Так вот, рознеровский «Сан-Луи блюз» стал в послевоенное время символом тяги ко всему запрещенному, и не только к джазу, вообще ко всему западному. Тем более многие знали, что сам Эдди Рознер был арестован и находился в Гулаге. Естественно – за джаз. Такова была легенда. Уже гораздо позже я узнал, что Рознер действительно сидел, но причина была несколько иной, хотя то, что он был самым популярным джазменом в предвоенные годы, сыграло свою роль…
Все это придало его записям и самому его образу музыканта, сидящего за джаз, особый романтический характер. Поэтому мелодия «Сан-Луи» в исполнении Эдди Рознера стала знаковой. Американские версии тогда до нас еще не дошли. Тем более что рознеровское исполнение этого популярнейшего во всем мире блюза носило особый оттенок. Там музыканты пели «скэтом». Я помню, с каким наслаждением мы с друзьями, такими же, как и я, презренными «стилягами», встречаясь на «Бродвее», пели, подражая этой пластинке: «Вади-дуди-вади-дуди-дадиду-да-а-а-а»… И хиляли, покачиваясь, демонстрируя фирменные шмотки, на зависть трусливым советским обывателям, приходившим туда, чтобы поглазеть на нас – «чуваков» и «чувих».
На мелодию «Сан-Луи» было придумано множество смешных самодеятельных текстов, которые, кстати, нередко отражали некую самоиронию, даже легкую издевку над своими увлечениями. Например:
Москва – Калуга, Лос-Анжелос
Объединились в один колхоз.
Или:
Во мраке ночи, в сиянье дня
Мой милый хочет обмануть меня…
О, Сан-Луи – город стильных дам
Крашеные губы он целует там…
В каждом дворе, в каждом районе Москвы были свои варианты этих «стильных» песен на мелодию «Сан-Луи» с подачи оркестра Эдди Рознера. Это была истинная контркультура, а Рознер был в послевоенные годы ее неотъемлемой частью.
Работая над новой версией «Сент-Луис блюза», Юрий Саульский не оглядывался на безупречный миллеровский образец, взяв за основу вышеупомянутую версию Госджаза БССР, записанную в 1944 году. В свою аранжировку он включил медленное интермеццо, благодаря которому Эдди мог в полном объеме продемонстрировать искусство джазового трубача. Первые такты пьесы – интродукция – звучали как бескомпромиссная заявка: Рознер играл вступление, цитируя минорную тему блюза, а в медленной средней части искусно импровизировал в мажоре. Звук трубы парил и рокотал на фоне волнующегося оркестрового «моря».
Валентин Зорин:
Когда были концерты Эдди Рознера, я был много моложе, чем сегодня. И я не могу себе представить ребят моего поколения, которые могли обойти вниманием его выступления. Это был, конечно, блистательный музыкант и блистательный коллектив. Совершенно незаурядный артист и исполнитель, не местного, российского розлива, по своему мастерству и профессионализму – явление мирового масштаба в джазовой музыке. К тому же его эпоха совпала и с золотым песенным веком, когда создавались классические песенные образцы.
Программа держалась не только на джазе. При всем аромате запретного плода половину успеха обеспечивали такие факторы, как зрелищность, вокальные и танцевальные номера.
Главный режиссер Мосэстрады Александр Конников, выступивший в качестве постановщика программ (о нем я расскажу в другой главе), посоветовал пригласить в качестве солистки Нину Дорду. Тридцатилетняя эстрадница, окончившая вокальное отделение ЦМШ при Московской консерватории, к этому времени уже успела поработать и в оркестре Покрасса, и в бэнде ресторана гостиницы «Москва», и даже выступить на ближней даче Сталина в Кунцеве. Именно Дорда послужит для Василия Аксенова прототипом певицы в повести «Московская сага».
Афиша концерта в Одессе. 1955
Вслед за Ниной Дордой к Рознеру пришли Анастасия Кочкарева, Капитолина Лазаренко, Мария Лукач, Ирина Бржевская…
Приведем цитаты из интервью Нины Дорды и Капитолины Лазаренко, которые в начале нового века опубликовала газета «Труд».
Нина Дорда:
У меня появилась «Победа», и я первой из москвичек села за руль, чем потрясла воображение комсомольских и партийных активистов. Чтобы как-то сгладить «вину», я взяла в репертуар песню Людвиковского «Стиляга»:
Ты его, подружка, не ругай,
Может, он залетный попугай.
Может, когда маленьким он был,
Кто-то его на пол уронил,
Может, болен он, бедняга?
Нет, он попросту стиляга!
Последнюю фразу выкрикивал весь оркестр, показывая пальцем на «стилягу» – Эдди Рознера. Успех был грандиозный. Рознер… был очень напуган и чуть что говорил: «Я не хочу на лешеповал».
Нина Дорда
«Для Сталина» приходилось петь в свое время и Капитолине Лазаренко. Певица начинала в Литовском джазе, позже училась в Гнесинке, работала у Утесова. Там впервые исполнила «Вишневый сад» в обработке Людвиковского, после чего песенку подхватил Рознер, точно знавший, что сможет сыграть ее лучше любого утесовского трубача.
Капитолина Лазаренко:
Я была рослая, намного выше него, и почти каждое утро он встречал меня словами:
– Маленький жлобец, пошли завтракать! Азартнее человека я не встречала… Однажды он и Утесов встретились в ресторане, и между ними произошел такой разговор:
– Сколько вам платят в вашем оркестре? – не без ехидства поинтересовался Леонид Осипович.
– Шесть тысяч, – услышал в ответ.
– Я вам буду платить вдвое больше, мне нужен хороший трубач.
– Благодарю, – ответил Рознер. – Но я не люблю, когда кто-то впереди меня машет руками.
Капитолина Лазаренко
Выпускница ГИТИСа Ирина Бржевская имела в послужном списке работу в оркестре Покрасса. Но именно Рознер объяснил Ирине азы, без которых успех на эстраде немыслим:
– Он научил меня, как выходить на сцену, как себя держать на сцене, как кланяться, – рассказывала Бржевская в интервью телевизионщикам.
Мария Лукач окончила Одесское музыкальное училище.
Ирина Бржевская
Красавица Анастасия Кочкарева отвечала у Рознера исключительно за «песни народов мира». Кубинская песня «Любовь мулата» или что-нибудь в духе Лолиты Торрес: аргентинский фильм «Возраст любви» прошел по экранам страны с фантастическим успехом.
В 60-е гг. и Кочкарева, и Лукач уйдут работать в мюзик-холл, которым будет руководить все тот же Конников.
Что касается мужчин-солистов, нельзя не вспомнить, что с оркестром дебютировал Эмиль Горовец.
Певец Иван Тараканов, напоминавший внешне известного советского дипломата Андрея Громыко, критиковался беспощадно. И манера у него чересчур сдержанная, и голос отсутствует, и дикции нет.
«И все-таки после концерта слушатель остается несколько недоволен», – торопились объявить газеты.
Не угодишь! Стилягам – маловато джаза. Для государства – наоборот, слишком много. Торопился и Рознер. Торопился в джазовом направлении: сделать шаг в сторону джаза требовалось в вокальных номерах. Дорда, Лазаренко, Бржевская отличались высокими (сопрано), по сути, академическими голосами, амплуа, близкими водевилю и оперетте.
Мария Лукач
Новые возможности появились вместе с женским вокальным квартетом. Четыре девушки – Зоя Куликова, Инна Мясникова, Элла Ольховская и Роза Романовская – дебютировали у Рознера в 1956 году. Хормейстеры с дипломами, они разбирались в том, как «правильно распределять» свои партии, чтобы с осторожным, но отчетливым свингом исполнить на русском языке песню Джорджа Ширинга Lullaby Of Birdland – ее в нашей стране долго называли просто колыбельной.
Иван Тараканов
В репертуар квартета вошли итальянские шлягеры «До свидания, Рим» и «Бездельник», немецкий фокстрот «Люблю» («С тобой было так хорошо»).
В цене была современная джазовая аккордовая фактура. Ошеломлял сам факт, что «мы тоже так можем – умеем, когда захотим». Зрителю оставалось только в удивлении открыть рот и не закрывать его до тех пор, пока девушки в ярких платьях не скроются за кулисами. Даже заскорузлые критики не удержались от высоких оценок: «Красивое сочетание тембров, большое вокальное мастерство и музыкальность заслуживают восхищения».
Растет число поющих девушек… С гитарой – Луи Маркович, за ударной установкой – Борис Матвеев
Впоследствии квартет займет первое место на Международном фестивале молодежи и студентов и… перестанет существовать, дав начало сразу трем коллективам – квартетам «Улыбка», «Советская песня» и «Аккорд».
Вокальный квартет – хорошо. Однако нужна солистка. Такая солистка нашлась в Закавказье. Она тоже начинала свою карьеру в компании других девушек, только не в квартете, а в трио. Певицу звали Гюли Чохели.
Вот что рассказала Чохели в интервью корреспонденту вашингтонского онлайн-издания сорок с лишним лет спустя:
Однажды я услышала пение Эллы Фицджеральд… С тех пор джаз стал для меня смыслом жизни. У меня появились друзья-музыканты, которые давали мне пластинки, ноты. Мы собирались… почти конспиративно и играли… Мне было 15 лет, когда я решила выйти на сцену. Мы выступали в разных клубах, где я пела джаз, совершенно не зная английского языка… Георгий Габискерия организовал в Тбилиси джаз-оркестр Грузии, в котором я была солисткой. Он удивлялся, что я свингую по-американски. Затем в Тбилиси приехал Эдди Рознер… Он… пришел к нам на репетицию, послушал меня и сразу же пригласил к себе в оркестр. Именно тогда я вышла на большую сцену… Сначала Тбилиси, потом Баку… И везде – ошеломляющий успех… Это было чудом! Мы… прятались, были под запретом, и вдруг…
Пройдут годы, и Гюли Чохели станет открытием джазового фестиваля в Праге и фестиваля песни в Сопоте. О песнях Микаэла Таривердиева в ее исполнении будут писать: «В строгих джазовых гармониях звучат и сомнение, и боль, и шум дождя, и вздох человека». Но это позже, а пока начинающий композитор Таривердиев пишет цикл песен на слова В. Орлова, поэта, сотрудничавшего с Эдуардом Колмановским и Юрием Саульским (вспомните «Тишину», «Я жду весну»). Выделялась в этом цикле «Знакомая песенка». Ее включили в свой репертуар и Гюли Чохели, и Майя Кристалинская.