Посол Сардинии в Лондоне в своих донесениях подчеркивал популярность Гарибальди. О нем писали газеты. Рабочие Ньюкасла, где судно, капитаном которого он был, стало на якорь, устроили ему праздничный прием. В знак его заслуг ему снова преподнесли саблю.
Этот одинокий герой, обаятельный изгнанник, интересовал даже богатых англичан. Леди Эмма Робертс, богатая и титулованная, соперничала из-за него с молодой итальянской графиней Марией Мартини делла Торре. Двадцатидвухлетняя журналистка Джесси Уайт, умная, живая, восторженная, стала его подругой. Гарибальди был желанным гостем в замках и особняках, его приглашали в посольство Соединенных Штатов. Была даже объявлена его помолвка с Эммой Робертс.
Какое значение мог иметь для самого Гарибальди его успех у женщин, более или менее молодых, принадлежавших к другому кругу, столь резко отличавшемуся от его собственного или круга тех женщин, с которыми он сталкивался до сих пор?
В Аните была непосредственность и грубоватость девушек Рио-Гранде, до нее и после были мимолетные встречи с женщинами, как у большинства моряков и солдат.
На пороге своего пятидесятилетия он открыл для себя другой тип женщин. Он любил нравиться, ему льстило это несколько манерное окружение, даже если иногда он его избегал (например, тягостный этикет аристократических обедов Эммы Робертс).
Но настойчивое внимание женщин, титулованных, светских, умных, ярких личностей, его успокаивало, утешало.
Привлеченные его славой, они встретились ему теперь, как будто уход из жизни донны Розы, вслед за Анитой, давал ему право знать этих женщин, совсем других по манере вести себя и, главное, независимых.
Уже выбор Аниты был выбором спутницы, способной порвать с общепринятыми нормами. Но такие, как Эмма Робертс, Джесси Уайт и вскоре последовавшие за ними другие, говорят о том, что Гарибальди влекло к женщинам свободных нравов, лишенным предрассудков, берущим на себя инициативу, которых из-за одного их поведения донна Роза никогда бы не приняла.
Но такая идеальная спутница, столь же свободная, как и он сам, — была ли она в самом деле нужна Гарибальди, способен ли он был ее принять, если бы она вдруг встретилась?
Над ним тяготел груз прошлого.
Он вновь столкнулся с ним в Ницце, когда, получив разрешение Кавура, высадился в Генуе и прибыл в свой родной город 10 мая 1854 года.
Он приехал больным, страдающим от приступа ревматизма. Встреча сорокасемилетнего человека со своим городом, конечно, мучительна. Его родителей больше нет в живых, но он живет в том же доме, на набережной Люнель, который был их общим домом. «Наконец-то обрел счастье обнять своих детей после пятилетней разлуки», — пишет Гарибальди.
На самом деле, ему никогда прежде не приходилось жить вместе с ними подолгу. Менотти уже четырнадцать лет, Терезите десять и Риччьотти семь.
Гарибальди целиком поглощен своими отцовскими обязанностями, которые он открыл для себя впервые, — и внимателен до мелочей.
Кажется, что в Ницце Гарибальди, всегда такой активный, резко изменил ритм жизни. Контакт с детьми и городом собственного детства — вот подлинная причина вдруг обретенного спокойствия, которое отмечают все свидетели.
Гарибальди всегда любил Ниццу, свою «маленькую родину», как он говорил, «одно из красивейших мест Италии и мира».
Город, который он увидел в 1854 году, заметно изменился. Туристов стало больше; они живут в отеле для иностранцев на улице Пон Неф, в отеле «Йорк» на площади Сан-Доминик, в английском пансионе на площади Ботанического Сада или в Большом новом княжеском отеле на улице де Поншетт.
Муниципалитет с 23 апреля 1854 года ввел газовое освещение. Город, особенно в некоторых районах, стал оживленнее.
Здесь проводят время знаменитые люди — например, доктор Конно, личный врач Наполеона III, — и Гарибальди не может этого не знать, так как Эмма Робертс в сопровождении Джесси Уайт приехала, чтобы присоединиться к нему, принуждая его — но Гарибальди быстро начнет уклоняться от этой обязанности — посещать салон отеля, в котором она остановилась, и видеть вблизи Ниццу туристов и иностранцев.
Гарибальди близка другая Ницца. Карр встретил его в гостях у рабочих, праздновавших крестины, затем за игрой в шары. Здесь он дома, среди своих. Он ходит на рыбалку, иногда охотится на берегах реки Вар, как делал это во времена своего детства. Он встает на заре, отдыхает после обеда (сиеста), ест простую пищу «по-ниццски», уходит играть в шашки — одна из его страстей.
Простая жизнь, внешне никак не связанная с политической атмосферой, изменившейся в городе за последние годы.
Дело в том, что Ницца чувствует себя заброшенной, хуже того, Турин ее притесняет. Ниццский порт всегда пользовался правами порто-франко. В 1851 году он потерял свои привилегии и переведен па общее положение. Налоги на импортируемые продукты питания растут, вместе с ними растут цены. Жители Ниццы протестуют, под петицией — десять тысяч подписей. На площади Сан-Доминик 15 мая 1851 года, несмотря на проливной дождь, собрались на демонстрацию три тысячи человек.
Когда железная дорога связала бурно развивающуюся Геную с Турином, превратив ее в легкие северной Италии, Ницца оказалась окончательно отброшенной на периферию.
По мере того как благодаря проводимой Кавуром политике Турин все больше поворачивается к Италии, чтобы стать объединяющим началом страны, интересы Ниццы все теснее связывают ее с Францией, которая становится основным покупателем продукции, производимой графством.
Гарибальди, влюбленный в свой город, преданный идее объединения Италии, кажется, не отдает себе отчета в этой эволюции, неблагоприятной для Пьемонта Гарибальди — уроженец Ниццы. Он привязан к своему городу, но для него это прежде всего город его детства — порт, старинные кварталы у подножия холма, на котором стоит замок. Перемены происходят, но где-то далеко, а город детства пусть остается прежним, нетронутым, каким его сохранила память.
Будущее Гарибальди, его мечты связаны не с Ниццей.
Уже несколько лет он думает об острове. Он видел остров Хантер в австралийских широтах. Райское место. В конце 1855 года — ему уже больше сорока восьми лет — его брат Феличе умер и завещал ему тридцать пять тысяч лир. К этой сумме, значительной по тем временам, Гарибальди может добавить двадцать пять тысяч лир. Впервые в жизни в том возрасте, когда, кроме отцовских обязанностей, он ощущает потребность «осесть», положить конец скитаниям, — у него есть целый капитал.
«Я думаю обосноваться в Сардинии, посмотреть, как себя чувствуют бекасы», — пишет он.
Братья Сузини, приютившие его в 1849 году на острове Маддалена, посоветовали ему выбрать остров Капрера, на широте Маддалены, на архипелаге сплошь из гранита и безводной земли, в проливе Бонифачо, между Корсикой и Сардинией.
Доступ к острову затруднен. Порта нет, есть мол, скорее насыпь, на которую набегают волны, разбивающиеся о прибрежные рифы. Козы — капрера![18] — щиплют короткую траву, которую сильные ветры, дующие почти постоянно, еще больше пригибают к земле. Но на острове нет никаких властей. «Ни сборов, ни священников», выражаясь языком Гарибальди. Только чета англичан Коллинзов, которых забросила сюда буря страстей, вызвавшая скандал в обществе и соединившая их, аристократку и ее слугу. Кроме них, был еще корсиканский бандит Пьетро Феррачьоло, которому удалось ускользнуть от французских жандармов: он скрывался с семьей в одном из гротов. В ясную погоду, а это бывало часто, отсюда видны острова Эльба и Монте-Кристо: Гарибальди предстояло жить между Наполеоном и героем романа Александра Дюма, ставшими легендой. Хорошее соседство.
Итак, он купил половину острова Капрера, контракт был подписан 29 декабря 1855 года. Наконец-то у него было свое королевство. Остров.
Он устроился на Капрера только в начале 1857 года.
Нужно было построить дом. Это был белый дом из камня и дерева. Крыша была плоской и представляла собой террасу. В нем было всего четыре комнаты, и он напоминал дома с берегов Рио-Гранде-до-Суль. Гарибальди строил его сам вместе с несколькими друзьями и сыном Менотти. Пока дом не был закончен, он бывал на острове только наездами и жил в палатке; целыми днями он строил, сажал между камней, где только можно, фруктовые деревья и овощи. Он хотел — подобно последователю Сен-Симона, основавшему колонию, — создать экономическую базу для своего владения. Паровая машина позволяла качать воду и разрешить таким образом главную проблему. Он попробовал заняться разведением коз и быков, но это было сопряжено с большими трудностями. Не было фуража. Он попытался, также безуспешно, заняться пчеловодством.
Но Капрера, несмотря на безводность острова и то, что Гарибальди впервые в жизни занимался сельским хозяйством, не был игрушечным домом, «Малым Трианоном»[19] Робинзона Крузо с почтовой открытки. Гарибальди там в самом деле жил.
В 1856 году он ненадолго приехал в Англию, где был принят своей богатой невестой Эммой Робертс. Гарибальди нужно было купить «каттер», быстроходный катер, с помощью которого он рассчитывал — в который раз! — преуспеть в торговых делах.
Но поездка в Англию преследовала также другую цель: попытаться организовать освобождение политических заключенных, которых Бурбон Неаполитанский держал в тюрьме крепости Санто-Стефано. Рискованное предприятие: оно говорило о том, насколько Гарибальди готов был действовать, несмотря на всю свою решимость заняться устройством личной жизни.
Предприятие не состоялось, и Гарибальди смог спокойно вступить во владение своим катером, названным «Эмма» в честь богатой дарительницы. Он совершил несколько рейсов между Генуей, Сардинией и Капрера.
У Гарибальди было собственное владение и корабль. Он был независим. Когда «Эмма» была уничтожена пожаром, он окончательно отказался от идеи коммерческих рейсов, устроившись в своем доме на Капрера, откуда со всех сторон было видно море. Ему было пятьдесят лет.