Добрыня знал, что почти все любят Агтулха, и теперь, используя эту любовь, старик объединил войско, дал ему новую причину для битвы, убийства и своего собственного омоложения. Как наркотик, вызывающий привыкание и зависимость, так собственная сила, чувство лёгкости, радости, уверенности в себе и своих руках всё сильнее дурманила разум Добрыни. И чем выше становился его уровень, тем больше жизней приходилось отбирать ради достижения заветного уровня. Для Добрыни уже давно прошёл тот день, когда он жаждал полной победы и спокойного мира. Теперь именно война, её продолжение и бесконечные битвы с Республикой, а в дальнейшем, быть может, и с Империей, стали его главной целью.
«Убей или умри… старик», — не соглашаясь умирать от старости просто так, смертью какого-то ничтожества, повторял про себя Добрыня.
— Главнокомандующий! — Встав перед Добрыней по стойке смирно, кошка докладывает: — пять сотен воительниц будут готовы выдвинуться в течение десяти минут.
— Слишком много, — говорит дед, — отберите сотню лучших; остальных разместите вдоль линии вражеских укреплений. Я отправлюсь к врагу в тыл, а ты останешься здесь командовать. Постарайся сделать так, чтобы все, кто сейчас будет сторожить границу вдоль укреплений, не забыли, что Республика сделала с Агтулхом.
Лицо Кетти исказилось в гримассе отвращения к республике и личной злобы.
— Пленных не брать? — спросила она.
— Берите, — ответил дед. — Но не забывайте, что было с Агтулхом, — напоследок намекнул, что закроет глаза на все зверства, Добрыня.
Глава 3
Сон… я определенно находился во сне. Ведь сверху, вместо стен и потолка — чистое, светлое небо без солнца, а подо мной ровная, как стеклышко, голубая морская гладь. Сверху небо без звёзд, снизу — глубинное море без дна, а подо мной стул, деревянный, как в школе…
— Алексей, опять решил прогулять! — За спиной послышался громкий голос классного руководителя. Обернувшись, никого не вижу, лишь небо и появившаяся на воде легкая рябь. — Алексей! — Голос стал грубее, теперь он звучал с другой стороны, и я вновь оборачиваюсь.
Сердце сжалось: во сне я испуганно встретился лицом к лицу с существом, вроде человека, а вроде нет. Женщина в сером балахоне, нависавшем, прятавшем её глаза капюшоне, с кожей лица белой, как снег, и зубастой пастью, словно рот акулы. Она застыла всего в десятке сантиметров от моего лица, и трепет, который я испытал, страх, отразился на взмокших ладонях и спине.
— Ну здравствуй, мой фаворит. — Лицо женщины изменилось, приняв знакомый лик моей матери, затем сестер, потом девочек из самолёта, Рабнир…
— Богиня плодородия, прошу, хватит… — От вечных её изменений мне поплохело.
— Оу, узнал, я рада. — Приняв старый лик, божество заходит мне за спину. — Милый мой избранник, скажи, как ты мог так легко позволить себе убить?
Значит, всё-таки убили.
— Я защищал девушку и своего ребёнка.
В море стало чуть неспокойнее, а в небе, отражая настроение божества, появились первые темные тучки.
— Это было похоже на акт самопожертвования, а не защиту, — недовольно заявляет божество. — Хотя, глупо винить человека из другого мира за поступок, нелогичный в этом мире. Я, наверное, должна перед тобой извиниться, не привыкла, чтобы мальчики в нашей реальности умирали так глупо.
Небо вновь стало ясным, а водная поверхность — зеркальной.
— Я мёртв? — Этот вопрос беспокоил больше всего, хотя, в душе, казалось, я уже знаю ответ.
— Да, мёртв, но пока только в твоём мире. — Внезапно, она рассказала о том, о чём я меньше всего планировал узнать. — Ваш самолёт разбился, никто не выжил. И если в дальнейшем кто-то скажет вам обратное, предложив вернуться, знай — это ложь, смертельная ловушка. Возвращение в ваш мир есть ничто иное, как самоубийство — возвращение в могилы, где ваши перепутанные по кускам тела разбросаны по разным концам света. Так что советую не делать глупостей.
Вот оно как значит. Уже похоронили, бедные родственники, сложно представить, как им сейчас там.
— Можно как-то увидеться с ними, с семьёй, хотя бы в последний раз? — Затаив надежду лишь для того, чтобы освежить в памяти их лица и узнать, как они, спросил я.
— Нет. — Категорично отрезало божество. — Твоя семья осталась в том мире, за высокими дверями, в которые сейчас не сможет пройти даже бог. Само ваше попадание сюда — случайность, которая всё сильно усложнила.
— Ну, мы не выбирали, куда нам попадать. — Кое-как смирившись, понимая, что от меня уже ничего не зависит, с некой ноткой облегчения наконец-то смог принять, что домой не попасть, к семье не вернуться. Неприятно, досадно, порой я даже мечтал, как зацеплю своих кошечек из этого мира и, на удивление всем учёным и биологам нашего, притяну их за хвосты туда. Увы, мечты так и остаются мечтами.
— Понимаю, но от того груз, возложенный на твои плечи, ответсвенность за благополучие этого мира, не становится меньше. — Вновь зайдя мне за спину и положив руки свои мне на плечи, выдает богиня.
— Чего, блять? — Глаз мой нервно дернулся. — Какой ещё, на хрен, груз? Не-не-не, уважаемое божество, прошу, не говорите этого…
— Ты избранный!
Да ну нахер, в пизду, не хочу, бля… я знаю, чем это всё кончится! А кончится тем, что меня опять будут пытаться убить, ещё и как в сказках — не какие-то простые залётные убийцы, а демоны там, не дай бог, ещё боги…
— И Бог смерти сделает всё, чтобы тебя убить!
Да, блять, молчи, замолчи и не продолжай!
Словно сожрав несколько кислых лимонов, с трудом сдерживаюсь, чтобы не заверещать, как дитя малое. С одной стороны — «избранный» — это, ебать, как круто звучит! С другой Бог смерти звучит — ебать, как страшно!
— Слушайте, уважаемая богиня, а вам не кажется, что взваливать на мои плечи борьбу с целым богом, это, мягко сказать, не честно?
— Ты будешь не один. — Рисуя образы и выстраивая в ряд манекены с лицами и телами, с полностью обнаженными, открытыми мне физическими данными, говорит божество, — все они будут служить тебе и помогут, если, конечно же, ты подберёшь к их сердцам правильный ключ.
Количество знакомых и незнакомых женских лиц уходило далеко-далеко к горизонту; столько голых женщин я в жизни не видел, сколько сейчас стояло тут, передо мной.
— Это что… я, типа, с каждой, дол… должен? — Глаз мой нервно дернулся.
— Именно. Ведь это кратчайший путь к снятию цепей с их сердец и завоеванию доверия. Ты Уравнитель Алексей, и перед тобой, что грязная нищенка, что жрица бога или само божество — все ровны. И именно поэтому Бог смерти будет искать возможность тебя уничтожить. Ибо только властитель навыков истребитель Ереси и Уравнитель способны сделать его слугу такой же, как все, а затем изгнать тьму из души моего ребенка.
— Богу Смерти служит ваше дитя, и вы хотите его спасти моими руками? — В голове всплыло воспоминание. Раненая Гончья, когда я её навещал, рассказывала о каменных фрезках, где видела женщину с младенцем на руках.
— Верно. — Ответила богиня.
— Ну, это дело, конечно, благородное, но как я её узнаю, хватит ли у меня сил?
Божество повернулось ко мне боком, добрая улыбка пропала с её лица.
— Среди всех других известных мне жителей этого мира её скорее сложнее будет не узнать, не заметить. Ведь нрав её испорчен Темным богом, а тело, как и душа, неразрушимы. Она носит символ самого продолжения жизни и по праву называется Бессмертной.
— А… что блять… подождите, а как я должен победить ту, кто бессмертен⁈
Пространство вокруг стало уменьшаться, исчезли все женщины и божество, небо стало темнеть, и море подверглось налёту внезапной огромной волны, готовой поглотить меня.
— Это тебе и придётся выяснить. Ступай, Алексей, и помни, если проиграешь, все, включая тех, кого ты любишь, умрут!
Огромная волна, подхватив моё тело, погребает под толщей холодной, липкой жидкости, и я тут же открываю глаза. Сверху, у стены, горит свеча, вижу её я как-то очень и очень странно. Приподняв руку, касаюсь левой щеки, бинты? Мне что, глаз выбили? Ой… А руки-то… точно, мне ж ножом по рукам прошлись, вроде и по горлу. Начинаю себя ощупывать и тут же замечаю поднявшийся с места, прячущийся во мраке силуэт. Блин, только не говорите, что эта Бессмертная уже…
— Лёшка, слава богу, ты очнулся! — Из тени вышла Мария.
От её появления сердце моё забилось спокойнее, страх отступил.
— Ты меня так до инсульта доведёшь, — говорю я.
— Это ещё кто кого доведёт? Какого хрена без разрешения моего здохнуть решил? Ты хоть понимаешь, как все волновались, как, как… — Женщина разрыдалась, упала на колени, положив голову возле моей правой руки. Она не просто плакала, а всерьёз рыдала, позволив мне сделать то, что я много раз видел в фильмах о крутых парнях.
— Глупая, — положив руку ей на голову, — как я мог умереть и бросить тебя одну?
Обхватив мою руку своими ладонями, с ручьями на щеках, трясущейся нижней губой, Мария прям заскулила, словно собачка или школьница. Так не ведут себя женщины, которым плевать на мужчин рядом, так… так могла вести себя только та, кто по-настоящему тебя любит и волнуется за тебя.
— Ну всё… Всё, успокойся и других успокой. Скажи, я очнулся и скоро…
— Никаких скоро! — Послышался голос Рабнир. Блин, да что за нарния у меня за спиной, откуда они все берутся? — Останешься в шатре до полного исцеления. Ведь твоё лицо… как… как… я… я не представляю, как ты это переживёшь.
Моё лицо? А, она о повязках. Хз, живой и слава богу, а левый глаз, конечно, жалко, если выбили, но вроде ж не болит он? Да и если повязочку приподнять, ай-ай-ай… сука, присохла, блин!
— Я сделаю компресс и поменяем повязки! — Подскочила Мария в тот же момент, как я с облегчением выдохнул. Пусть глаз и заплывший был, всё смутно, но что-то отдельно я видел, а значит, с помощью Марии любая болячка рано или поздно нам поддастся. Главное, глаз на месте и видит!
Успокоив Рабнир, признавшую свою тупость и факт, что её обманули, позволяю себя помучаться и даже немного покричать, когда Мария принялась менять повязки. Боль какая-то дикая, казалось, болело ещё сильнее, чем когда меня в тот раз ножом резали. В общем, кое-как всё пережив, выслушав рассказ стюардессы-целительницы о том, как хорошо регенерирует моё тело, я сам берусь рассказать о боге, нашем с ней диалоге и некой Бессмертной. Расспрашивать Рабнир бесполезно, Мария ничего не знала, тогда мы позвали Кисунь. Она, как и две другие девушки рядом, чуть-чуть поплакала, облизала мне щёку, потом, выслушав о Бессмертной, отправилась к матери. Никто не знает, что это за существо и откуда оно взялось. Подобное говорило либо о древности Бессмертной, либо о том, что мой сон — просто бред. Хотя в последнее я более не верил. Происходящее — реально. И на случай, если нам придётся в открытом бою столкнуться с кем-то, кого не убить, нам предстояло разработать план. А в планах по убийству и победам над непобедимыми лучше всего кто? Конечно же, Добрыня! Старый вояка, которого, как назло, никогда нет рядом, когда он так сильно нужен. Поговорив немного с Рабнир, мне становится известно, что батя, использовав покушение на меня как предлог, решил ещё сильнее сплотить местных с целью выбить захватчиков. Мои раны сильно сказались на боеспособности кошек, да и всей Федерации в целом. Именно поэтому, чтобы не ждать моего выздоровления и не дать Республике время на передышку, он вновь отправился устраивать беспорядки на вражеских территориях. Умно… очень умно, и, как мне кажется, правильно, только не обязательно было называть это «святой войной» — тут батя точно перегнул палку.