могу. Обычно, для местных моё желание их побаловать сродни комплементу, ведь многие добиваются и ищут моего внимания. Предлагая вам свою заботу, я даже и не думал, что вы можете расценить это как оскорбление. Повторюсь, для меня каждая женщина — это сокровище.
— Но вы ведь разграбляете сокровищницы? — Успокоившись и усевшись на своём месте, подтрунивает над мной Гертруда. — Доводилось слышать мне кое-какие слухи.
— Я? О чём вы, меня даже из поселения не выпускают! — Строя из себя дурочка, вызвав у императрицы и защитницы её смешок, сумел таки отмазаться. — Вы простите, мне моё желание вас побаловать. Эта история с вашим визитом, думал, двойник…
— Ха-ха-ха! — Гертруда внезапно рассмеялась ещё громче. — А я ведь тебе говорила, Мудрогорна! Он раскусил наш замысел.
— Пожалуй. — Печально отозвалась гиганша.
— Агтулх, а когда ты узнал, или как, как распознал, что я это не я? Тебе Стелла рассказала? Хотя, по идее, прибывшая ранее ничем не отличалась от меня, являлась вылитой копией и даже иногда заменяла меня во дворце при встрече с мелкой знатью. Ну так как ты узнал?
Сука, да мне даже договорить не дали, как тут же во всём сами признались! Хотя я этому очень рад. Теперь есть шанс поважничать и заслужить пару очков привлекательности. Хотя… начать придётся с базы.
— Властные правители не ходят с горстью пешек, не носят лахмотья, не прячутся под масками. Их появление всегда производит фурор, а ещё… — Не придумав чем ответить на вопрос «как я узнал», решаю закрыть его загадочным: — визит сильных личностей всегда оставляет после себя неизгладимый след. Уверен, вы, императрица, использовали двойника, но при этом, с ним, наблюдая со стороны, был рядом ещё кое-кто более властный.
Я тупо пересказал признание императрицы своими словами. Думал, меня сейчас на смех поднимут или упрекнут в «повторении сказанного», но нет!