– Догадайся с одного раза, – съязвил он, помогая Генри наклеить пластырь и наложить сверху бинт. Тепло огня приятно припекало спину, от мокрой одежды исходил пар – жизнь налаживалась. Оставив колкость Сораты без ответа, что уже почти вошло в привычку, Макалистер отправился бродить по пещере.
Стоило бы остаться у костра, чтобы не подхватить воспаление легких, но те же инстинкты толкали Генри в самые темные и дальние уголки. Гуляя по пещере, он периодически оглядывался на очаг. Сората сидел у огня, устало опустив голову. Он больше не язвил, не пытался казаться бодрее, чем он есть. Ужас пережитого навалился на него всей своей тяжестью.
Генри вернулся к осмотру. Скоро он обнаружил несколько деревянных, грубо сколоченных ящиков, и один из них был заполнен чем-то. «Вот оно», – сразу подумалось Макалистеру, еще даже не понимающему, что это за таинственное «оно», но чувствующему важность своего открытия. Под сыроватой грязной и плесневелой тканью угадывались угловатые очертания, Генри с волнением сдернул покрывало и достал из ящика верхнюю тетрадь.
– Сората! – сразу же позвал он и, повернувшись, потряс находкой в воздухе. – Я кое-что нашел!
Японец не пошевелился, продолжая глядеть на огонь. Генри достал из ящика остальные тетради и перенес их к очагу.
– Это, кажется, какие-то дневники. – Мужчина сел рядом и зашуршал страницами. Какое-то время лишь этот шорох и треск поленьев нарушали тишину. Генри пытался вчитаться в буквы чужого языка, возбужденно приговаривая. – Чудесно! Замечательно! Если я их переведу, то все может измениться. Все сдвинется с мертвой точки, и я…
– Генри, очнись!
Макалистер дернулся, выпуская из рук тетрадку, и она едва не угодила в огонь. Сората выпрямился, напряженно сведя лопатки. Казалось, он весь – натянутая струна.
– Дневники? – его голос источал яд. – Очередная стопка чужих воспоминаний. Пойми ты уже, они неспособны ничего изменить. Ты гоняешься за тенью.
Он повернул голову, и Генри поспешил отвести взгляд:
– Откуда такое настроение? – Энергия еще бурлила в британце, он жаждал действия и был уверен, что важная информация здесь, только протяни руку. – Не зря же Мика хотела, чтобы я попал сюда.
Рискнув поднять глаза, Генри увидел, что Сората как-то сгорбился, осунулся. Помолчав немного, японец вынужденно проговорил:
– Если ты в этом уверен, давай посмотрим.
Они поделили дневники, но те были написаны на японском, и все, что с ходу мог понять Генри – цифры. Скорее всего, даты. Увы, это было слишком давно.
– Слишком давно, – озвучил он свою мысль вслух. – Едва ли я найду в них что-то про Филлис, хотя… Нужно перечитать внимательнее.
И он улыбнулся Сорате, хотя улыбаться вовсе не хотелось.
Кимура снова выпрямился, уголки губ дернулись, но вместо ответной улыбки, хотя бы намека на нее, на его лице промелькнуло раздражение:
– Дай сюда! – Кимура выхватил из рук Генри тетрадь и, пробежав глазами по ровным столбикам иероглифов, швырнул ее в огонь. – Филлис никогда не было на этом острове, в 1991 году она даже еще не родилась. Если Мика и хотела что-то тебе сказать, приведя на этот остров, так это то, что твоя сестра пропала навсегда. Ты ее не найдешь, Генри. Не обманывай себя, ты делаешь только хуже!
Листы подкоптились, но Генри успел спасти их из огня прежде, чем бумага загорелась.
– Почему? Почему ты говоришь это? Сората…
– Потому что это правда. Та правда, которая не изменится, сколько бы дневников ты ни прочел.
– Перестань! – к горлу подкатил ком. Сората был слишком жесток, слишком… справедлив. Но в такую правду не хотелось верить. – Я должен ее найти, я обещал! Обещал, понимаешь?
Сората коснулся его плеча, сжимая пальцы, и это робкое прикосновение причиняло Генри душевную боль.
– Очнись. Если Филлис и была когда-то здесь или в Академии, она давно… мертва. Прости, Генри.
– Это невозможно, – спокойно возразил Макалистер. Руки и ноги сделались ватными, в голове звенело. Глядя прямо перед собой, он упрямо повторил. – Это невозможно. Я не мог опоздать.
– Но ты опоздал! – Сората повысил голос и попытался за плечи развернуть Генри к себе лицом. – Пойми ты это уже, наконец, и не издевайся над собой! Ты сделал все что мог, ты бросил дела и отправился на край света, позволил запереть себя в Академии. Даже если ты разнесешь тут все, Филлис это не вернет.
Генри вцепился в его руки, отчаянно, словно боялся остаться один в темноте, и простонал глухо:
– Выходит, все было зря? Напрасно с самого начала?
Он понял, что плачет, когда щекам стало горячо, а кожу защипало от соли. Конечно, Генри сам понимал, что время было упущено, и он бежал по остывающим следам, оставленным девочкой, которую ему не суждено было вновь встретить. Непутевый старший брат, слишком долго боялся, слишком часто потакал своим страхам.
С удивлением смахнув слезы, он уставился на свои дрожащие пальцы и уже не смог сдержаться от рыданий. Они душили его, вырывались из груди сдавленным хрипом. Генри хотелось выть от тоски, упасть на холодную землю и лежать, пока не станет ее частью. Но ладони Сораты по прежнему лежали на его плечах, и Генри выдохнул между судорожными всхлипами:
– Я не знаю, кого она любила, кого ненавидела. Может, она проклинала меня или звала ночами, когда ей снились дурные сны. Все потому, что я не хотел возвращаться к прежней жизни, я… я был обижен на всех, кто тыкал в меня пальцем и обзывал психом. Я надежно спрятался, так мне казалось. И я не могу не думать о том, как виноват. Перед мамой, перед Лилли. Я даже не знаю, как она умерла.
Пальцы разжались, и Генри безжизненно упал вперед, упираясь макушкой в грудь Кимуры. Тот решился положить руку ему на спину, и британец закрыл глаза.
Лилли больше нет, ее не было, когда он сошел на берег Синтар, не было, когда подписывал этот чертов контракт. Граница между жизнью и смертью всегда казалась ему размытой, неясной, почти прозрачной. И вот она предстала перед ним во всей своей необратимой строгости. Сделаешь шаг – и возврата не будет. Смерть – конец всему, что бы ни говорили философы.
– Ты останешься со мной? – Генри отстранился и утер глаза кулаком.
– У меня есть выбор? – хмыкнул Сората и с деланым равнодушием пригладил встрепанные волосы. – Пока мы оба живы, есть шанс что-то изменить. Возьми себя в руки и накажи виновных. Так ведь велит тебе закон? А я просто буду рядом.
Больше остров не мог дать им ничего полезного. Сорату бил озноб, хоть он из гордости этого и не показывал, а у Генри гудело в голове. Чувствуя себя униженным в чужих глазах самим же собой, британец вызвался на всякий случай исследовать еще пару тоннелей, и в первом же наткнулся на неожиданную и неприятную находку.
В тупике лежало тело, точнее, то, что когда-то давно им было.
Скорчившийся у стены скелет в лохмотьях то ли одежды, то ли высохшей плоти, – Генри не желал рассматривать, – словно пытался спрятаться, сжаться в комок. Кости желтели в свете фонарика, и Макалистер все же увидел череп с трагично откинутой челюстью. Кто бы он ни был, смерть заставила его помучиться прежде, чем подарить покой.
– Ге… Генри?
Макалистер вздрогнул, едва не выронив фонарь. Кимура подошел сзади совершенно неслышно и теперь испуганными глазами взирал на мертвеца.
– Черт, Сората! – Британец развернулся к нему лицом и загородил спиной скелет. – Почему ты меня не дождался?
– Я… Я хотел… – Взгляд Кимуры упрямо искал останки. – Что это, Генри?
Он сделал шаг, будто не мог удержаться от соблазна, и Макалистер взял его за плечи:
– Не знаю, но попробую узнать, если ты обещаешь слушаться меня, – дождавшись кивка, он велел: – Стой на месте.
Возле скелета нашлась еще одна тетрадь. Кисть рассыпалась по косточкам, и Генри с отвращением поднял находку. Всего одна страница исписана, но так неаккуратно, что британец не сумел бы перевести запись даже со словарем.
– Посмотришь?
Сората откинул обложку и, вглядевшись в подсвеченные фонарем кривые столбики, прочитал:
– «Доктор Ди действительно добился своей цели, результаты его работы ошеломительны – так передал нам наш последний агент. Доктор мог бы помочь нам всем, это было бы наградой за все испытания, что выпали на нашу долю. С его помощью мы могли научиться управлять своим проклятием и стать нормальным людьми. Однако семя вражды продолжало давать свои всходы, разведя бывших товарищей по разные стороны баррикад. Многие отправились на остров. А те немногие, кто остался, попытались сохранить братство… но не смогли».
Сората откашлялся и бросил на Генри короткий взгляд из-под ресниц.
– Продолжать?
– Да, конечно. – Генри кивнул рассеянно. Он уже догадывался, кто нашел свое последнее пристанище в холодной темноте подземелья. – Читай.
– «…Я надеюсь, что мои братья не стали частью страшного эксперимента и что уважаемого доктора Дикрайна вели лишь самые чистые помыслы. Я храню веру своим друзьям и ни в чем их не виню. Я – последний из братства, и все, что знаю, унесу с собой в могилу»…
Ночь Макалистер провел без сна, вороша огонь в очаге и поглядывая на дремлющего Сорату. Японец закутался в единственный тонкий плед, который предусмотрительно упаковал с собой, но не рискнул ложиться на землю и привалился к плечу Генри. Британцу было все равно. Утомленный переживаниями, он до рассвета сидел в одном положении, едва заметив, как под утро голова Сораты коснулась его колен. Кимура что-то пробормотал во сне, высунул руку из-под пледа и уцепился закоченевшими пальцами за штанину друга.
Первые солнечные лучи мужчины встретили на пляже. Горизонт едва успел окраситься нежно-розовым, море было спокойно, и лишь безмятежный ветерок рябью портил его идеальную гладкость.
Лодка обнаружилась неподалеку, целая и невредимая, только более потрепанная, чем была. Будто тот жуткий шторм приснился, а не произошел в действительности.
– Успеть бы к завтраку, – обеспокоенно пробормотал Сората, и Генри с тяжелым сердцем взялся за весла.