Вскоре кирзовые сапоги окончательно смешали бережок с водой и стерли его, так сказать, с лица земли.
На помощь тянущим трактор прибежали братья близнецы Багратион и Яблочкин. Они были похожи на мышек, которые помогают Деду, Бабке, Внучке и Жучке вытянуть хорошо укоренившуюся репку.
— Беда-дело! — сказал, наконец, Кадыков и бросил веревку.
— Дело-труба! — согласился с ним слесарь Златорукий.
Следом разжали ладони Кадыков и братья-близнецы. Только Липыч отчаянно продолжал тянуть трактор. Будто бы один мог вынуть его из реки.
За Липычем с дороги, сверху, наблюдал старик-бурят Айгай.
— Липыч зря трактор тянет, — толковал он. — Человек легкий, а трактор тяжелый. Надорвется Липыч.
Железная логика Айгая подействовала. Липыч понял, что "Кировец" он свой больше не увидит. И что есть чушкинцы на Новый год, ничего кроме картошки не будут.
— Ладно, — сказал вдруг Костя Крыжовников, — коли такое дело. Придется свои способности применить.
— Какие, это? — заинтересовался Липыч.
— Скрытые, — объяснил Костя. — У каждого человека они имеются. Только надо уметь их проявлять.
— Нешто умеешь? — засомневался Липыч.
— А-то! — подтвердил Костя. — Нужно только дыхание правильно регулировать. Японская школа "Танцующего журавля"!
— Давай! — заинтересовался Златорукий и потопил метким плевком проплывающий лист.
Костя вышел на берег, развел руки в стороны и с каким-то свистом втянул в себя прозрачный осенний воздух. Затем Крыжовников поднял одну ногу и стал действительно похож на осеннего журавля, который собирается улететь в теплые заморские страны. Однако улетать Костя никуда не стал. Он опустил ногу и осторожно сбежал к воде. Хотя мужики видели, что бежит-то к воде Костя, им казалось, что по берегу двигается прозрачный речной воздух, принявший облик Крыжовникова.
— Щас по воде пойдет, — сообразил Кадыков.
И точно. Кирзовый сапог Крыжовникова наступил на мутную воду, но река под ним, вроде, затвердела и даже не прогнулась. Подскакивая на волнах, Крыжовников побежал на середину реки и уставился в серую муть.
Через минуту Костик снова прыгнул на берег.
— Мелко сидит, — сообщил он. — А зацепилось хорошо. За бампер. Теперь тянуть надо.
— Дак тянули ж, — развел одной своею рукой Кадыков.
— Теперь иначе будем, — сказал Крыжовников.
Он отбежал повыше на берег и постучал сапогом по земле. Проверял, тверда ли? Затем опустил руки по швам и выдохнул в холодное сизое небо. В Косте теперь не осталось ни капли воздуха и неимоверная тяжесть вдавила его в берег Вожки. Земля выдержала Костю с трудом.
— Давай веревку! — завопил он.
Липыч раскрутил канат словно лассо и накинул его на Крыжоникова.
Костя уперся грудью в петлю, нажал сапогами на речной берег и двинулся вперед.
Земля дрогнула. Яблочкин и Багратион, не удержавшись, упали на берег. Липыч закачался.
Как былинный богатырь, наклонясь, Костик Крыжовников шел по дороге, соединяющей Чушки с райцентром. Вода в реке клокотала и ходила водоворотами. Казалось, снизу ее беспокоят речные бесы. Наконец, показался трактор, похожий на некоего речного кита, который выплыл на поверхность цвета чая с молоком, чтобы подышать свободным воздухом. Отчего-то кит этот решил не возвращаться в мутные глубины и, чмокая грязью, выполз на берег.
Тут уж все собравшиеся мужики, включая братьев-близнецов, закричали и бросились помогать Косте.
На дорогу трактор выволокли всем селом.
Липыч сразу бросился проверять радиатор трактора и нажимать на его педали. "Кировец" откашливался и фыркал как спасенный утопленник.
— Во, дядя Кость! — сказал брат Багратион показывая Крыжовникову некрупный, но все ж таки большой палец.
Костя смущался и делал вид, что вытащить трактор из воды любой может.
— А летать? — спросил брат Яблочкин. — Летать-то ты, верно, тоже могешь?
— Летать-то? — задумчиво переспросил Крыжовников, растирая стесненную канатной петлей грудь. — А чего ж? Можно и полетать.
Он развел руки, вдохнул и полетел к деревне.
Усы писателя Лермонтова
Прошел со дня возвращения Костика месяц. Отработал Крыжовников у станка двадцать четыре рабочих дня. Настало время получать зарплату.
— Константин, — сказал на двадцать пятый день слесарь Златорукий. — Иди-кось заработанную плату получать.
А Костик-то как раз точил напильником интересную деталь с лошадиным названием "хомут".
— А что, — сказал Костя. — И пойду!
Положил напильник и пошел.
Своего человека, который деньги выдавал бы, в Чушках не было. Бухгалтер Тамара Эдуардовна приезжала из райцентра каждое пятое число. В тот день как раз пятое число и было.
Приезжая Тамара Эдуардовна располагалась за прилавком сельского магазина и отсчитывала всем зарплату.
Обычно в магазине деньги тратят. А вот в Чушкинском их получать можно.
Тамара Эдуардовна была грузна и усата. Усы у нее были, конечно, не генеральские, а все ж имелись. Небольшие. Как у Лермонтова. Тамара Эдуардовна даже охранников-инкассаторов с собой никогда не брала. Она всех разбойников усами на расстоянии держала.
Навалившись мощными локтями на прилавок, бухгалтер из райцентра сверяла записи в своей счетной книге. Все ли получили заработанное? Получалось что все. Только молодой слесарь Константин Крыжовников еще не приходил. Тут открылась дверь магазина, и вошел как раз молодой слесарь Крыжовников.
Тамару Эдуардовну оранжевый платок Крыжовникова сильно потряс. Сама-то она в лисьей шубе ходила. Но еще больше изумили Костю лермонтовские усы бухгалтерши.
— На поэта-то как смахивает, — удивлялся Костик. — Не на Пушкина ли?
— Он, наверное, беженец, — размышляла в свою очередь Тамара Эдуардовна. — Ходить не в чем. Вот на зарплату-то и купит.
— Фамилия? — спрашивает бухгалтерша.
Костик с трудом оторвал взгляд от небольших усов и переместил его на располагающиеся выше глаза. Они были пронзительные. Как у участкового Семашко. Только у дяди Василя усов не было.
— Крыжовников, — говорит Костик. — К. В.
— Кирилл Владимирович? — интересуется бухгалтер.
— Константин Викторович, — объясняет Крыжовников.
— Ну, что ж, тогда получай зарплату.
Тамара Эдуардовна ткнула мощным указательным пальцем в счетную книгу и попала прямо в пустое пространство между надписью "Крыжовников" и цифрами "1.500".
— Распиши-кось.
Пока молодой слесарь Крыжовников расписывался, Тамара Эдуардовна сильно сомневалась, что он все-таки Кирилл Владимирович, но отчего-то не хочет в этом признаться.
— Тыща пятьсот, — объявила бухгалтерша, крупно плюнула на пальцы правой руки и принялась отсчитывать деньги.
Бухгалтеры всегда плюют себе на пальцы правой руки. Конечно, если они не левши.
— Чой-то много, — вдруг говорит Костя. — Мне, пожалуй, восьмисот хватит.
К этому моменту усатая бухгалтерша добралась до пятисот пятидесяти пяти рублей и остановилась передохнуть. Тамара Эдуардовна работала давно и в разных организациях. Она привыкла, что людям денег не хватает. То, что кому-то переплатили, Тамара Эдуардовна слышала в первый раз. И это ее совсем не обрадовало. Ей-то платили как раз за то, чтоб она все деньги, сколько посчитано, другим отдала. Не больше, конечно, а все же и не меньше. В соответствии с бумагами.
— Не на базаре, — сказала бухгалтерша. — Ишь, расторговался.
Она плюнула на правую ладонь второй раз и стала считать дальше. Купюры были мелкие. Считать приходилось долго, а уж плевать — часто.
— Нет, — снова говорит молодой слесарь в странном оранжевом платке. — Вы мне только восемьсот давайте. Чего мне с остальными-то делать?
— А чего хочешь. Хоть на лоб себе клей.
— Дак кабы одна купюра можно и на лоб. А у вас их пачка. Их только на спину лепить, как горчичники.
— Можешь на спину, — отвечает бухгалтерша и считать продолжает. А купюра-то совсем мелкая пошла. По десятке.
Тамара Эдуардовна утомленно остановилась. Дала пальцам немного отдохнуть.
— Что ль торгуешь чем? Приторговываешь?
— Слесарю. Деталь точу.
— А, деталями приторговываешь, — смекнула Тамара Эдуардовна.
— Не, мы их в трактора вставляем. — И, подумав, Костя добавил: — Чтобы ездили.
— Интересно как, — подумала бухгалтерша, — не приторговывает и денег не хочет. — Может больной? — вдруг испугалась она. — С рельсов сдвинутый? В оранжевом платке ходит.
Однако лицо у молодого слесаря было светлое. И даже мудрое.
— Теть, вот ты всю зарплату проедаешь? — вдруг спрашивает слесарь Крыжовников.
— Всю не проедаю. А треть — пожалуй.
— А остальное куда ж?
— Коммунальные платежи нынче велики.
— Нешто, такие большие?
— Немалые, — подтверждает бухгалтерша. — А ведь еще дача имеется недостроенная. Знаешь, туда сколько материалу надо?
Видно, материалу требовалось много.
— Шубу надо брать, новую. В этой-то ходить стыдно.
Между тем в лисьей шубе Тамары Эдуардовны было бы не стыдно ходить и русскому царю.
— А чем же эта нехороша?
— А тем, что на лису мода кончилась. На норку началась.
Тамара Эдуардовна снова смочила пальцы и стала листать денежную стопку. Со стороны казалось, что в шубе бухгалтерше стало жарко и поэтому она обмахивается китайским зеленым веером.
— А вот помрете, — сказал вдруг Крыжовников. — На кой вам, мертвой, шуба и дача?
Зеленый веер замер. Стих сухой шелест купюр. Будто кто-то шел по усыпанной осенними листьями дороге и вдруг отчего-то остановился.
— Как так, помру?
Видно, помирать Тамара Эдуардовна не собиралась.
— А так, — наседал Костя. — Скоропостижно.
Страшно сделалось бухгалтерше из райцентра. Ей привиделось, что она вдруг умерла, а дача и шуба продолжают жить на этой земле. И живут в даче совершенно не знакомые, неприятные люди, одетые в ее лисью шубу.
Стало Тамаре Эдуардовне больно и горько.
— Что же делать? — сетовала она. — Как же теперь жить?