Эдди Рознер: шмаляем джаз, холера ясна! — страница 17 из 61

С момента ареста я получал недостаточное питание и голодал. Об этом я заявил заместителю начальника следственного отдела. На мой вопрос “Неужели я такой преступник, что я должен голодать?” – он мне ответил: “Подпишите протокол, и всё будет в порядке”. В совершенно деморализованном состоянии я всё подписал. Некоторые документы подписал даже задним числом. Следователь обещал держать меня в тюрьме даже 5 лет, если я не подпишу».

Предварительное следствие длилось больше семи месяцев.

27 июня Рознер поставил в кабинете следователя последнюю подпись. Через три дня он письменно попросил министра Абакумова принять его. Ведь Абакумов обещал еще раз выслушать и помочь, если Рознер «всё расскажет следователю». Ответа Рознер не дождался. Неделю спустя, 7 июля 1947 года, было принято постановление особого совещания. Вердикт: 10 лет исправительно-трудовых лагерей по расстрельной статье 58-1а УК РСФСР – «измена Родине», абсурдной в отношении уроженца столицы другого государства.

26 октября 1947 года Рознера этапировали в Хабаровск.

Места знакомые, даже памятные. Но теперь уже не городской театр, а третье отделение краевого управления исправительно-трудовых лагерей и колоний (УИТЛК) УМВД. Не фронтовые бригады актеров и музыкантов, а бригады КВЧ. Аббревиатура расшифровывается как «культурно-воспитательных часть».

Есть в городе микрорайон Казачья гора. Там и находилось управление. Зона неподалеку, неофициальное название – «Пристань-ветка». Само управление наследовало Хабарлагу, а тот в свою очередь – Дальлагу, разукрупненному еще до войны.

В лагере Эдди, прежде с трудом обходившийся без переводчика, начинает постигать особенности русского языка. Но какой язык он слышит? Что за наречие? Тридцатисемилетний Рознер знакомится с выражениями, которые отсутствовали в справочниках.


Письмо министру госбезопасности


Можем себе представить такую беседу. При виде футляра с трубой уркаган спрашивает его:

– Фраер, где угол вертанул? А что внутри, волына? Ну, шмаляй!

Переводим на общепонятный:

– Где чемодан украл? Оружие внутри? Ну, стреляй.

Рознер не знал, в каких словарях ему рыться. Фраер по-немецки – клиент проститутки. Смысл польского выражения wszystko frajer – «всё супер». Иногда фраерами в Польше называли халявщиков и неудачников. Но что такое шмалять? В дальнейшем Рознер всю жизнь употреблял воровской глагол «шмалять» в значениях «играть на музыкальном инструменте» или просто «делать что-либо».

Свой русский язык Рознер «тренирует и совершенствует» не только в общении с уголовниками. Он упражняется в составлении официальных писем и ходатайств. Одно из первых адресовано тому же Абакумову:


Кто-то ошибся, выписывая ордер: вместо декабря должен быть ноябрь


«18 августа 1946 года, после показа джазом новой программы в ЦДКА в Москве, утвержденной Комитетом по делам искусств и Главреперткомом СССР, в газете “Известия” появилась статья Е. Грошевой “Пошлость на эстраде”, произведшая на меня потрясающее впечатление, и я вместо того, чтобы реабилитироваться перед советским зрителем, проявил малодушие и решил уехать обратно в Польшу. Я отдал заявление в польское посольство в Москве с просьбой выехать в Варшаву и получил ответ, что все необходимые документы будут оформлены в течение 6 месяцев. Вскоре после этого я встретил в Москве артиста Березовского, который мне сообщил, что во Львове находится польский представитель Дрезнер, занимающийся регистрацией бывших польских подданных и он – Березовский – уже зарегистрирован. Березовский познакомил меня с Дрезнером, который обещал отправить меня с женой и ребенком, но потребовал за свою работу 20 тысяч рублей, так как регистрация фактически была уже закрыта. Тогда я еще находился под впечатлением статьи в “Известиях” и потому передал Дрезнеру требуемую сумму. 29.11.46 и Дрезнер и Березовский уехали из Львова в Польшу, а я был арестован органами МГБ с предъявлением обвинения по ст. 58. С первых минут ареста, сидя в тюрьме, я был так деморализован, что подписал бы любое обвинение, и я подписал признание, что якобы хотел уехать через Польшу в Америку. На самом деле это абсурд, такой мысли у меня в голове ни когда не было. Я понимаю, что как артист я должен был остаться в СССР, принять критику и вместе с советским искусством бороться с пошлостями. Сегодня, когда весь мир во главе с Советским Союзом борется за мир во всем мире, я бы мог принести пользу для осуществления этой нашей задачи. Несмотря на заключение, я написал большую сюиту под названием “Объединение и дружба демократических сил мира”. Но может ли эта работа выйти в свет? Я докажу свою преданность на деле, а посему прошу помиловать меня или заменить мое заключение вольной ссылкой, где я смогу про должать творческую работу на поприще советского искусства».

Рознер понимает, что во Львове его подставили. Или сам Дрезнер, или квартирная хозяйка, которая была посвящена в детали. Теперь, впрочем, это уже не имело никакого значения.

Рут так описывала арест:

«…раздался сильный стук в дверь. На пороге появились четверо здоровенных мужчин в кожаных пальто, их сопровождал дворник.

“Эдди Игнатьевич Рознер?” – Эдди кивнул.

Сначала они проверили, не прячется ли еще кто-нибудь в квартире. Затем потребовали наши документы. Они вглядывались в наши репатриационные пропуска, что-то записывали, тщательно просматривали багаж, уточняя, кому что принадлежит. Затем один из них взглянул на Эдди: “Вы пойдете с нами”».


Чем занимались заключенные Хабарлага? В основном промышленным строительством. Строили, к примеру, Теплоозерский цементный завод в Еврейской автономной области. Не в этой ли связи еврея Рознера определили в Хабаровск?

Однако, выражаясь на жаргоне, ему подфартило. Возможно, что письмо, которое получил Абакумов, принесло плоды. Юрий Яковлевич Диктович, работавший с Рознером в 1958–1965 гг., вспоминает, как на гастролях в Новосибирске Эдди познакомил его с человеком, который спас его от общих работ:

«Он был заключенным, но на особом счету у начальства. Вершил судьбы. После освобождения стал крупным хозяйственником, директором какого-то комбината».

Скорее всего, в лагуправлении без чужих подсказок догадались, как использовать знаменитого трубача. Как бы то ни было, Рознеру доверили собрать и возглавить музыкальный коллектив. У каждого своя радость. Пять лет назад американский маэстро Гленн Миллер, знаменитый бэндлидер и новобранец-доброволец, получил возможность формировать свой новый состав – оркестр военно-воздушных сил – из лучших музыкантов, находившихся тогда на воинской службе. А Эдди смог «рекрутировать» профессионалов и лабухов, разбросанных по разным лагерям.

Однорукий Мордехай Браун, бывший узник Освенцима, работал в дезинфекционном отделении. Ни на одном инструменте никогда в жизни не играл. Не умел читать ноты, но обладал слухом. Рознер предложил ему освоить тубу.

– Давай попробуем? А вдруг получится?

И Мордехай научился.

Как отмечал Браун в фильме «Джазмен из Гулага», «начальство считало, что Рознер оказывает положительное влияние на заключенных, они лучше работают».

В вопросе «наибольшего благоприятствования» администрация едва ли не манкировала лагерным режимом. Сотрудники УМВД, благоволившие Рознеру, приглашали его к себе домой. В оркестре могли работать вольнонаемные. Так в коллективе появилась молодая певица – бухгалтер лагуправления Антонина Васильевна Грачева. С Грачевой Эдди сошелся ближе, завязался роман.

По свидетельству Антонины Грачевой, Эдди поселили отдельно, в маленьком деревянном домике – бывшем лагерном изоляторе, который в свою очередь благополучно переехал в новое здание из кирпича. Привилегированному арестанту привезли пианино, смонтировали душевую и даже «дневального» прикомандировали, который и пайку приносил, и при уборке помогал.

И Эдди снова стал гастролировать. Только теперь его гастроли проходили на маршруте длиной в 640 километров – от Хабаровска до Советской Гавани. Всё чаще случались «корпоративные встречи»: то поиграть в клубе МВД попросят (ныне в этом здании работает Хабаровский драматический театр), то в ведомственном пионерском лагере имени Дзержинского (который стал чем-то вроде репетиционной базы) побудку сыграть. И регулярно на агитпункте.

У начальства и Рознера – разное понимание джаза. Но кто откажется послушать хороший слоу-фокс! Впрочем, как биг-бэнд можно превратить в полковой оркестр, так и любое танго, фокстрот и даже блюз при острой необходимости плавно превращается… в марш. Недаром тот же Гленн Миллер во время войны сделал маршевый вариант «Сент-Луис блюза». Эдди пишет аранжировки советских песен, в репертуаре ансамбля – обработки мелодий Шостаковича, Табачникова…

В 1949 году Эдди получил такую характеристику от начальства:

«3/к Рознер Адольф работает руководителем джаза в лаготделении № 3, к своим обязанностям относится добросовестно, имеет хорошие отзывы со стороны заключенных, имеет также благодарность от начальника лаг. пункта № 2. Поведение в быту и на работе хорошее. Нарушений режима не имеет. Административным взысканиям не подвергался. Мать его проживает в Бразилии. Жена и дочь – в г. Львове».

Эдди еще не знал, что его гражданская жена Рут уже давно не во Львове, а в кокчетавской ссылке, а дочь Эрика живет в Москве у старинной подруги семьи Турков-Каминских – Деборы Марковны Сантатур. Дебора Марковна приехала во Львов и забрала Эрику.

В 1949 году Рознер пошел на повышение: ему поручили руководить культурно-воспитательной бригадой на другом лагпункте. Это было четвертое отделение хабаровского УИТЛК, будущая исправительно-трудовая колония № 7. Зона находилась в черте Комсомольска-на-Амуре.

Здесь тоже занимались промышленным строительством, в котором участвовали репрессированные специалисты технического профиля, бывшие жители русских колоний в Маньчжурии и японские военнопленные.

По странному стечению обстоятельств Эдди до той поры ни разу не выступил в Комсомольске со своим хабаровским ансамблем, и местная администрация была рада его «трудоустроить». Теперь музыканты под управлением Рознера играли заключенным напутственные мелодии, провожая их по утрам на завод «Амурсталь». А вечерами случались выступления во Дворце культуры судостроительного завода.