Эти опасные белые тумбы. Но не в Оренбурге, а в Москве. Летний мюзик-холл. 1961
– Нужны подесты, у вас есть что-нибудь? – спросил Рознер у заведующего.
– Белые тумбы есть, товарищ Рознер. Подойдут?
Рознер скептически посмотрел на тумбы, которые, скорее, походили на ящики, и согласился: выбора не было.
Перед концертом «царь» нервничал. История с ящиками могла плохо кончиться – забираться неудобно, слишком высоки, к тому же издают предательский скрип. В дурацкое положение попали коллеги-трубачи: ящики располагались уступами, и группе труб, которая традиционно размещается сзади, приходилось карабкаться на самую верхотуру.
В начале второго отделения концерта произошло то, чего Рознер опасался больше всего, – один из трубачей оступился и полетел вниз. Почти кадр из фильма.
Похожая история приключилась с героем Фреда Астера в голливудской комедии русского режиссера Бориса Мороза «Второй хорус». Правда, в фильме Астеру «помогли». В тот момент, когда Фред пытался солировать на трубе в оркестре Арти Шоу, стул из-под него вырвал друг и конкурент, тоже претендовавший на место в оркестре.
Американский фильм не был знаком оренбургскому зрителю. Не говоря уже о том, что киношные трюки-гэги не слишком смешны, если происходят в реальной жизни. Доли секунды в зале длилась мертвая тишина, после чего раздался крик на весь зал: «ё… твою мать!» Услышав мат на сцене, Эдди схватился за сердце, но публика отреагировала гомерическим хохотом и еще долго не могла успокоиться.
По городам и весям
Что такое гастроль по Союзу? Это возможность застать бархатный сезон в Ереване, имея полный аншлаг в зале филармонии, встретить на пути из Анапы в Гагры старых знакомых – Вольфа Мессинга и Эмиля Горовца, пообщаться в Баку с конферансье Львом Шимеловым и участниками вокального квартета «Гая». Это переполненные залы в городах на Кольском полуострове и побережье Белого моря – Мурманск, Архангельск, Северодвинск, восторженный прием в Галиции и Закарпатье, Донбассе и Приазовье: длительное «южное турне» в двух частях. Выражаясь музыкальным языком, «крупная форма» с перерывом на Москву. Гастролируя по Украине и Молдавии, Эдди в обход предписаний включил в программу множество еврейских песен, танцев, анекдотов и даже открывал программу еврейской увертюрой.
Встречи продолжались. В Харькове заболевшего пианиста заменил молодой пианист Ким Назаретов – будущий патриарх ростовского джаза. В Херсоне после концерта за кулисы в окружении ленинградских музыкантов пришел знаменитый куплетист Бен Бенцианов.
В Луганске в антракте к «царю» заглянула молодая актриса местного драмтеатра – писаная красотка. Принесла любимые гладиолусы. Как угадала, неизвестно. Красивые женщины обезоруживали Эдди. В нем просыпался охотник, готовый сам сдаться без боя. «Царь» был слишком романтичен для типичного мачо, скрупулезно подсчитывающего свои победы, а для юного романтика – чересчур сладкоречив. Вполне уверенный в себе мужчина, в присутствии коллег он испытывал подчас некоторую неловкость, смешанную с гордостью. Эдди краснел, глаза странно светились.
– Нынуля! Ну, скажи, ведь она красывая? – спрашивал он у Нины Бродской, точно оправдываясь и ища поддержки.
Яркая девушка рядом – символ изысканности, вопрос престижа. Ударник Александр Симоновский вспоминает такой эпизод:
«Я ставил на сцене барабаны. Вдруг появился Рознер с молодой девушкой лет двадцати». Искоса посмотрев на Александра, которому спутница «царя» приходилась ровесницей, Эдди спросил:
– Ну что, тебе нравится эта девочка?
Впрочем, интерес к женщине у Эдди вспыхивал не всегда. Смазливой внешностью не искупалось отсутствие голоса, дарования, профессионализма. В Мелитополе к оркестру присоединилась певица, чьи вокальные данные заметно уступали данным внешним.
Рознер краснел и в этой ситуации. Но уже по другой причине:
– Что за г… вы мне прислали! – кричал он в телефонную трубку, позвонив в Москву.
– Но вы же сами просили кого-то прислать вместо Салли Таль, Эдди Игнатьевич, – удивлялись на том конце провода.
– Она не заменит не только Таль, но даже хористку из кольхозного клуба.
– Потерпите до конца гастролей.
– До конца гастролей я буду выступать вслед за ней с пародийным номером.
Закончив разговор, Рознер начинал копировать певицу, веселя всех, кто при этом присутствовал.
Анекдотом, передававшимся из уст в уста, была фраза Рознера о семейной паре, работавшей в оркестре: «Они хорёшие льюди. Но он не умеет играть, а она не умеет петь».
Обычно, прежде чем зачислить «новобранца», Рознер назначал прослушивание. Иное дело, если гастроли уже идут или вот-вот начнутся. Тут не до «вступительных экзаменов» и «приемных комиссий». Зачастую достаточно было единственной надежной рекомендации. Так певица NN отправилась в поездку с оркестром, появившись на перроне перед самым отходом поезда.
Директор оркестра всплеснул руками:
– А как насчёт прослушивания?
– Ви что, с ума сошли? Эту певицу нам порекомендовал сам Сашя Лонгин!
Спустя какое-то время, будучи в Москве, Рознер прошел мимо конферансье Александра Лонгина не здороваясь.
– Эдди Игнатьевич! Что случилось? Почему вы прошли мимо меня, будто на что-то обижены?! – Лонгин не удержался от вопроса. Обернувшись, Рознер задал собственный вопрос:
– Сашя! Скажи мне, пожялуйста, а чем я тебия обидел?
– Что вы, Эдди Игнатьевич, ничем!
– А за что же ты мне тогда такое г… певицу прислал?!
Не всякая женщина – певица. Не всякая певица – женщина. В ресторане одной из провинциальных гостиниц перед взором Рознера предстала шикарная мадам… Эдди пригласил ее за свой столик, рассыпался в комплиментах и далеко не сразу понял, что он сам, как когда-то Луи Маркович, стал жертвой розыгрыша: в роли «приманки» выступил конферансье оркестра Владимир Гилевич. Актер Гилевич был выпускником Ташкентского театрально-художественного института – учебного заведения, где прошли боевую закалку Леонид Броневой, Роман Ткачук, Владимир Рецептер. Загримироваться и переодеться Гилевичу помогла Вида Вайткуте, перебравшаяся в Москву из Вильнюса.
Владимир Гилевич:
Еще в оркестре Узбекистана, когда я работал с Батыром Закировым, меня однажды нарядили и сказали – похож. И я начал разыгрывать ребят. А у Рознера, когда знали, что приходит новый музыкант, заранее готовились розыгрыши. Была преамбула, говорили – у нас девочка есть, мы тебя познакомим. Рознер поначалу был не в курсе. И вот в Горьком я в «образе» шел с Мишей Холодным и Володей Василевским. Э. И. навстречу: «Холера, пся крев, только концерт кончился, и уже идете гулять? Девочка хорошая, да? Ну ладно, приходите потом ко мне в номер». Короче, он не «угадал» меня. Но после ресторана мы зашли к Рознеру, как обещали. А ему кто-то, наверное, доложил, потому что он уже смотрел на меня другими глазами: «Холера, думаешь я сам не увидел, не узнал?
«Как мог я такую ошибку сделать!» – недоумевал Рознер, видевший Гилевича каждый день за кулисами и на сцене.
Программу мы перед каждым концертом вместе пробегали, меняли местами номера, решая, кто за кем будет выступать, – рассказывает Гилевич. – Ведь в разных городах – разный прием. В новосибирском Академгородке, в Свердловске просят джаз. В заштатных населенных пунктах – эстрадные песни. Вокалистов в программе много – Ирина Подошьян, Вида Вайткуте, Татьяна Конькова. А текст конферанса утверждался заранее: как говорится, шут с вами, товарищи, импровизируйте в музыке, но говорите по домашним заготовкам. Свобода разве что в подаче материала. Репризы писали мне Владимир Поляков, Олег Милявский, Игорь Виноградский. Милявский, сочинявший острые вещи, учил: «Меньше хохми, больше бичуй». «Царь» сортировал в самой поездке уже готовое: «Каждому городу – своя сатира».
Нина Бродская:
Рознер потрясающе чувствовал, когда, где и в каком отделении концерта нужно и можно было выпускать тот или иной номер. Это врожденное чувство артистической интуиции не подводило его. Четкое ощущение всех возможностей – до мелочей, умение правильно соизмерять силы, ориентироваться по обстановке и создавать необходимую атмосферу на сцене, при которой программа концерта всегда, при любых обстоятельствах не теряла своего настоящего, высокого художественного уровня. Он умел порой из самого заурядного артиста на сцене создать звезду, умел воздействовать на публику, как никто другой. Знал буквально всё о ней, все ее секреты. Ведь стоило Рознеру лишь появиться на сцене, как зал внезапно зажигался его присутствием. Этот человек обладал удивительным волшебством. Один его взгляд в зрительный зал мог мгновенно покорить всех зрителей. Он великолепно двигался и пританцовывал так, что публика начинала ерзать в своих креслах. Его настроение передавалось музыкантам, которые, глядя на него, перевоплощались и играли еще лучше.
«У него был такой западный лоск, всегда “на коне”, всегда за собой следил. Я многое почерпнул у него», – отмечает Гилевич.
Не отставали и коллеги. Даешь артистизм, учтивость, элегантность, обходительность! В Донецке Эгил Шварц вручил билетерше большой букет цветов – то ли поблагодарить хотел, то ли приударить. Бродская, чьи отношения с супругой Шварца – Ларисой Мондрус особенно обострились, стала невольным свидетелем, поделившись своими мыслями с другими музыкантами. И получила нагоняй от «царя».
«Видишь и слышишь, а вслух не произноси!» – Эдди употребил формулу, усвоенную еще в лагере.
Во Львове Бродская выступила в новом американском костюме с люрексом, который приобрела накануне на барахолке.
Нина Бродская и Эдди Рознер
В Кишиневе музыканты объедались свежими фруктами, рискуя лакомиться ими прямо на рынке. Последствия стали заметны на репетициях: то один, то другой, ни слова не говоря, бежал в отхожее место.
Концерты в Николаеве – удобная возможность повидаться с Ирой – младшей дочерью. Нина Бродская запомнила навсегда тот день, когда, постучавшись к дяде Эдди, неожиданно увидела маленькую гостью, сидящую рядом с «царем».