— У тебя, значит, кот.
— Так она тебе разболтала.
— Не беспокойся, никому не скажу.
— Всего на неделю. Его зовут Роджер.
— Уже знаю.
— У него брови, как у Роджера Мура.
Билл улыбнулся по-дорригойски.
— А на работе как?
— Хорошо. Втянули в новую кампанию с хлопьями. А у тебя как?
— Хорошо.
Дальше этого у нас разговоры о работе не заходили. Билл на этот счет особо не распространялся — однажды начал объяснять про аппаратные и неаппаратные средства, а я уставилась в пространство, и в углу рта у меня наметилась жесткая складка.
Я слушала рассказы Билла о сквоше и невольно вспоминала свои разговоры с Пьером. Не очень-то честно с моей стороны. По идее мне сейчас полагалось скакать вокруг стола и болтать обо всем без разбора. Но каждый раз, когда кто-нибудь заговаривал со мной, мне хотелось только одного — улизнуть к своему компьютеру и рассказать обо всем этом Пьеру. Может, Хилари и Натали правы и я стала компьютерной маньячкой? Что следующим номером — разучусь говорить вслух?
К нам подошла Джоди и ухватила Билла за локоть.
— Извини, Вик. Билл, можно тебя на минуточку?
О нет. Не ходи туда, Билл. Хотя, с другой стороны, вдруг ему польстит — сняться в документальном фильме под названием «Влюбленные женщины». Даже если он окажется единственным мужчиной-гетеросексуалом.
Где-то в половине одиннадцатого я откланялась. Плоха та вечеринка, когда ты только и ждешь подходящей минуты, чтобы сбежать. Билл обещал подбросить меня, а поскольку он устал после работы, то все получилось очень удачно. Когда мы поднялись, все зачем-то принялись по-дурацки махать нам руками. Наверняка, только я за порог, как примутся перемывать мне косточки.
Мы сели в машину, Билл дал задний ход и едва не врезался в мопед.
— Извини.
Включил какую-то музыку. Похоже на Майкла Джексона. Мы поболтали о ценах на компакт-диски и умолкли. Но молчание меня совсем не напрягало. Мы настолько привыкли друг к другу, Билл и я. И долгие вечера со сломанным автоответчиком и интернетными бдениями приучили нас к уютной тишине.
Наверное, надо бы показать ему Роджера, но мне хотелось поскорее лечь в постель. Впрочем, нет, вру. Мне до смерти хотелось включить модем. И плевать, кто и что скажет по этому поводу. Пьер, Пьер. Ты нужен мне, ПД.
Я вздохнула и все-таки попыталась завязать разговор.
— Джоди пригласила тебя в свой фильм?
Билл смущенно хохотнул.
— Да, так что и я в нем участвую.
— О нет.
Он пожал плечами и с трудом вписался в поворот.
— Не смог ей отказать.
— Ох…
Разговор не ладился. Ну что он им может сказать? Есть только одно объяснение: Джоди и Диди отчаялись найти для своего фильма гетеросексуального белого парня. А тут подвернулся Билл.
Наконец мы подъехали к дому, и я вылезла из машины.
— Спасибо, что подвез.
— Увидимся.
Дома я могла думать только об одном. О том, что начинаю понимать хронических онанистов. Меня грызло чувство вины, и есть отчего. Каждый вечер задергиваю шторы и опускаю жалюзи, лишь бы на улице не заметили предательского мерцания монитора. Я пытаюсь скрыть правду от себя самой.
Угостила Роджера сардинками, немного помыла посуду, проверила автоответчик (ни Лайма, ни Дэна, никому не нужна, никто тебя не любит, ты одна-а-а-а-а, трам-там-та-а-а-а), полистала телепрограмму.
И наконец я дозрела. Две подушки в кресло, чашка чая на стол. Даже в туалет сходила заранее, чтобы не прерываться. Дикость.
Но однажды — вертелась в голове мечтательная мысль, — но однажды мы встретимся лицом к лицу, и вот тогда я порадуюсь, что сбежала из ресторана. Порадуюсь, что выскочила из машины Билла и взлетела по лестнице, лишь бы поскорее включить компьютер.
И обязательно наступит день, когда мне будет наплевать, как я выгляжу со стороны. Да мне уже плевать, как я выгляжу в собственных глазах. Да и что тут такого? Во время войны американские солдаты писали любовные послания англичанкам, которых в глаза не видели. Что плохого в том, что дружба по Интернету, кажется, превращается в нечто большее? Это же девяностые, вы не забыли?
Пинг, пинг, пинг. Я подключилась без проблем — наверное, потому, что в субботу вечером все нормальные люди занимаются тем, чем полагалось заниматься и мне, — едят, пьют и веселятся с друзьями.
Он был на месте. Наш канал, «Всемирное содружество одиноких».
ТБ: Пьер, вы там?
ПД: Да.
Господи, благодарю тебя, благодарю.
ТБ: Меня тут решили поддержать мои друзья.
ПД: Как?
ТБ: Они думают, что я печальная одинокая женщина. Подсунули мне кота и устроили ужин.
ПД: Чтобы снова вернуть вас в ряды человечества.
ТБ: Да. Потому что я все время пропадаю в Интернете.
ПД: Из-за меня?
ТБ: Возможно.
ПД: Что еще вы в последнее время делали в Интернете?
ТБ: Ничего. Сломалась на Говорящей Пуле Курта Кобейна.
ПД: И что же она сказала?
ТБ: Компьютер завис.
ПД: Не переживайте, ТБ, вы же знаете, что найдете свою судьбу с помощью компьютера.
ТБ: Очень смешно. Лучше бы я вам об этом не рассказывала.
Внезапно тишину прорезал вой пожарной сирены. Из спальни пушистым ядром вылетел Роджер. Вот дерьмо. Это надо же — так громко. И зачем сирены делают такими громкими? Простите великодушно Мисс Дурочку, но если вы никогда раньше не слышали сирены в собственном доме, то вряд ли поймете, что это такое.
С лестницы донесся топот. И до меня наконец дошло. ПОЖАР. Это пожар…
SOS!
Несколько минут спустя, стоя в саду вместе со всеми остальными жильцами, я спохватилась, что Пьер Дюбуа так и остался висеть в парижском Клиши, растерянный и ничего не понимающий.
Жилец с первого этажа, сотрудник страховой компании, взял на себя обязанности начальника пожарной бригады. Тут я увидела Билла, босого, в футболке и шортах.
— Что случилось?
— Похоже, это в пятой квартире. Он тоже никак не мог отдышаться.
— В пятой?
— Только там никого нет. Уехали на выходные.
— А пожарная бригада где?
— Выехала.
Тут меня словно громом ударило. Роджер! Я поступила правильно, когда закрыла за собой дверь, верно? Так и положено делать. Но я заперла там бедного Роджера.
У меня вырвалось проклятие, и Билл подпрыгнул.
— Что такое?
— Нужно забрать кота.
Есть одна причина, по которой следует надевать на ночь лифчик: если в экстренном случае выскочишь в просвечивающем сером халате, твои соски не будут светить всем вокруг. Только об этом я могла думать, пока проталкивалась сквозь толпу. Я же никогда не смогу посмотреть им в глаза. Пусть и по именам не всех знаю.
На лестнице ясно чувствовался запах дыма. Только тут я по-настоящему испугалась. Роджер. Бедный маленький Роджер!
Господи, ну куда я гожусь! Настоящая развалина, с трудом по ступенькам карабкаюсь.
Когда я наконец добралась до своей квартиры, то обнаружила, что входная дверь распахнута настежь. Черт. Надо было усвоить еще в дни моих ссор с Дэном: если вы уверены, что захлопнули дверь, значит, вы этого не сделали.
Я озиралась по сторонам, но Роджера нигде не было видно. Под кроватью нет, и на кухне нет, и в ванной… Где же он, у меня такая маленькая квартира. Если только не выбежал на лестницу и не умчался наверх. Но ведь там пожар…
На этот раз я уж позаботилась закрыть дверь. Дым прибавлялся. Чему там нас учили в школе? Намочить платок или еще что-нибудь. Улечься на пол — там остается кислород. У меня начинало щипать глаза.
Все двери были закрыты. Соседняя, седьмая квартира, девятая, десятая. Наконец я взбежала на верхний этаж и увидела. Дверь Билла. Распахнутая настежь. Единственное место, куда мог сбежать кот.
— Роджер, Роджер, Роджер!
Что за кретинское имя для кота!
— Кис-кис-кис!
Может, он и у Билла решил прятаться под кроватью? И пока я металась из комнаты в комнату, призывая Роджера, я невольно отметила, что Билл все-таки развесил кое-какие картинки и фотографии. Наконец-то. О, смотрите-ка, его бывшая. Наверное, она. На зеркале. Беленькая, веснушчатая, типичная деревенская девчонка.
И тут я увидела… Его компьютер. Включен, экран светится. И я прочитала вот что:
ПД: Не переживайте, ТБ, вы же знаете, что найдете свою судьбу с помощью компьютера.
ТБ: Очень смешно. Лучше бы я вам об этом не рассказывала.
Ублюдок, ублюдок, ублюдок! Однако кое-что я знаю точно. Это последнее, что мне написал англичанин, живущий в Париже.
Глава двадцать шестая
Отец всегда умел выбрать подходящий момент. Он позвонил в шесть утра по сиднейскому времени — бог знает, который это час в Лос-Анджелесе, — когда мне только-только удалось наконец заснуть. Звонок разбудил меня, вызвав дурноту и сердцебиение — так всегда бывает, если ты действительно вымотана.
— Папа…
— Я ведь не рано, нет?
Чтоб тебя. Ну хоть бы раз учел разницу во времени!
— Ты просто не поверишь, через что я прошла.
— У тебя все в порядке? — встревожился он.
— Ну, кот все еще у меня.
— Какой кот?
И я ему все рассказала. Про Роджера, про свои безумные подвиги на пожаре, про то, что я наконец отыскала кота, забившегося под кухонный стол Билла. Про то, как из-за меня психовали. Про то, как надоедливый тип с первого этажа, корчивший из себя пожарника, прочел мне целую лекцию, а сам при этом пялился на мой просвечивающий халат. Словом, рассказала про все.
Он у меня экстрасенс, мой папа. Немного вроде Бобби или Кары из «Хрустальных Контактов», если угодно. Хотя мнение о Каре за последние двадцать четыре часа несколько увяло. А у папы настоящий талант догадываться о том, о чем умалчиваешь. Можно опустить в рассказе особо важные моменты, но рано или поздно он до них все равно доберется. Наверное, поэтому папа и продержался так долго в «чувствительных подколодных крысах» — он все время был на шаг впереди мамы. По крайней мере, телепатически.
— Проблемы с мужчинами?