Рознер отмечал:
«Я люблю молодежь и считаю, что на эстраде они должны быть уже известными не в пятьдесят, а в двадцать с небольшим. Мне становится радостно, когда они вырастают в настоящих артистов».
Но как идти в ногу со временем, оставаясь верным себе? Как соблюсти свой стиль, работая наравне с молодыми «львами», не стать лишним, «держать удар»?
Один шанс из тысячи
Порой казалось, что «царь» разменивается на мелочи.
К концу 60-х бывший рознеровский хореограф Борис Сичкин успел сняться в фильмах о неуловимых мстителях у режиссера Эдмонда Кеосаяна. Его примеру последовал Ян Френкель (с которым тогда работала Нина Бродская): Кеосаян доверил ему не только написать музыку к фильму, но и роль ресторанного скрипача в «Новых приключениях неуловимых».
И Эдди не удержался от искушения. Искушением была эпизодическая роль, которую предстояло сыграть в приключенческом фильме другого режиссера с армянской фамилией. Этим режиссером был Левон Кочарян, сын известного чтеца Сурена Акимовича Кочаряна. Фильм тоже о войне, только Великой Отечественной, а не Гражданской. Увы, эпизодическую роль Рознера трудно назвать ролью. Задача заключалась в том, чтобы пройти в фашистском мундире тридцать метров от входа в ресторан до барной стойки и произнести тост с рюмкой в руке. Если разобраться, эпизод подразумевал участие в массовке. Фильм назывался «Один шанс из тысячи». По сути – даже не шанс[50].
Ни трубы, ни улыбки. 1960-е
Рознер стал уделять больше времени сочинению песен. Во-первых, за них платили. Во-вторых, это вселяло надежду стать членом Союза композиторов. В-третьих, песни могли исполнять все. И солисты оркестра, и те, кто с Рознером либо уже, либо вообще никогда не работал.
Тамара Миансарова записала боссу «Песня, где ты живешь», а исполнительница народных песен Екатерина Шаврина – «Зеленоглазок», сделанных в «русском стиле».
В середине 60-х страну охватила мода на твист. Эдди, соревнуясь с «Черным котом» Саульского, предложил публике свои твисты – «Ты лучше всех», «Снежный человек». Интересно, что в «Снежном человеке» он использовал интонации и ритмическую структуру шлягера «Вишневый сад».
Рознер принялся было даже за «крупную форму» – оперетту по пьесе Виктора Гусева «Слава». Романс из будущей оперетты преподнес в подарок Утесову, подписав рукопись так: «Вечно молодому старику Леониду Осиповичу Утесову от Эдди Рознера». Созрел «царь» и для патриотики, рискнул, как Пахмутова, сочинять актуальное – про моряков, полярников, геологов.
Лирическое получалось гораздо лучше. Четырьмя годами раньше в сборнике «Песни радио и кино» появился клавир песни «Не грусти, пожалуйста» (стихи Михаила Пляцковского). Замечательная мелодия могла бы украсить репертуар не одного западного артиста, от Марио Ланца до Азнавура, стать хитом мюзикла, ревю в парижской «Олимпии» или шоу в берлинском «Фридрихштадтпаласе». На пластинки ее записал Эмиль Горовец. Скажем спасибо уцелевшим пластинкам. Ведь на радио в начале 70-х запись размагнитят. А еще через десяток лет песня напомнит о себе специфическим путем. Мастер патриотических гимнов Серафим Туликов, придав музыке Рознера маршевый ритм, переработав и «дополнив» мелодию, превратит ее в собственную. Вместо «Ты не грусти, пожалуйста» певец будет докладывать: «Нет нашей Родины прекраснее».
Во второй половине 60-х гг. в оркестре появились Лев Пильщик и харьковчанин Вадим Монин – земляк и тезка Вадима Мулермана.
Пильщик, обладатель лирического баритона, пел, чем-то напоминая Тома Джонса. В Риге Лев работал в кабаках, собрал свой ансамбль. Позже подался в Москву. Недолго проработав в «Поющих гитарах», стал солистом у Эдди Рознера.
Бывший горняк Монин мог похвастать «мулермановскими» вокальными данными, схожим амплуа.
Есть одна странная параллель между такими разными Пильщиком и Мониным. Вадим исполнял песню «Ежик», трогательную, лирическую вещицу, которая, судя по метафорике, должна была исполняться от женского лица («мой колючий еж»). А репертуар Пильщика включал песню «Отзовись», которую пели женщины («Отзовись, отзовись, хоть письмом, хоть звонком, где же ты, где же ты, человек с рюкзаком?»). Что это, кризис жанра? Все-таки у Рознера никогда не ощущалась нехватка в солистках. Или таким неожиданным образом Эдди решил сместить акценты?
В другой песне из арсенала Монина, начинавшейся словами: «Если очень тебе не везет», был припев: «С чемоданом пробейся в толпе, влезь в вагон, закури у окна, улыбнется удача тебе, быть может, завтра, старина». Чемодан, вагон – привычные, вечные понятия для Рознера. Скитания из страны в страну, постоянные поездки по необъятному Союзу приучили к ним. Но, может быть, пора собираться в дальнюю дорогу?
Зимой 1970 года в Воронеже «царь» неожиданно пересекся с Вайнштейном: местная филармония пригласила сразу два коллектива. Их даже поселили в одной гостинице. Как сообщает Юрий Верменич, в воронежском джаз-клубе состоялся джем, а потом и «сдвоенный концерт» в филармонии. «Джазовый уклон» Вайнштейна был по-прежнему очевиден. Очередная непростая встреча, заставляющая размышлять о профиле своей команды, о том, что дальше делать. Сомнения грызли Эдди. Как найти баланс между джазом и тем, чему критик Аркадий Петров дал определение «эстрадно-развлекательный коллектив, главная функция которого – аккомпанемент молодым певцам и участие в эстрадных ревю»? В те времена, когда не было ни «Фабрики звезд», ни передачи «Народный артист», оркестр Рознера служил хорошей стартовой площадкой.
В стране между тем в который раз сгустились «сумерки оркестрового джаза». «Первой ласточкой», прилетевшей в мае 1969 года, оказалось постановление российского Совмина за номером 319. Назывался правительственный документ так: «Вопросы главного управления культуры РСФСР». Речь велась о борьбе с пропагандой «буржуазных ценностей» и путями, «лишенными творческих перспектив». Предписывалось расформировать ряд эстрадных коллективов, а некоторые пленки с записями, сделанными для «Мелодии», отечественного лейбла-монополиста, размагнитить. Перемены наступили не вдруг. Единственную столичную джазовую радиопередачу “Клуб «Метроном”», которую вел Аркадий Петров, прикрыли осенью 1967-го. А главный партийный идеолог Михаил Суслов еще в докладе на XXII съезде КПСС предложил «прекратить производство брака в области искусства», ибо на «малосодержательное и никчемное, безыдейное и малохудожественное» «расходуются большие государственные средства».
Гродно. Апрель 1969
Нужно признать, что ВИА – вокально-инструментальные ансамбли – обходились государству дешевле, чем громоздкие биг-бэнды. Большие оркестры становились похожи, по Маяковскому, на «ископаемо-хвостатых чудовищ», нерентабельных динозавров. К тому же западной сборки. Какой смысл в них, если концерты всё реже, а репутация давно подмочена «космолитизмом» и «низкопоклонством»? В биг-бэндах встречаются сомнительные и малопонятные инструментальные композиции, а в ансамблях на первом месте – слова, вокал, голосоведение, которое сродни (хотя бы отчасти) народно-хоровому, никаких раздражающих гармонических изощрений американского типа. ВИА конечно, имеют свой «гнилой корень» – «Битлз», но, наверное, их легче приручить, приспособить к отечественным нуждам. Самые смышленые уже демонстрируют образцово-показательное лицо: фольклорный, публицистический и бодрый комсомольский репертуар, воспевают вполне легитимные сельские пасторали и будни великих строек. Да и как можно подозревать в недостаточном патриотизме тех, кто стройно поет: «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз»!
Администраторы тоже не дураки, им тоже «хочется кушать». Самые удачливые стали вести охоту на модные молодые группы, ведь кооперация с ними сулила немалые барыши.
Шестидневная война в Израиле, чехословацкие события, приход на телевидение нового шефа Сергея Лапина сыграли свою роль. Лапин решил покончить с засильем западной музыки, царившим в эпоху его предшественников, и ввел негласную «квоту на евреев». Расслабились? Нехорошо! А если гидра «космополитизма» не побеждена и силами «мировых сионистов» опять поднимает голову? Пора пересчитать всех «звезд». Вручить новые звезды кому надо и расстаться с примазавшимися. Сергей Георгиевич Лапин проявил умение и расторопность. Еще в конце сороковых он приобрел опыт работы в Радиокомитете (в должности заместителя председателя!), как раз тогда, когда главным проводником западных влияний на эстраде был объявлен джаз-оркестр.
Концертные организации медленно, но верно сверяли свои «компасы и часы» с новым курсом. «Положению дел» на советской эстраде был придан характер высшей политической важности: через каких-нибудь пару лет оно будет обсуждаться на пленуме ЦК.
В прессе нещадно ругали певцов, тех, кто когда-то работал с Рознером. Вот какую характеристику дали на страницах журналов «Музыкальная жизнь» и «Советская эстрада и цирк» пению Ларисы Мондрус: «Вокальные возможности очень скромны, укладываются в пределы далеко не полной первой октавы», шепот и мелодекламация или «трескучий, лишенный музыкальности звук», «“въезд” в ноту», «всхлипывающие интонации, идущие от “душещипательных” романсов», микрофон – не партнер, а «хозяин» певицы, песни похожи друг на друга и делятся на две категории – «грустно-лирические» и «твистообразные», «экстравагантностью подменяет смысл произведения», «уже есть имя, но нет индивидуальности». Последнее определение звучало еще и в адрес Екатерины Шавриной. По поводу Тамары Кравцовой: «никакой достойной наших дней мысли». У Владимира Макарова – «излишняя экспрессия» и «преувеличенная жестикуляция», Эмиль Горовец – «излишне подвижен и воодушевлен», стремится «во что бы то ни стало понравиться зрителю», репертуар Салли Ландау «крайне неудачно составлен».
В ноябре 69-го неожиданно умер Борис Ренский, коллектив которого в последние годы тоже пытался исполнять американскую джазовую классику. В 1970-м Росконцерт отказался от услуг Юрия Саульского. Фактически его оркестр «попал под сокращение». Короткое время бэндом будет руководить пианист Борис Рычков, но четырехлетняя история ВИО-66 на этом закончится навсегда.