Кот Мурр состоит из тридцати четырех глав, чередующихся таким образом, что действие каждой из них прерывается по капризу автора на самом интересном месте, причем в каждом из этих случаев происходит резкое изменение перспективы (роман о Крейслере сменяется приключениями Кота Мурра и наоборот). Этот метод прерываний, уходов в сторону и вставок впервые был применен вообще-то Стерном, однако при выходе книги из печати критики не преминули упрекнуть Гофмана в подражании Жан Полю на основании аналогичного, как они решили, способа построения романа. Генрих Гейне не разделяет их мнения; когда год спустя появился Повелитель блох, которого Гейне, впрочем, оценил намного ниже других сочинений Гофмана, он написал в одном из своих «Писем из Берлина»: «Гофман абсолютно оригинален. Те, кто называют его подражателем Жан Поля, не понимают ни того, ни другого. Эти авторы решительно противоположны».
Первая часть Кота Мурра вышла осенью 1819 года в издательстве Дюммлера. Поскольку чтение корректур совпало по срокам с поездкой в Силезию, его взял на себя Гитциг, за что писатель подарил ему хрустальную чашу с портретом «ангорского философа» и посвящением: Юный автор своему любезному корректору. Второй том романа появился в 1821 году (на книге указан 1822 год). Гофман намеревался написать еще один, третий том, подготовительный материал для которого был уже сведен им в Беглые заметки и мысли о разном. Уолтер Хэрич предположил, что они должны были послужить в качестве последующих размышлений Кота Мурра.
Но неожиданно Гофман дополняет вторую часть романа послесловием, в котором сообщает публике о том, что Мурр отправился к праотцам, не успев завершить работу над своими Мнениями; поэтому третий том будет содержать лишь несколько опубликованных посмертно афоризмов Кота, вставленных в подходящие места.
1 декабря Гофман разослал своим друзьям извещение о смерти:
В ночь с 29 на 30 ноября сего года на четвертом году своей многообещающей жизни уснул, чтобы проснуться в лучшем мире, мой дорогой любимый питомец кот Мурр. Те, кто знал усопшего, кто видел его следовавшим стезей добродетели и правды, оценят мою скорбь и почтят его молчанием.
Берлин, 1 декабря 1821.
Гофман.
Даже в минуты скорби или страха Гофман не терял способности шутить. Смерть его любимца Мурра воспринимается им как предзнаменование его собственной близкой кончины, в то время как друзья, не рассматривающие дело под таким углом, лишь удивляются тому, как сильно он переживает смерть своего кота. В последние месяцы жизни писатель, похоже, становится еще более эксцентричным и сентиментальным. Несмотря на возобновление болезни, он и не думает себя щадить. Издатели с нетерпением ждут его новых текстов, да и он сам, чьи расходы постоянно превышают доходы, неотступно преследует их просьбами о выплате задатков.
Гофман обладает мужеством денди; весь съежившись, он втискивается в пальто самого диковинного цвета с воротником еще более диковинного цвета и идет в «Ягор», чтобы угостить своих друзей шампанским.
Его страннический дух увлекает его в новые изгибы, и он сочиняет Духа природы, историю любви смертного к суккубу. Успех Кота Мурра вдохновляет его на замысел нового романа Якобус Шнелльпфеффер, о котором он впервые упоминает в письме Гитцигу в октябре 1820 года. Но этому плану не суждено осуществиться, дни писателя сочтены, а потому после него осталось всего два романа, так как Таинственный и Корнаро не сохранились. После смерти друга Гитциг опубликовал лишь несколько отрывочных набросков к Якобусу Шнелльпфефферу, включив их в свою биографию Гофмана.
В феврале 1822 года Гофман завершает работу над Повелителем блох (Сказкой в семи приключениях двух друзей). Генрих Гейне, внимательно проследивший всю творческую эволюцию Гофмана, причисляет Повелителя блох к наименее удачным сочинениям, отзываясь о нем так: «В книге отсутствует скрепа, отсутствует стержень, отсутствует внутренняя связь». Все это, конечно, верно, но не должно вызывать удивления, если вспомнить, что Гофман, задумавший эту повесть еще летом 1821 года, работал над ней урывками; продолжительные перерывы были заполнены работой над музыкальными рецензиями и второй частью Кота Мурра. К тому же, поскольку Гофман по завершении каждого из семи приключений, составляющих Повелителя блох, отсылает рукопись издателю, не оставляя себе копии, он вынужден всякий раз продолжать рассказ по памяти. Поэтому неудивительно, что непрерывность в развитии сюжета то и дело нарушается.
И все же своеобразная и неотразимая поэтичность сочинений Гофмана в полной мере присуща и Повелителю блох. Конечно, составляющие его приключения не обладают сюжетной насыщенностью вигилий Золотого горшка, но и в них мы находим те фантастические лейтмотивы, которые прославили Гофмана: двойник, повсеместность, превращение, а также упразднение продолжительности, впоследствии перенятое символистами.
Это упразднение или снятие продолжительности составляло центр тяжести уже в Кавалере Глюке. Оно открывает ворота самым невероятным явлениям. Когда время покидает те пределы, что приписывает ему человек, тогда и пространство срывается с петель. Вследствие этого все привычные предпосылки искажаются, и разом становятся возможными любые комбинации воображения. В этом кроется один из ключей к творчеству Гофмана, и мы понимаем, что, если пес Берганца, о котором пишет Сервантес, встречается с Гофманом, если Глюк через двадцать лет после своей смерти в Вене разгуливает по Берлину и если Ян Сваммёрдамм спустя полтораста лет после того, как он жил в Амстердаме, появляется во Франкфурте-на-Майне, все это является составной частью поэтической системы и не имеет ничего общего с произвольной орнаментикой.
Дурацкая история
Писатель попадает в дурацкую историю, которая при тогдашнем политическом климате очень быстро могла обернуться историей скверной.
После наполеоновских войн Германию сотрясают внутриполитические катаклизмы. Несмотря на ликвидацию Священной Римской империи германской нации, политику в стране по-прежнему определяют правители крупных и малых княжеств. Ибо земли и княжества бывшей империи объединились в Германский союз, чьим правящим органом является заседающий во Франкфурте-на-Майне бундестаг, членами которого состоят федеральные депутаты, представляющие 35 монархий и четыре вольных города.
Народ очень скоро осознает, что князья призывали его к борьбе с Наполеоном не во имя защиты страны, а с целью предотвращения распространения в Германии идей Великой французской революции. В рядах студенчества образуется движение за реформы, вдохновляемое Яном с его «Союзами гимнастов». Распущенный Наполеоном бывший «Союз добродетели» был заново воссоздан в виде трех организаций, постоянно конфликтующих друг с другом. Это движение, выдающее себя за революционное и демократическое, поскольку оно борется с развязанной Меттернихом реакцией, на самом деле демагогично и националистично, подобно тому как французская революция просветителей и Мирабо, несшая в себе ростки космополитизма, выродилась под влиянием жирондистов в сугубо националистическое и шовинистическое предприятие, а социализм Карла Маркса превратился в бюрократическую и враждебную ко всему иностранному систему. Члены так называемых «Союзов гимнастов» ставят себе целью исправление нравов, укрепление физического здоровья молодежи и борьбу с иноземными влияниями. С одинаковым фанатизмом они набрасываются на князей, католицизм, рационализм и энциклопедический дух, французский язык и итальянскую музыку и пропагандируют воинствующий патриотизм и распространение даже не немецкого, а тевтонского наследия. Нетрудно себе представить, насколько были чужды или даже ненавистны подобные цели и союзы такому человеку, как Гофман — писателю, чудаку, индивидуалисту и почитателю «Кандида» и «Тристрама Шенди». Он называет их представителей восторженными ригористами, гиперпатриотичными аскетами.
Назначенный в октябре 1819 года членом «Комиссии по выявлению изменнических связей», Гофман вскоре вступает в конфликт с начальником полиции фон Камптцем, послушной марионеткой в руках министра внутренних дел фон Шукмана. Облавы, произвольные и незаконные аресты, ужасающие условия содержания в тюрьмах возмущают понятие Э. Т. А. Гофмана о чести. Он не считает для себя возможным оказывать содействие в таком грязном деле, а грязи предостаточно с обеих сторон. С одной стороны, Вартбургский праздник, организация беспорядков, убийство Коцебу; с другой — выходящие за рамки необходимости репрессии и цензура печати. Целая паутина бессовестного произвола, наглое попирание всех законов, личная враждебность, — пишет он Гиппелю в июне 1820 года.
Гофман начинает шевелиться; он протестует во имя справедливости и законности, отказывается быть коррумпированным и, наконец, заявляет о своем уходе из следственной комиссии.
Но писатель-сатирик не в силах противостоять соблазну дать грубо карикатурный портрет начальника полиции фон Камптца в образе слабоумного шпика Кнаррпанти в Повелителе блох. Этот факт немедленно доводят до сведения начальника полиции, ибо Гофман открыто признавался в своем намерении. Он, со своей стороны, узнает о том, что фон Камптц планирует конфисковать рукопись, которая уже находится в печати у издателя Вильманса во Франкфурте-на-Майне. Писатель совершает ошибку, отправив 19 января 1822 года письмо своему издателю с просьбой вычеркнуть дословно цитируемые им в этом же письме места, так как при определенных обстоятельствах они могут доставить мне крупные неприятности.
Естественно, письмо тут же перехватывают шпики фон Камптца, и оно прилагается к готовящемуся «Материалу по делу Гофмана». Начальник полиции предъявляет писателю иск, который через канцелярию министра внутренних дел попадает и в руки государственного секретаря фон Гарденберга. Тем временем по распоряжению фон Камптца у издателя конфискуют рукопись