Пока я вез сестру кривыми улочками от вокзала к себе домой, мы говорили о посторонних вещах – о Львове, в котором Виктория никогда не была, о Москве, сильно изменившейся за время моего отсутствия – «готова спорить, что ты ее просто не узнаешь!», о том, что Бася немного сдала, но держится молодцом… Сестра болтала без умолку, я поддерживал разговор, а про себя все никак не мог решить, рассказать ли ей о Светке. С одной стороны, похитители запретили мне говорить об этом с кем-либо, и я четко следовал их требованиям и не поделился своим несчастьем ни с кем из друзей, с другой – за эти дни я уже весь извелся, варясь в собственном соку, мне просто необходимо было обсудить с кем-то происходящее, но единственный человек, который был в курсе событий, – рыженькая Регина, – куда-то исчез.
Я открыл дверь квартиры и пропустил Викторию вперед.
– Ребенка не разбудим? – шепотом спросила она. – Уже одиннадцатый час.
– Нет! – отвечал я, переобуваясь. – Не разбудим. Вот, возьми тапочки.
– Спасибо, у меня свои есть… Герман, а где твое семейство? На даче, что ли?
– Юлька в Москве, на съемках телепередачи. Игра такая, «Кладоискатели», на острове в Тихом океане, она участвует…
– Да, знаю, видела рекламу. И Бася говорила… Неужели она все-таки туда попала? Слушай, Герман, ей очень повезло! Там такой конкурс!..
Она прошлась по квартире, с любопытством оглядываясь вокруг.
– У вас очень мило. У твоей Юли хороший вкус… А дочку ты, наверное, к ее родителям отвез, да?
– Нет, Виктория! – решился я. – Никуда я Светку не отвозил. Ее у меня… украли.
– Что-о-о?
Сестра в это время рассматривала нашу семейную фотографию, которую Юлька увеличила и повесила на стену в рамке под стеклом. От неожиданности у Виктории в буквальном смысле подкосились ноги, она неловко плюхнулась на диван.
– Герман, что ты такое говоришь? Ты шутишь? Разве можно шутить такими вещами?
– Нет, я не шучу. Ее действительно похитили.
– Боже, какой кошмар! Когда?
– Позавчера, – я взглянул на часы. – Сорок девять с половиной часов назад.
– А что в милиции говорят?
– Видишь ли, Виктория, я не был в милиции.
– Но как же так?
– Это может быть опасно для девочки… Меня специально предупредили.
– Да, они всегда так говорят, я слышала… Может быть, ты и прав… Но какой же ужас, Господи! Просто не верится!
Я не знал, что ответить на это.
– Как же это произошло? – Виктория прервала паузу вопросом, которого я больше всего боялся.
– Я оставил ее в машине, всего на пять минут, и она исчезла. – Говорить о Регине я ей, разумеется, не стал.
– Боже мой, боже мой… И?.. Что?
– А потом мне позвонили и сказали, чтобы я не дергался. Что если я сообщу в милицию, найму частного детектива или просто расскажу кому-нибудь об этом, Светку живой не увижу.
– А чего они хотят от тебя, ты выяснил?
– Пока нет. Сказали, что сообщат потом.
– Господи, я все еще поверить не могу! И что ты собираешься делать?
– Что, что! – я не выдержал и сорвался на крик. – Вот сижу, как дурак, и жду.
Виктория строго поглядела на меня темными, как у ее матери, глазами. Мария Львовна вспомнилась так живо, что я решил – ну, сейчас будут читать нотацию. Но сестра вдруг сказала совсем другое:
– Герман, а ты когда ел последний раз?
– Не помню, – искренне ответил я.
– Тебе обязательно надо поесть! – решительно заявила она, поднимаясь с дивана. – Тебе нужно много сил, а их необходимо поддерживать. Я пойду соображу что-нибудь.
– Неужели ты умеешь готовить? – удивился я.
Виктория рассмеялась.
– Это не моя заслуга, а Басина! Я же сказала тебе, что замуж собралась?.. А в моем возрасте, братик, нужно уметь удержать мужчину всеми возможными и невозможными способами. Путь к сердцу и все такое… Пришлось к твоей бабушке на поклон идти, чтобы она со мной кулинарный ликбез провела. На мое счастье, у нашей Баси талант не только в готовке, но и в педагогике. Она даже такую бестолковую ученицу, как я, смогла чему-то обучить! Сейчас я тебе это продемонстрирую!
И, не слушая моих возражений, двинулась на кухню.
– Ой, да тут на полк солдат наготовлено! В холодильнике и суп есть, и каша гречневая, и котлеты… Похоже, Юлька твоя постаралась на славу. Что тебе разогреть?
– Все равно, – по инерции ответил я и вдруг почувствовал, что действительно голоден.
Виктория показалась из кухни, надевая на ходу Юлькин фартук со смешной лошадкой.
– Я все поставила – и первое, и второе, – сообщила она. – Сейчас еще салат нарежу, у вас там огурцы есть, помидоры, зелень… Она подошла ко мне совсем близко, взяла мои руки в свои и, глядя прямо в глаза, проникновенно проговорила:
– Знаешь, братик, мне почему-то кажется, что все со Светкой будет в порядке. Да что там кажется – я в этом уверена, я чувствую! А женская интуиция – это, скажу я тебе, великая вещь! Она никогда не подводит.
И, не дожидаясь моего ответа, снова исчезла в кухне.
Это были именно те слова, которые мне сейчас необходимо было услышать. Я был не один. Кто-то рядом со мной сочувствовал мне, переживал за меня, надеялся вместе со мной… И верил, непоколебимо верил, что все закончится хорошо. Впервые за эти два дня железная рука, сжимавшая сердце, чуть отпустила.
Я пошел на кухню и смолотил все, что разогрела Виктория. Сама она отказалась ко мне присоединиться, заявив, что никогда не позволяет себе есть после семи. Я уплетал за обе щеки, а Виктория сидела напротив и смотрела на меня. В ее взгляде было что-то материнское.
– Герман, – спросила она, наливая чай, – а ты Юле сообщил о Светке?
– Нет, конечно. Я не хочу ее пугать. Уверен, что до ее возвращения все закончится.
– Не сомневаюсь! Она надолго?
– Месяца на два, а то и на три.
– Ну, конечно! За это время ты уже сто раз из Германии вернешься…
Я недоуменно поглядел на сестру:
– Из какой еще Германии, о чем ты?
Виктория ахнула:
– Господи, я ведь еще не рассказала тебе про письмо! Совсем из головы вон! Слушай, братик, у меня же для тебя потрясающая новость! Да, а у тебя загранпаспорт, надеюсь, есть?
– Есть, а что?
– Сейчас я тебе такое расскажу – ахнешь! Оказыва…
И тут зазвонил телефон. Я бросился к аппарату, в спешке задел его, и он с грохотом полетел на пол. Когда я, наконец, нащупал трубку и судорожно прижал ее к уху, там раздавались короткие гудки. Я громко выругался. Виктория успокаивающе положила руку мне на плечо.
– Не волнуйся. Сейчас перезвонят. Если это они, то, поверь, они тоже в этом заинтересованы.
Она оказалась права. Тут же снова раздался звонок.
– Да! Слушаю!
– У тебя под машиной стоит коробка, – сказали на том конце провода и отключились.
– Алло, алло, какая коробка?!! Мать твою, трубку повесили!..
– Это они?
– Да! – я уже был в прихожей.
– Герман, ты куда? Можно мне с тобой?
– Нет, сиди, я скоро!
Мой «Форд» был заблокирован новенькой «Шкодой-Фелицией» и допотопной «Волгой». Я кое-как протиснулся между ними и заглянул под днище своей машины. В темноте действительно что-то белело. Я спешно достал коробку и торопливо открыл ее. Внутри была видеокассета.
Перешагивая через две ступеньки, я сокращал расстояние. Спешка подвела: я споткнулся, растянулся во весь рост и уронил коробку. Кассета выпала и поскакала вниз по ступенькам. Я не на шутку перепугался – а ну как она разобьется? Пулей метнулся вниз, поднял кассету (кажется, цела, слава тебе, Господи!) и дальше нес уже аккуратно, прижимая к груди, как сокровище.
– Что? – испуганно встретила меня Виктория. Но мне было не до разговоров.
Руки у меня дрожали, засунуть кассету в щель магнитофона никак не удавалось. Я нервничал и готов был разнести все вокруг.
– Переверни, – тихо сказала сестра за спиной.
– Что?
– Я говорю, кассету переверни другой стороной. Вон стрелочка.
– Блин, точно…
Я схватил пульт и трижды нажимал на кнопку «play», прежде чем видак заработал. Наконец, на экране телевизора замельтешило, а потом вдруг возникло изображение. И я увидел Светку.
Девочка была снята во весь рост. В своем голубом платьице она стояла у стены и прижимала к себе любимого Бараша. Вид у нее был несколько растерянный и испуганный, но она не плакала.
– А теперь посмотри сюда, в окошечко! – прозвучал за кадром приглушенный мужской голос. – И предай привет папе.
На Светкиной мордочке отразилось любопытство. Она завертела головой.
– А где Гелман?
– Папа будет смотреть через это окошко и увидит тебя!
– Хочу к Гелману! И к Юле! – скривилась Светка.
Тут возникли помехи, видимо, камеру выключили, а когда включили вновь, Светки уже не было. Просто пустой темный фон.
– Слушай внимательно, – вновь зазвучал голос. – Как видишь, твой ребенок жив, здоров и весел. Мы не изверги и ничего плохого девочке не сделаем. Теперь все зависит только от тебя. Твой ребенок для тебя, конечно, бесценен, и ты ничего не пожалеешь, чтобы вернуть девочку домой. Это будет стоить тебе миллион долларов. – При этих словах у меня потемнело в глазах. – Я не шучу. Именно миллион, и ни копейкой меньше. Деньги нам нужны через месяц. Больше мы ждать не будем. Жизнь девочки в твоих руках. Насчет милиции мы тебя уже предупреждали. Если все-таки обратишься – потеряешь ребенка тут же: мы тотчас об этом узнаем, у нас там свои люди. Мы знаем, чем рискуем, и поэтому будем сжигать за собой все мосты. – На этих словах голос оборвался, и на экране вновь замелькала черно-белая рябь.
– Герман, что это? – дрожащим голосом спросила сидевшая рядом сестра.
– Это то самое. – Я чувствовал, что подо мной проваливается земля, на какое-то мгновение в моих глазах померк свет.
– Тебе нехорошо, – донесся откуда-то голос сестры. – Ты такой бледный…
Да, мне было нехорошо, мне было очень нехорошо. Виктория метнулась на кухню и принесла мне стакан воды.
– Это твоя Светка, да? – тихо спросила она.