изни в Советском Союзе. Он был там суперзвездой и очень хорошо зарабатывал. А сейчас живет на скромную пенсию в берлинском районе Кройцберг. И сочиняет русскую музыку для другого берлинца, который не является русским: для Ивана Реброва.
Блеск и нищета далекого от политики человека, хотевшего осчастливить мир звучащей гармонией».
Продюсером Ивана Реброва был Фред Вайрих, ранее раскрутивший певицу Александру[58]. Работал Вайрих и с Карелом Готтом.
В мюнхенской студии Вайриха в апреле 1974 года Рознер неожиданно встретил Эгила Шварца и Ларису Мондрус. Бывшие коллеги уехали из Союза через полтора месяца после «царя».
«Я забрал Рознера, привез его к нам на Монтгеласштрассе, – рассказывал Шварц журналисту Борису Савченко. – Он переживал, судя по всему, нелегкие времена. Во-первых, Эдди Игнатьевича раздражало, что у него, родившегося в Германии и получившего здесь образование, немцы, прежде чем предоставить гражданство (фактически вернуть. -Д. Др.), требовали каких-то доказательств… Во-вторых, Рознер… нигде не мог устроиться на хорошую работу. Денег не хватало. Он нашел какого-то немца, тот писал ему тексты на его старые песни… В общем, был нервным, расстроенным… лелеял мечту выпустить пластинку».
Немца, о котором сообщает Шварц, звали Гельмут Нисснер, и он подбирал слова не только к старым песням нашего героя. Из-под пера Нисснера, молодого венского кабаретиста и тогдашнего соседа Эдди по берлинской улице Бергфридштрассе, вышли тексты новых шлягеров Рознера, таких как «Дашенька» (написан специально для Ивана Реброва), Sonntag mit Gigi и многих других. С помощью Нисснера удалось установить контакт с одним из венских музыкальных издательств. «Царь» даже заказал фирменные бланки с «шапкой»: «Эдди Рознер. Композитор. Дирижер». Далее указывались адрес и банковский счет.
Эгил Шварц:
Эдди Игнатьевич был сугубо западным человеком и не смог устоять перед искушением вернуться в мир, который он помнил с детских лет. Только мир этот изменился. Да и возраст имеет значение. Как у спортсменов и артистов балета, творчески активная жизнь медных духовых короткая. Трубачи должны интенсивно упражняться изо дня в день. Но Эдди Игнатьевич был энергичным организатором, как сегодня говорят, менеджером. Я понял, что он пытался начинать новую карьеру на основе своих шлягеров, таких как «Тиха вода» и др. Может быть, Рознер в этот момент рассчитывал и на какой-то импульс с нашей стороны.
Увы, радужным мечтам о сотрудничестве с Ребровым не суждено было сбыться. Слишком разными они были – Ребров и Рознер. Ребров, урожденный Йоханнес Рипперт, гомосексуалист, «русский» сын инженера Пауля Рипперта и Луизы Фенске, телевизионное шоу которого закрылось уже в январе 1975 года по причине падения интереса публики, так и не включил песни Рознера в свой репертуар.
Трудности омрачили работу тандема Рознер – Нисснер, дружба расстроилась. Не имели продолжения ни мюнхенская встреча со Шварцем и Мондрус, ни контакты с Фредом Вайрихом.
«Ему, очевидно, подсказали Вайриха как известного импресарио “русского ностальгического направления”. Но к середине 70-х эта волна в Западной Германии уже прошла. Фред потом, извиняясь и с сочувствием, рассказал, как Рознер заявился к нему с банкой черной икры, а он, Вайрих, был в недоумении. Больше у нас общения с Эдди Игнатьевичем не было», – подводит итог Эгил Шварц.
Вероятно, Эдди большего ожидал и от давнишнего знакомства с Артуром Браунером – помните паренька из Лодзи, принятого в Госджаз БССР? Но и здесь возникли свои нюансы. Хотя Хорст Бергмайер утверждает, что Браунер помог Эдди снять пятикомнатную квартиру на Уландштрассе.
«Да, он был подавлен, депрессивен, разочарован, – продолжает разговор Ирина. – Однако очень многие русские эмигранты нашли дорожку в наш дом».
Среди них скрипач симфонического оркестра Одесской филармонии Яков Лихтман, переехавший в Западный Берлин вместе с супругой и сыном в 1975 году.
«Отца попросили руководить оркестром нового русского ресторана “Бояр”, – комментирует младшая дочь Рознера. – Ему что-то не понравилось, и он отказался».
По словам очевидцев, Рознер стал главным администратором (управляющим, исполнительным директором) этого заведения, а оркестр возглавил Лихтман.
Эдди получал письма от Штефана Вайнтрауба из Австралии, но во встрече ветеранов ансамбля в 1975 году участия не принял: до Австралии далеко, да и в Берлине слишком много дел. Зато в июле 1976 года удалось повидаться с Лотаром Лямпелем и Джо Шварцштайном. Кроме того, в гости снова приехали Валентина и Вадим. Привезли с собой Алису – крохотную собачку, которую Рознер выгуливал теперь в Тиргартене. Очутившись в «стране чудес», Алиса вела себя соответственно. Вечерами она по двадцать раз бегала вокруг Эдди, а потом дремала у «царя» на плече, засунув мордочку в нагрудный карман его домашнего блейзера.
Ирина Прокофьева-Рознер:
Отец купил Вадиму ударную установку, поставил барабаны в квартире. В Берлине гостила Валя, и папа упрашивал меня тоже приехать. А я решила поехать с другом в Финляндию. Отец ругался, я спорила. Дай мне жить, говорила я ему, у меня первый раз возможность поехать куда-то! Я вернулась в Гейдельберг 19 августа, хотела позвонить, но подумала: зачем? Ведь через два дня все равно буду в Берлине.
Воскресенье 8 августа 1976 года выдалось жарким и солнечным. Хороший повод отправиться на Павлиний остров или прогуляться по близлежащему «Народному парку». В этот день у Рознера случился сердечный приступ. Приехавшие врачи вынесли вердикт: немедленно в больницу. Напоследок, перед тем как отправиться в клинику, Эдди решил сходить в ванную комнату…
«О его кончине на следующий день знала вся Москва, – отмечает Евгения Завьялова. – Я тогда выступала на конкурсе в Сочи в составе ВИА “Синяя птица”. После конкурса увиделась с Анатолием Кроллом. Он и рассказал мне, что Эдди умер от разрыва сердца».
Нина Бродская:
В тот роковой день я и мой муж находились в помещении Москонцерта, где к нам присоединился пианист Борис Рычков и сообщил о печальной новости. И мы, и свидетели этого разговора замерли от ужаса. А я, не в силах поверить в случившееся, отошла в сторону и заплакала.
У Вячеслава Куприянова есть стихи:
Когда все тебя потеряют
и никто уже искать не станет,
тогда ты найдешься
и найдешь что ответить тем, кто спросит —
где тебя носило…
Поцелуй на прощание
Эдди Игнатьевича Рознера похоронили на берлинском еврейском кладбище района Шарлоттенбург-Вильмерсдорф. Рядом с братским кладбищем времен Второй мировой войны. На улице, которая называется соответственно: Heerstrasse, Армейская.
8 августа 2010 года – воскресенье. Зеленая лужайка по левой стороне улицы Георгенкирх-штрассе хранит в себе контуры дома, где «царь» провел свою юность, шумят шесть больших тополей и деревца поменьше, пылятся две скамеечки. Рядом пансионат для престарелых. Пожилая женщина, обратившаяся ко мне с вопросом, неожиданно поблагодарила по-польски. В соседнем ресторане нет отбоя от посетителей, по вечерам здесь играют ансамбли, а на горке в церкви св. Варфоломея по средам – органная музыка. Там же выставка фотографий: «Восемь тысяч километров велосипедом из Берлина до Волги и обратно…»
Заглядываю на Уландштрассе. Во дворе жилого комплекса резвятся белки. В витрине магазина люстр – он расположен поблизости – выставлена лампа, внешний вид которой напоминает корнет.
Валентина Владимирская-Рознер:
Мою мать советского гражданства не лишили. Она ждала от меня определенных действий, думала, что заберу ее в Москву, куда я вернулась 25 августа 1976 года, после похорон. «Его нет, значит, мы здесь пропадем», – говорила Галина. Я ходила вместе с Наташей Розинкиной забирать трудовые книжки. Эдди безуспешно писал письма с просьбой их прислать, а сотрудница отдела кадров выдала их нам в течение пяти минут. Сын с нервным потрясением попал в больницу. Ведь это Вадик пытался открыть дверь от ванной комнаты, когда там находился Эдди. У меня была страшная депрессия. Я позвонила в Берлин: «Галя, посылай нам вызов, немедленно». «А мне так хочется назад», – робко пыталась она возразить, но поняла, что с возвращением ничего не получится. Недаром мама называла меня «товарищ генерал».
…Мой сын Вадим сочинял музыку с детства. Нет ничего странного в том, что он стал музыкантом. Окончил музыкальную академию в Детмольде по классу ударных инструментов и работает в театре…
Ирина Прокофьева-Рознер:
Галя получила пенсию вдовы. С этой опцией она осталась в Берлине. Что касается моей мамы, то она продолжала жить в Магадане. Это был ее выбор… Очень умно поступила, отправив меня к бабушке в теплый город Николаев. Закончила работу танцовщицы, стала заведовать театром, приглашать известных гастролеров, дружила с Козиным, который называл ее Мусенькой. И только в 1978 году вернулась в родной город. Через четыре года умерла бабушка. Мне удалось перевезти маму в Германию в 1985 году. С просьбой посодействовать я обращалась к супруге тогдашнего президента ФРГ Карла Карстенса, она тоже врач, как и я.
Рут Каминска долгие годы жила в Манхэттене, неподалеку от Таймс-сквер, там, где западные отрезки 42-й и 43-й улиц встречаются с Десятой авеню. В 1978 году она издала свои мемуары. Вышедшие в вашингтонском издательстве New Republic Books воспоминания были замечены: на рубеже 80-х историей Эдди Рознера всерьез заинтересовались западные исследователи: американец Фредерик Старр, европеец Хорст Бергмайер, обретавшийся тогда в Южно-Африканской Республике…
В 1981 году в советском кинопрокате появился фильм Леонида Квинихидзе «Шляпа» по пьесе Виктории Токаревой «Ехал грека». Хотя в основу картины легла история другого трубача – Игоря Широкова, однако и сам сюжет, и главный герой в мастерском исполнении Олега Янковского казались аллегорическим напоминанием о «царе».