— И что, если бы эта Гончья не помогла, ты бы правда не дошла?
— М-м-му, правда… — отозвалась женщина, — он ещё потом сказал: «ведите следующую…»
Императрица, пришедшая проведать внезапно запившего, не явившегося на планёрку командира, от удивления упала на стул. Вчера она смеясь с дурачка Агтулха, ушла спать, а сегодня, впервые с разгромного поражения в Рогатом лесу, утешала ту, кого называли Высасывающей душу.
«Стоит отблагодарить Гончью, поступила очень даже по аристократически» — пить с утра Гертруда не любила, ведь после такого весь день мог пойти кобыле под хвост. Однако и бросить старую подругу ту, кто не раз вытаскивал её и из под завалов, и из под града стрел и арбалетных болтов, тоже не могла. Звание императрицы не позволяло ей вести себя слишком фамильярно. Это могло привести подчинённых к ненужным мыслям и лишним надеждам на Гертруду, потому с большинством она старалась держаться холодно.
— Это была не любовь, не скачки, — продолжала мычать в подушку женщина, — это… как он и сказал, меня просто выебали и бросили…
— О, боги, ты же воительница! — не сдержавшись, ощущая, что в таком состоянии командир всю их страну опозорит, припала к её плечу Гертруда. — Соберись, встань, давай выпьем, как раньше. Устроим выходной, нажремся вдоволь! Мы и так с тобой уже многое прошли: через Зубы земли, потом Непроходимый туман. Мы на земле, которая считалась необитаемой, так чего слезы лить из-за какого-то… тьфу ты, самца! — ударила командира в плечо Императрица, и та, наконец-то, оторвала голову от подушки. Глаза её были красные, почти как вареная свёкла. Под глазами мешки, и лицо, уставшее, сразу видно, как прошлую, так и эту ночь командир не спала.
«Мда… такой тебя видеть не должны».
— Я закажу к нам еду и выпивку. За мой счёт… — говорит императрица и тут же вспоминает, как немногим раньше ей такое же предложение сделал Агтулх, после чего её гордость как аристократки была попрана. — Пока плачу я, а после вычту из твоего жалования.
— Спасибо, госпожа. — Губа Мудрагоны обидно дернулась, — Я всё верну потом… — И она вновь упала лицом в подушку.
Настоящая душевная травма постигла великого воина. Наблюдая за своей подопечной, императрица пыталась вспомнить, был ли хоть один мужчина при всём её дворце, от которого бы уползали? Знал ли кто-либо из имперских работников борделей те же тайны, что знал Агтулх? Смогли бы они повторить это? Найдётся ли на всей земле второй такой, как он? Сколько бы Гертруда ни искала, подобных тому, кто погиб, так и не смогла отыскать и, наверное, постельному чемпиону, изюминке этих джунглей, она тоже не сможет найти альтернативную замену.
Еда, поданная лично шеф-поваром, которую все звали тётушкой Верой, оказалась такой же вкусной и питательной, как и вчера. Самой императрице приходилось по нраву лёгкость, с которой её уставший от изысков желудок принимал простую пищу.
В то же время Мудрагорна в порции своей с приятным послевкусием обрела некий внутренний покой, или же успокоение, а также тепло, легкость и прибыток сил. Одно лишь удручало женщин:
— Рагозское пойло, что здесь, что на материке… — первой упомянула о проблеме Гертруда.
— Ваша правда… — наконец-то позволила себе улыбнуться Мудрагорна, — хоть нос затыкай и… — В тот же момент она вспомнила, как Агтулх заткнул ей пальцами нос, а после его меч, доставая до самой глотки…
— Ты чего? — глядя, как подругу колотнуло, спросила императрица.
— Ничего. — Лицо воительницы покрылось красками, Гертруда всё поняла. Усмехнулась и отвела взгляд в окно:
— Хорошо у них тут, правда? Умиротворенно. Когда мы шли по улицам, я нигде не видела попрошаек. Не было и пьяных, вонючих выпивох, каких-то серьёзных ссор, скоплений лентяев и бездельников. Все при деле, что-то у кого-то меняют, выторговывают, а ещё улицы… у них ведь они даже не мощёные, а земля местами твердая, вытоптанная и чисто то как. Эти общественные туалеты — хорошая идея, да?
— Да… и мыло, этот запах… — протянула Мудрагорна.
— Да-а-а… — также протянула императрица. — Их чистоплотности остаётся только завидовать. Хотя, кажется мне, приняли они все эти законы исключительно из-за особенностей своих тел. Та же Гончья похожа на наших Ловчих: нюх и сильные ноги её главное оружие. Кетти тоже из охотников, но других. Их хвосты верткие и сильные, глаза зоркие, легко ведут несколько целей, к тому же, хоть у них и есть аркебузы, они носят лук и стрелы. Охотники, владеющие острым взором, наверняка так же чувствительны к слишком резким запахам. Да и на охоте они должны пахнуть нейтрально, землёй и травой, чтобы, когда ветер дул в сторону дичи, не напугать цель резким ароматом или зловонием.
— Пожалуй. — говорит Мудрагорна, что большую часть всей жизни провела на войне. — Хотя, я бы отметила другое.
— Надеюсь, ты не о членах? — попыталась подколоть ту Гертруда.
— О детях. — пропустив шутку мимо ушей, очень стараясь забыть свой позор, отвечает Мудрагорна. — У них идёт война, наверняка многие погибли, а сирот нет. Лишь эти странные ясли. И дети-то видно с жирком, хорошо кормленные, сильные, а Мамаш вокруг с десяток едва наберётся. Наверняка сирот много, и вот растут они не как наше мелкое ворьё, а вот в таких вот больших семьях.
— Да, это объяснило бы их проблемы с провиантом. — наливая вино, говорит императрица, — очень многие задействованы в собирательстве, охоте, рыбалке. Они вроде как и мамы, должны за чадом следить, но и следить как бы не надо, ведь есть эти женщины в яслях. Иными словами, охотница, воительница, собирательница или строительница может полностью отдаться своему делу — делу племени, будучи уверенной, что её детей вырастят и о них позаботятся.
Женщины выпивают, прикусывают остатки блюда из таверны.
— Кажется, Агтулх не врал, говоря о своей заботе и том, как ценит своих воительниц, — вспоминает внешний вид детей Мудрагорна. Их весёлый смех, очень интересные даже для взрослой воительницы игрушки, а также какие-то символы (скорее всего, письменность) на них. Развитие, образование, дружба, коллективное мышление — всё это прививалось им из этих ясель. В то время как в столице дети сирот, бедняков и калек, слонялись по улицам, убивая и крадя лишь с одной целью — прокормить себя и близких. — Жаль только воинов у них так мало. Их идеалы хрупки, а ведёт всё племя мужчина. Каким бы необыкновенным в постели он ни был, армия коалиции пройдётся по ним, как тяжёлый конь по полю, усеянному недобитыми ранеными.
— А вот тут ты ошибаешься, Мудрагорна, — поднявшись и поглядывая в окно на бойцов, императрица поясняет, — У них нет дорог, по которым можно доставлять провиант вглубь их территорий, нет полей, на которых армия смогла бы развернуться, стать боевым порядком, у них нет привычного понимания армии, разбив которую можно выиграть войну. И при этом всем, уже сейчас, не имея нормальной одежды, крыши, драгоценностей и золота, на котором так помешаны у нас все и каждая, они старательно скупают новейшее оружие. Они готовы голодать, не имеют запаса еды, при этом покупают сталь, осознавая, что еду можно найти, а вот оружие в джунглях на пальмах не растёт. Все эти изыски, золото, подносы, украшения… они им не нужны, это видно по их вождю. А если вождю не нужно золото, значит и его свите, подопечным, оно тоже ни к чему. Хотя Агтулх знает цену золоту и украшениям, он другой, не такой как большинство… он… — императрица замялась.
— Бог? — спросила на серьёзных щах Мудрагорна, чем заставила свою госпожу улыбнуться.
— Захватчик. И очень хитрый, умный, хоть и пытается строить из себя дурака. Как давно они прибыли на эту землю, как давно они сражаются с коалицией, сколько Агтулх правит этим поселением? Мы не знаем о нём ничего, а он, благодаря пленницам, благодаря связям с Аукай и Стеллай, уже знает о нас, если не всё, то почти всё. Это надо исправлять.
Долго не думая, Мудрагорна, испугавшись заявляет:
— Не смейте спать с ним, моя госпожа!
Императрица удивлённо перевела взгляд на подопечную. Она прибыла сюда исключительно в поиске сына, и изначально в планы её это не входило. Лишь в связи с последними событиями возник женский интерес к молодому парню, и…
— Ну… спорить с ним на страну я точно не стану, а вот постель, глядя на тебя, немного завидно. Почему бы и не переспать с ним, за корабль или пару пушек?
— Сложно объяснить, госпожа. С тех пор, как он проник в меня, как его пальцы прошлись по всему моему телу и он заставил меня кричать…
— Мудрагорна, твои слова противоречат просьбе. Ты точно пытаешься меня отговорить?
— Именно так!.. — повысив голос, командующая, чуть стихла, подозвала госпожу и шепнула, — не знаю, почему, но теперь я только и думаю, что о нём…
Императрица, закатив глаза, откинулась в кресле.
— Тебя трахнули так, что ты буквально ходить разучилась. Уж извини, Мудрагорна, подобного я не переживала, но, думаю, тоже быстро бы не забыла.
— Я о другом, моя госпожа! — чувствуя внутреннюю тревогу, говорит воительница.
— Опустим пока эту тему и вернемся к ней через недельку-другую, когда к берегу причалит корабль с нашими мужчинами. У местных очень много интересных товаров, которые дорого оценит наша аристократия. Я не хочу, чтобы золото оседало в руках, которые его не ценят. Построим у нас бордель, назначим высокую цену. Пусть наше же золото с их товарами возвращается в империю.
Женщины вновь опустошают сосуды, рука императрицы тянется к опустевшей тарелке.
— Вот чёрт. Уже закончилось, нужно ещё мяса заказать. — Поднявшись с места, двинулась к двери императрица, после чего, всучив пару монет синим плащам, отправила их за добавкой.
— Госпожа, если так сильно продолжите налегать на жареное, потолстеете. Император…
— Император будет в восторге. — Игнорируя предупреждение, вновь идёт к окну Гертруда, — это толстяк, уже как третий год хочет заставить меня разжиреть. Видите ли, ему не нравится, как на меня смотрят молодые парни. А мне плевать на них, я сама хочу оставаться такой же, вечно сильной, стройной…