Их едва ли наберется сто человек, но их все-таки боятся. Если они та взрывчатка, от которой взлетит на воздух общественный порядок (при том, как бедствуют крестьяне), что станется с городской буржуазией, патриотически настроенной, но богатой, с помещиками, ничего не дающими сельскому населению? Пусть они уходят подальше, эти люди в красных рубашках.
Вот Гарибальди в Болонье, затем в Равенне.
В Равенне цель снова меняется: нужно помочь Венеции, сражающейся с австрийцами.
Гарибальди пытается организовать батальон из людей, решившихся присоединиться к нему, «добиться независимости Италии или умереть». Кто сомневается в его целеустремленности, даже если в течение этой осени он больше говорил, чем действовал? Он вынужден это делать, так как средств не хватает, и одного его авторитета недостаточно, чтобы создать такие силы, с которыми можно было бы выступить против врага: без государства, возглавившего народную борьбу, нельзя добиться успеха.
А это государство, Пьемонт, вышло из борьбы.
Так значит, никакой надежды?
16 ноября стало известно, что Пеллегрино Росси, один из министров Пия IX, убит в Риме. Несколькими днями позднее, 24-го, Пий IX покинул свою столицу в одежде простого священника и укрылся в Гаэте, где к нему присоединился великий герцог Тосканский. Казалось, что Рим — свободен, и республиканцы, самые радикально настроенные из патриотов, могут начать действовать. Вот, может быть, тот федеративный центр, которого не хватало борьбе.
8 декабря революционеры, взявшие власть в Риме, послали Гарибальди телеграмму: пусть он вместе со своим легионом присоединится к городу.
Наконец-то ясный призыв, наконец событие. Все еще можно спасти, поскольку Рим «наш».
Гарибальди немедленно отправился в путь.
Картина восьмаяПОКА ХВАТИТ СИЛ(1849)
Следовало бы проследить путь Гарибальди и его легионеров через Апеннины, по римской равнине, от деревни к деревне, от одного городка до другого, от Мачераты до Риети.
Кортеж, приводящий в восторг патриотически настроенных горожан, пугает деревенских жителей. Эта «банда» внушает тревогу, потому что кормится за их счет, потому что кое-кто из ее членов ворует и пьет. Сама их одежда, столь отличная от униформы регулярных войск, только подтверждает, что речь идет о «разбойниках», а раз-бой — явление, знакомое в этих районах Апеннин, особенно зимой, когда снежные заносы изолируют деревин, вокруг которых по ночам бродят волки, от всего мира.
Гарибальди едет первым, во главе своих людей: красная рубашка, белое пончо, шляпа с пером и сабля. За ним — Агуйяр, высокий негр, которого он в Америке освободил от рабства, офицер и ординарец в одном лице; он в черном плаще, в руке — пика, к которой прикреплена вызывающая всеобщее удивление красная звезда. Это разношерстное войско состоит из дезертиров, тосканских и ломбардских волонтеров, и «монтевидейцев», вернейших из верных, к их седлам прикреплены лассо, которыми пользуются гаучо.
Однако позднее Гарибальди, готовящийся к серьезным сражениям, постарается придать своей армии сплоченность и потребует у властей единую форму и оружие. Но даже в Риме его встретили сдержанно. Гарибальди быстро убедился в том, что его хотят удалить из города. Число волонтеров попросили ограничить: не более пятисот человек. Его посылают — под предлогом необходимости защиты — в города, которым ничто не угрожает. Он снова вынужден перейти через Апеннины в самый разгар зимы, в то время, как у его людей нет даже шинелей. И снова та же настороженность жителей, тот же страх. «Нашего приближения боялись, как боятся волков или убийц».
Когда он понял, что ему отказано даже в необходимом вооружении, он решил изготовить пики. В городах ему хотя бы верят. Жители Мачераты избрали его депутатом Учредительного собрания, чтобы он мог бывать в Риме.
Положение в городе было сложным. Население в своей массе не принимало участия в демонстрациях, приветствовавших приход к власти демократов после отъезда Пия IX.
Город веками был подчинен власти папы. Для подавления оппозиции использовались все средства. И не было сделано ничего, чтобы облегчить участь городской бедноты.
Рим мало изменился с 1825 года, когда Гарибальди увидел его впервые.
Когда он прибыл туда в начале 1849 года, чтобы участвовать в заседаниях Учредительного собрания, в городе было по-прежнему 90 % неграмотных. Однако среди населения, задавленного нищетой и обскурантизмом (все преподавание в университете велось на латыни), он встретил сторонников: это была молодежь или те слои общества, в которых были живы традиции независимости. Они были готовы бороться.
Но сколько их было? Всего лишь несколько тысяч.
5 февраля 1848 года. Церемония открытия ассамблеи.
Великий день для Гарибальди и патриотов: Рим, кажется, может стать центром, вокруг которого объединится вся Италия.
На первом же заседании Гарибальди берет слово: он требует установления республики.
9 февраля 1848 года ассамблея (сто двадцать депутатов — за, девять — против и четырнадцать — воздержались) провозгласила Римскую республику, положила конец власти папы, приняла решение о конфискации имущества церкви, свободе образования и печати, равенстве всех граждан перед законом.
Позднее, под давлением Мадзини, прибывшего в Рим 6 марта и ставшего одним из членов триумвирата, правившего городом (вместе с двумя демократами, Армеллини и Саффи), ассамблея наметила социальную программу и, в частности, раздел па мелкие доли конфискованного церковного имущества и его распределение среди семей беднейших земледельцев.
Это была революция.
Гарибальди стал символам борьбы против церкви. И объектом ее ненависти.
Он действительно во всем винил церковь, не понимая, что причины того сопротивления, с которым сталкивается национальное движение, гораздо глубже.
Вера и невежество были, тем покровом, под которым скрывался тяжкий гнет феодальной структуры общества. Бедствующий крестьянин был бы готов — и иногда демонстрировал это — прогнать всех хозяев, феодалов и крупных земельных собственников — буржуа в неистовой, все сметающей жакерии, но ему предлагали только кричать: «Да здравствует Италия!»
А что для него Италия?
Неграмотный, задавленный долгами, он не в состоянии даже заплатить за посевной материал.
Гарибальди этого не понимает. Так же, как он не понимает крестьянской осторожности, упорства, нетребовательности и того человеческого величия, которое проявляется в привязанности к месту, к неблагодарному труду, которому нет конца. Он не чувствует ненависти, разделяющей социальные группы в стране, где разница условий жизни так велика.
Священники! Священники! Вот, кто за все в ответе. Но вина лежит также на политиках, их честолюбии, соперничестве.
Богатство, бедность, эксплуатация одних другими? Об этом Гарибальди не говорит. Он мечтает «о едином кольце всех граждан, едином мнении — от дворянина до плебея, богатого и бедного, когда все стремятся видеть родину, свободной от чужеземного захватчика, не думая в эту минуту о том, какая в стране форма правления!»
Ситуация в самом деле после революционного подъема осенью и зимой 1848 года изменилась к худшему.
Вначале, правда, казалось, что победит новая волна: еще раз у австрийского «жандарма» возникли собственные трудности. В октябре 1848 года в Венгрии вспыхнуло восстание, и австрийский император был вынужден покинуть Вену и укрыться в Олмутце. Когда австрийский контроль слабеет, Италия чувствует себя свободной.
Уже патриоты строго осуждали перемирие, заключенное Карлом Альбертом в августе 1848 года. Они начали кампанию в рамках статуса, пожалованного королем весной 1848 года, за новое выступление Пьемонта в Ломбардии против Австрии. На выборах, состоявшихся 15 и 22 января 1849 года, победили радикально настроенные демократы. Составлено демократическое министерство, целью которого было возобновление войны.
Слишком поздно.
5 января 1849 года восстание в Будапеште было подавлено. Австрийский жандарм снова обрел уверенность в себе, и когда 12 марта 1849 года Пьемонт объявил о прекращении перемирия, достаточно было одного сражения при Новаре 23 марта 1849 года, чтобы пьемонтская армия перестала существовать. Унижение было безграничным. Еще счастье, что Пьемонт не был оккупирован австрийцами: только угроза французского вмешательства в помощь Турину помогла избежать катастрофы.
Пьемонтская армия не могла собственными силами справиться с австрийцами. Генерал Раморино, участвовавший в мадзинском движении в 1834 году и командовавший сейчас одной из дивизий, был объявлен виновником поражения и расстрелян. Что касается короля Карла Альберта, то он отрекся от престола, тайно переехал из Италии в Португалию, уступив место своему сыну, Виктору Эммануилу II. Новому королю было 29 лет.
Поражение Пьемонта при Новаре прозвучало похоронным звоном для итальянских надежд. Больше не было препятствий для спада, для массового возвращения самых реакционных элементов, повсюду опирающихся на поддержку австрийцев. И мая 1849 года они вошли во Флоренцию. В Парме и Модене они восстановили власть герцогов (август 1849-го). Король Неаполитанский, убежденный в победе австрийцев, может отправиться на завоевание Сицилии. В каждом государстве, в каждом городе тюрьмы постепенно заполняются.
Остается Рим, остается Венеция — две республики.
Гарибальди понял грозившую Риму опасность. Австрия движется к югу. Она уже в Тоскане, она идет на Рим. И город окажется в клещах между войсками Бурбона Неаполитанского и австрийцами.
Народное ополчение! Народное ополчение!
Гарибальди набирает людей, усиливает свой легион, готовит его к бою. Он в своей стихии: действие, борьба — и драма.
Он пишет членам триумвирата. Он требует людей и оружия. Он требует разрешения пойти по Виа Эмилия и атаковать австрийцев.
Гарибальди явно не видит всей картины готовящегося конфликта. Рим отныне в центре международных отношений. Ни Париж, ни Вена, ни Лондон не могут не обратить внимания на этот нарыв, угрожающий их влиянию. «Римский вопрос», таким образом, подтверждает, что решение проблемы единства Италии связано с соперничеством между великими державами.