– Могу показать на карте, – продолжил Стас в надежде заинтересовать потенциального клиента.
Ноль реакции.
– За определенную плату.
Губы Бурова медленно разомкнулись и совершили несколько причмокивающих движений.
– Денег хочешь?
– Я прошу лишь разумного вознаграждения за ценную информацию и…
– Все хотят денег. Да-а-а… Куда не плюнь, всюду деньги. – Буров подался вперед, облокотившись о стол, и недобро улыбнулся. – Деньги – зло, мой мальчик, одни беды от них. Посмотри вокруг. Люди предают, убивают, торгуют друг другом, как вещами. Вещами, мой мальчик! Деньги превращают нас в неодушевленные предметы, в товар. Алчность берет верх над рассудком, заставляет человека совершать немыслимые поступки, страшные, подлые, гнусные. Разве человек в здравом уме может творить такое? А ведь творит. И ради чего? Ради денег.
Стас сидел, вылупив глаза, и тихо охуевал. Уж чего-чего, а проповеди он никак не ожидал услышать. Подобные разговоры ему совсем не нравились, но перебить проповедника в форме Стас не решился.
– Деньги развращают человеческую сущность, подменяют собой мораль, совесть, – Буров задумался, – веру! Поклонение золотому тельцу – это ли не страшнейший из грехов? Не он ли привел к коллапсу всю планету? Да и вообще, – продолжил Буров уже более спокойным тоном, – если даже опустить все эти доводы, почему я должен тебе платить?
Стас, совершенно выбитый из колеи таким поворотом беседы, сумел лишь выдавить:
– Я как бы… в общем… – и начертить рукой в воздухе заковыристую фигуру, схожую по конфигурации с траекторией тревожных мыслей, блуждающих в его голове.
– Что ты как бы? А? Что ты мне тут руками машешь? Пришел в мой город и трясешь с меня деньги! За что? Ах, да, за информацию. За сведения о банде, которая, – Буров начал загибать пальцы, – убивает и грабит граждан Мурома, мешает торговле, в грош не ставит законы и лично мне смачно харкает в рожу одним фактом своего существования! Эти сведения ты продать хочешь, да? А если я не заплачу, тогда что? Встанешь и уйдешь? Ты знаешь, как это называется? Укрывательство – вот как. Ты сейчас укрываешь банду убийц и воров! По тебе петля плачет, висельник!
Стас попытался сглотнуть, но ком застрял в горле, словно пеньковая удавка уже начала затягиваться вокруг его шеи.
– Послушай, сынок, – неожиданно смягчился Буров и заговорил доверительным, почти отцовским тоном: – Я бы на твоем месте прямо сейчас рассказал все, что знаю. Честно и откровенно. Кто, где, когда и при каких обстоятельствах. Я же вижу, парень ты смышленый, положительный. Зачем жизнь себе ломать? Очень не хочется, чтобы за тебя наша бригада дознания взялась. О-очень. Они не только жизнь, они тебе все сломают, и по многу раз. У них в этом деле большой опыт имеется.
Стас почувствовал себя нехорошо. Голова заболела, накатила тошнота. Ему не раз случалось ловить пулю, получать ножом в живот и прикладом в лицо, но тогда страшно не было, а если и было, то не так, как сейчас, здесь, в кабинете, за столом. Хотя нет, это был даже не страх, а какое-то мерзкое, давящее и отупляющее чувство собственной потерянности, уязвимости, беззащитности. Буров продолжал что-то говорить, но слова не доходили до мозга, разливаясь дребезжащим гулом по черепу. Дышать стало трудно. В ушах застучала кровь, с шумом перегоняемая по сосудам частыми короткими рывками. Стас сидел, глядел тупо сквозь плывущее изображение сочувственно скривившейся рожи Бурова, а в пустой, как чан, голове крутилась только одна мысль: «Плохо, плохо, очень плохо».
– Ладно, – наконец выдавил он из себя, едва слыша собственный голос. – Я расскажу.
И удивительное дело, но ему стало легче, даже гул в черепе затих. Словно удавку на шее ослабили, разрешив еще немного подышать. Стас заглянул в добрые, по-отечески мудрые глаза Бурова, и пелена безотчетного доверия окутала мозг, а в душе, где-то глубоко-глубоко, робко затеплился огонек… признательности.
«Какого хуя?! Что тут, блядь, творится?!» – промелькнула первая за несколько минут здравая мысль, но, оказавшись нежизнеспособной на бесплодной почве подавленного сознания, тут же скончалась.
– Вот и отлично, сынок, – похвалил Буров. – Верное решение. Давай, расскажи-ка, откуда разведданные свои почерпнул.
– Я там был, – неуверенно начал Стас. – На базе.
– У рейдеров?
– Да.
– Как попал?
– Случайно. Они меня подобрали. В лесу.
– Подобрали?
– Да. Я без сознания валялся. Меня ранили. Снайпер.
– Снайпер? Интересно. Заказал кто-то?
– Я не знаю.
– Ладно. Подобрали зачем? Что хотели от тебя?
– Продать. Да. – Слова давались Стасу с трудом, как и мысли, они рождались сумбурно, часто невпопад, и приходилось подолгу их выбирать, чтобы сложить в более-менее осмысленное предложение. – Хотели продать меня. Узнать имя заказчика и ему продать.
– Дальше.
Стас уставился на Бурова и впал в ступор, не в состоянии сообразить, о чем же рассказывать дальше.
– Что было после того, как тебя подобрали? – направил глава СС ход мысли допрашиваемого в нужное русло.
– После… После банда напала на обоз. Они взяли живыми двух человек.
– Из обоза?
– Да. Отца и дочь. Девчонку употребили тут же на месте, а отец… У него наган был под рубахой. Плохо обыскали. Так он хотел командира застрелить, а я помешал, не дал ствол направить.
– Зачем?
– Если бы командир погиб, тогда бы нас всех троих в расход пустили.
– Понимаю. Что дальше происходило? Что случилось с отцом?
– Его убили. Револьвер выстрелил, когда мы боролись, и отца тут же положили. А девчонка жива. Была жива, когда я ее в последний раз видел.
– Ладно, это опустим. Как ты выбрался с базы?
– Меня отпустили.
– За то, что командиру жизнь спас?
– Да.
– И ты теперь можешь рассказать, где находится база?
– Могу.
– Хм-м. – Буров поднялся с кресла, подошел к Стасу вплотную, нагнулся и, почти касаясь лбом лба, заглянул ему в глаза, после чего еще раз удовлетворенно хмыкнул и вернулся на место. – Чаю хочешь?
– Что? – Стас вздрогнул и часто заморгал, как будто его разбудили посреди ночи.
– Чаю. У меня из черной рябины, со зверобоем, с сахаром. – Буров достал из серванта стакан в красивом серебряном подстаканнике, бросил на дно щепотку чего-то темного, повернул краник на титане, и струйка кипятка полилась в заварку, пробуждая к жизни сладковато-терпкий аромат, обволакивающий ноздри мягким бархатом. – Будешь?
– Да, буду, – ответил Стас отстраненно и почувствовал, как пересохло в горле.
Буров положил в стакан два кубика сахара, ложку, поставил напиток перед гостем и взялся готовить порцию для себя.
– Слушай, а как же ты с базы-то выбирался, что дорогу запомнить смог? Неужели просто так вот выпустили – иди куда хочешь?
– Нет, – покачал головой Стас, понюхал чай и осторожно отхлебнул. – К тракту меня на телеге везли с мешком на голове, до самой просеки, потом сняли.
– А откуда тогда дорогу знаешь?
– Дорогу я только урывками помню. Когда на базу ехали, успел подметить парочку ориентиров, пока не спал.
– Не понял. – Буров поставил стакан и резко изменился в лице, приняв расстроенно-озабоченный вид.
– У меня карта есть, – пояснил Стас.
– Откуда?
– Человек один хороший нарисовал, конвоир мой.
– С чего это вдруг?
– Жить хотел очень.
– Ты что, обезоружил конвоира? Он один был?
– Нет, конвоиров было трое. Двоих я убил, а третий нарисовал вот эту карту, – Стас достал из кармана фотографию девицы и передал Бурову, – после чего тоже умер.
– Что это? – уставился ГСС на фривольную картинку.
– Переверните.
– А. Да. Как-то здесь не очень разборчиво.
– Где?
– Вот это что такое?
– Упавшая вышка ЛЭП, а вот тут сгнивший грузовик, – без энтузиазма водил Стас пальцем по карте. – Здесь на Муром стрелочка, а это просека.
– Угу, угу, понятно. Только вот с масштабами мне как-то не совсем ясно пока.
– Карандаш есть у вас?
Буров взял со стола остро отточенный карандаш и дал Стасу.
– Спасибо. Значит, так. По моим прикидкам, от съезда на просеку до дороги километров пять-шесть, но здесь и по ориентирам можно определиться на месте. Лесом мы примерно три с половиной часа ехали, следовательно, от просеки до базы километров четырнадцать-шестнадцать, где-то так, – пояснил Стас, делая соответствующие пометки.
– Сколько человек на базе? Чем вооружены?
– Точное число сложно назвать. В рейд ходило не меньше двадцати, но это явно не все. Может, тридцать, а может, и сорок. Я не уверен. Вооружение – кто во что горазд. Винтовки, гладкоствол, но есть и автоматы.
– Как сама база устроена?
– Типа деревни. Два ряда домов, изб тридцать, вдоль прямой улицы. Периметр обнесен частоколом в два с половиной метра высотой, с внутренней стороны имеются мостки на метровых сваях. Ворота я только одни заметил.
– Мины, пулеметы?
– Пулеметов не видел, о минах ничего сказать не могу, мне не докладывали.
– Какой транспорт на базе?
– Только телеги, по-моему. Звук мотора я слышал, но это скорее всего генератор.
– Растяжки, секреты?
– Ну, откуда же я знаю?
– План базы сможешь нарисовать?
– Смогу, – пожал Стас плечами.
Буров выдвинул ящик стола, порылся и выудил большой лист бумаги, сложенный пополам.
– На. Рисуй покрупнее и со всеми подробностями, какие помнишь. Все подписывай. Обязательно укажи, в какой избе главный их обитает. Кстати, ты ведь с ним разговаривал?
– Да, – кивнул Стас, вычерчивая периметр базы.
– Что можешь сказать о нем?
– В смысле? Хотите мое мнение узнать о его личных качествах или что?
– Мне вообще все интересно. Возраст, имя, телосложение, гастрономические предпочтения… Все, короче.
– Ну, что сказать? Мужик он довольно жесткий. На моих глазах чуть не пристрелил одного из своих за то, что тот пленного обыскал хреново. В банде пользуется авторитетом. Лет ему… Даже не знаю, может, под сорок где-то. Странное у него лицо такое, да и с бородой еще, сложно возраст определить. По разговору судя, вроде не дурак. Принципиальный, с понятиями. Поэтому и отпустил меня, наверное. Минут пять сначала втирал, какой я подонок. Сильно не любит он нашего брата, да и вашего тоже не особо жалует. У него в избе на стене СВУ висит, я так понял – трофейная, а под ней… – Стас оторвался от чертежа и злорадно взглянул на Бурова, следя за его реакцией. – Под ней написано: «Рейдерам от муромских гвардейцев. Мертвые и благодарные».