Едва прибыв в Москву, Галина помчалась в Днепропетровск. Фестиваль открылся без Эдди.
На восстановление ушли месяцы. Перелом ребер и раздробленная коленная чашечка правой ноги – проблемы серьезные. Куда более серьезная проблема – зубы. Рознер без трубы – не Рознер, а что такое трубач без четырех передних зубов? Разрушительную работу цинги довершил грузовик, с которым столкнулась «Победа».
Скрипач Борис Соркин вспоминает:
«То, что произошло потом, я не могу назвать иначе, как подвиг. Рознер заново научился играть на трубе, применяя так называемую “бесприжимную постановку”, то есть без опоры на зубы».
«Если летчик Маресьев научился танцевать на протезах, то я смогу играть со вставными зубами», – думал «царь».
Эдди упражнялся, готовя себя к очередному «дебюту», но никак не мог решиться на него.
Юрий Диктович:
После аварии он даже не брал трубу на сцену. А у нас работал танцор Гриша Зернов. В одном из концертов, когда оркестр играл «Сент-Луис блюз» и уже близились такты, в которых Рознер раньше играл свое соло, «царь» услышал, что кто-то его окликнул из-за кулис. В кулисе стоял Зернов. Крикнув: «Эдди, Эдди, лови», он бросил Рознеру трубу. Рознер поймал инструмент и… заиграл. Все получилось! Публика пребывала в полной уверенности, что так и было задумано.
Впоследствии некоторые коллеги Эдди по джазовому цеху, например работавший на Всесоюзном радио один из первых руководителей будущего ансамбля «Мелодия» Владимир Чижик, специально приходили послушать Рознера, чтобы восхититься тем, как играет «беззубый» трубач.
Врачи помогли «царю» сохранить и фирменную улыбку, и фирменный стиль… Только верхние ноты все чаще отказывали в верности тому, кто раньше так легко покорял их…
Вокальный квартет 4Ю. Слева направо: Ю. Диктович, Ю. Бронштейн, Ю. Маковеенко, Ю. Осинцев
Накануне фестиваля 1957 года чиновники от культуры шарахались из стороны в сторону: что делать с джазом? Больше джаза – небезопасно, меньше джаза – иностранцы не поймут. Ведь даже товарищам огурцовым хочется, чтобы их подопечных хвалили. Похвалят подопечных – перепадет и начальству. Тем более когда все флаги в гости к нам, и не дошлый американец с камнем за пазухой, а безобидный скандинавский пианист, какой-нибудь Герд-Уве Андерсен в газетном интервью невзначай обронит:
– У нас существовало мнение, что в СССР не играют джазовой музыки. Но мы убедились, что это не так. То, что довелось услышать, превзошло все наши ожидания. Огромное впечатление производит то, что все оркестранты играют очень точно без нот. У нас тоже иногда оркестры играют без нот, но обычно это длится не более 15–20 минут. А здесь исполнение длилось с 8 до 11 часов вечера. Большое впечатление производит сама обстановка концерта, его оформление, а игра Э. Рознера на трубе – мировой класс.
«Стараемся, создаем настроение», – мог бы ответить С. И. Огурцов. Но Эдди нет на фестивале…
В фестивальных рамках, как вспоминает музыковед Аркадий Петров, «состоялся Международный конкурс эстрадных оркестров, в котором участвовали также околоджазовые и чисто джазовые коллективы». Пока Рознер лежал в больнице, молодежный джаз-оркестр ЦДРИ под руководством Юрия Саульского удостоился серебряной медали.
В литературе иногда встречается другое название этого биг-бэнда – «Первый шаг» («Первые шаги»). На самом деле так называлась экспериментальная студия художественной самодеятельности при Центральном Доме работников искусств. В нее, несмотря на колоссальный конкурс, удалось поступить многим: Савелию Крамарову, который тогда учился в лесотехническом, вокальному ансамблю «Четыре Ю» – квартету будущих летчиков. «Потом из этого, казалось бы, абсолютно самодеятельного коллектива вышло звезд больше, чем из соответствующих институтов», – комментирует участник квартета Юрий Диктович.
Молодые оркестранты ЦДРИ (биг-бэнд был составной частью студии) тоже делали свои первые – музыкальные – шаги, и это были семимильные шаги в сторону профессионального и современного джазового исполнительства. Однако суть не в названии. Второй шаг биг-бэнду сделать не дали. В прессе появилась статья Марины Игнатьевой «Музыкальные стиляги», после которой оркестр был расформирован. Разгромная статья напоминала разнос Грошевой. Два года Саульский не мог никуда устроиться, выйдя на «вольные хлеба».
Тем временем в стране произошли кое-какие примечательные события. Летом 1959 года по случаю визита вице-президента США Ричарда Никсона в Сокольниках организовали американскую национальную выставку. Посетив экспозицию, Хрущев пообещал вице-президенту в недалеком будущем показать оригинальное художественное творение – «кузькину мать». Осенью американцы особенно опасались кузькиной матери, полагая, что она прибудет вместе с Хрущевым. Однако за все время поездки первого секретаря ЦК КПСС по североамериканским Соединенным Штатам кузькина мать так и не появилась. Вместо ответного визита американского президента Эйзенхауэра американцы прислали самолет-разведчик. Самолет, разумеется, сбили, пилота Пауэрса отдали под суд. Выражаясь в духе Жванецкого, какой там джаз, когда такое обострение международной обстановки!
Следующим сигналом была маленькая заметка В. Зака в журнале «Советская музыка». В ней оркестру Рознера вменялось старое прегрешение: пошлость. У рецензента самого главного музыкального журнала страны не нашлось для Эдди почти никаких добрых слов. Всё не нравилось суровому критику: «претенциозный опус современного американского композитора», «унылая песенка “Ты ждешь меня”, воскрешающая стиль давно отзвучавших граммофонных шлягеров 20-х годов, набивший оскомину интимный шепоток в песне Рознера “Не знаю” (неужели красивая и новая джазовая баллада “Ты как песня” с развернутым соло трубы, ее пели Майя Кристалинская и позже – Нина Бродская, успела набить оскомину?), назойливое “Восточное танго” (без автора) навевает тоску».
Дальше в том же духе: в джазовых инструментальных пьесах «неприятно подавляет крикливая, порой грубая звучность медных духовых». Фантазия на темы Дунаевского, которую еще недавно так хвалил Александр Медведев, «сыграна небрежно».
В разительном контрасте с упомянутой публикацией была рецензия на гастроль оркестра в Новосибирске: «Хорошо продуманная программа, не отягощенная длинными конферансами и скучными песнями, несколько по-настоящему оркестровых номеров – все это производит отрадное впечатление».
Но до Москвы сибирские слухи не долетали.
В оркестре Рознера играют без нот! Зал театра «Эрмитаж». Август 1958
Папа, мама и контрабас
Начинались шестидесятые годы. На рубеже нового десятилетия произошло важное событие: у Эдди Рознера наконец-то появилась квартира в Москве! Эдди вступил в кооператив. Понятно, что в новую обитель переехала семья из трех человек – Эдди, Галя и Валя. В этом же доме поселились Капитолина Лазаренко, Нина Дорда, саксофонист и аранжировщик Эмиль Гейгнер, саксофонист и кларнетист Александр Ривчун. О «происшествии» столь заметном, пусть даже не для всей столицы, но по крайней мере в артистическом мире Москвы, написала Людмила Петрушевская. Тогда – начинающая журналистка, ныне – признанный классик. Целиком привожу ее репортаж, опубликованный 10 ноября 1960 года в «Советской культуре». Назывался он просто и лаконично: «Новоселье».
Дом в Каретном ряду
«Мы расскажем вам о доме 5/10 по Каретному ряду. Дом 5/10 – постоянное местожительство безымянной музы эстрады и ее жрецов. А сегодня с вводом новой секции квартир список ответственных съемщиков увеличился.
По лестницам ходят люди с озабоченно-радостными лицами. Они несут чемоданы. Они новоселы.
Переступая через стопки и стопки книг, мастер художественного слова Михаил Веревкин хорошо поставленным голосом жалуется:
– Не думал я, что у меня столько литературы. Пока она стояла по полкам, то не выглядела так бесконечно. Хорошо, успел выбрать, что читать на праздники.
Поскольку чтение Веревкина интересует далеко не его одного, то спросим, на чем же он остановился.
– В октябрьских концертах я выступаю с фрагментами из поэмы В. Маяковского “Владимир Ильич Ленин”.
Не многим завершеннее обстановка квартиры Эдди Рознера. Кроме книг, телефона и знаменитой трубы в зеленом футляре, тут еще нет никакой мебели. Когда мы вошли, книги лежали на полу, труба лежала на книгах, хозяин сидел на чемодане и разговаривал по телефону.
– У меня отпуск… (Далее, видимо, последовал вопрос “Отдыхаете?”, однако в тексте его нет. – Д. Др.). Какое там отдыхаю. Устал, переезжаем вот… – он попытался выдержать скептический тон, но улыбка была широкая и радостная. – Я еще здесь все механизирую и автоматизирую, – сказал Рознер, положив трубку. – Только вот скоро отпуск кончается, не до этого будет. Всем оркестром выезжаем в Баку и Кисловодск. Везем обновленную программу. Когда вернемся в Москву, снова станем выступать в мюзик-холле. Приходите во Дворец спорта… Кстати, там же услышите мою новую соседку по дому – Капитолину Лазаренко.
– О, так ее мы тоже поздравим с новосельем. – И мы отправляемся к ней.
– Спасибо, спасибо, – улыбается певица. – Такая радость – переехать в новую квартиру, да еще под праздник! Но домашний уют сейчас не единственная забота. Я подготовила новые песни: “Бульвары” Долуханяна, “Я иду” Островского, “Я не знала” Бабаджаняна и хочу, чтобы они полюбились слушателям.
Из другой квартиры доносится песенка:
Новый дом,
Новый дом,
Сколько счастья будет в нем!
Насколько известно, эту песню популярной сделала Нина Дорда. И сейчас это поет она.
– С новосельем вас!
Нина показывает нам свою квартиру.
Так входят новоселы в жизнь этого большого дома артистов в Каретном ряду. А сколько отсюда выйдет концертных номеров и целых программ!