´. Сначала эти мысли ее удивили — потом она стала гадать о причинах такого удивления.
Однажды, склонившись над лужей, чтобы попить, она заметила в воде свое отражение и принялась недоуменно разглядывать его. Подняла руки, растопырила большие пальцы, поглядела на грязь, присохшую к ним. А потом погрузила ладони в воду, прогнав свое изображение, не понимая, почему оно волнует ее.
Каждое утро она глядела на море, искала в нем урукето. Но он не возвращался. Это огорчало ее — потому что нарушало порядок дня, к которому она успела привыкнуть. Сон, еда, сон. И ничего более. Она чувствовала беспокойство, сожалела об этом. Что смущает ее? Что тревожит? Она это понимала — но гнала из памяти… Здесь, на берегу, так спокойно…
Наконец Вейнте´ словно проснулась. Она стояла на берегу, прямо перед нею по грудь в воде торчала одна из ее товарок… «Рыба», — знаком показывала фарги. Цветом ладони. Рыба — и больше ничего.
— Какая рыба? — спросила Вейнте´. — Где рыба? Их больше одной? Большие, поменьше, сколько их? Требую ответа.
— Рыба, — ответило глупое создание, выпучив глаза и приоткрыв рот.
— Кусок никчемности-скала глупости-гора недоумения…
Вейнте´ замолчала, потому что фарги в страхе нырнула и уплыла от нее подальше. В один миг все оказавшиеся поблизости фарги попрыгали в воду. Пляж опустел, но гнев Вейнте´ рос, и она громко выкрикивала, извиваясь всем телом от раздражения:
— Неразумные, глупые и немые! Не знающие ничего о красотах речи, о гибкости языка, о радости постижения! Плаваете, ловите рыбу, валяетесь на песке, спите. Да умрите хоть сейчас — никакой разницы и не будет. И я могла умереть…
Теперь она пробудилась с новыми силами, хорошо отдохнув, — ведь сон ее был долгим. Она не знала, сколько времени длилось забытье, понимала только, что много дней и ночей миновало. Взглянув на невысокие волны, набегавшие на ноги, она подумала о том, что с ней было, и кое-что осознала. Брошенная, изгнанная из знакомого мира, лишенная города, ранга и власти, она была оставлена на берегу — умирать. Ланефенуу жаждала ее смерти, была уверена, что отверженная погибнет… Но этому не суждено было свершиться. Вейнте´ не безмозглая фарги, которой только прикажи умереть — и готово.
Она была совсем рядом со смертью. Но желание жить было в ней таким сильным, что она забилась в дальний уголок самой себя и жила тем, что было лишь тенью истинной жизни. Но темные дни миновали. Что ждет ее впереди?
Она, Вейнте´, — эйстаа и всегда ею останется. Ей приказывать — другим повиноваться. Но не на этом берегу. С трех сторон болота, с четвертой море. Это же ничто. Разве ей здесь место? Она хворала и забрела сюда. А теперь выздоровела. Незачем оставаться, не о чем вспоминать, не с кем прощаться. И даже не бросив взгляда назад, она вошла в море и нырнула, очищаясь в воде, потом выставила голову над поверхностью и отправилась на север. Куда уплыл урукето, откуда пришли фарги.
Она плыла, впереди рос скалистый мыс, потом он медленно отодвинулся назад, закрыв берег, на котором она так долго существовала. Вейнте´ не оборачивалась — она уже забыла про эти края. Впереди ее ждет город. Туда ей и нужно.
За мысом широким полумесяцем раскинулся залив: золотой песок окаймлял берега. Плавание утомило ее, и Вейнте´ отдалась волнам, которые вынесли ее на берег. Песок был гладким — без единого следа. Теперь она осталась одна и была этим весьма довольна. Идти было легче, чем плыть, и до темноты она успела много пройти.
Утром она половила рыбы, а потом отправилась дальше. Теперь дни стали совсем не похожими друг на друга, и она стала считать их, проплывая мимо утесов и шагая по песчаному берегу.
Залив оказался таким огромным, что и второй день, и большую часть следующего Вейнте´ все шагала по его берегу. На четвертый день берег сделался скалистым. Горный хребет с суши уходил прямо в море. Она провела неспокойную ночь в каменной нише, открытой брызгам прибоя. На шестой день она миновала последний утес, и вновь пошли песчаные берега.
На тридцать пятый день она поняла, что путешествие подходит к концу. Берег только что был таким, как прежде, и вдруг сделался абсолютно иным. В спокойной воде у берега плескались рыбешки. Она присмотрелась — это были не рыбы. Вынырнув на поверхность, они уставились на нее круглыми глазами и сразу же нырнули, едва она подняла руку в приветственном жесте. Юное, пугливое эфенбуру. Будут есть — или их съедят, а уцелевшие однажды выйдут из океана как фарги. Те, кто поумнее, станут иилане´ и вольются в поток городской жизни.
Но если они в океане, значит, неподалеку родильные пляжи. Так и оказалось. Естественный залив углубили и отгородили от моря. Здесь на славу потрудились ейсеколы, возводя перемычку из мягкого песка. Хранительницы на постах, самцы, лежащие у воды. За пляжем горка — любимое место прогулок, судя по количеству троп, уходящих к городу.
Вейнте´ остановилась. Пока она еще не думала, что будет делать, когда доберется до города. Она хотела добраться сюда и только об этом и думала на берегу и в море. Она знала, что на севере город, знала, что доберется до него. А что теперь?
Что это за город? Кто здесь эйстаа? Она ничего не знала, как глупая фарги, вылезшая из воды. Взглянув на море, она увидела урукето, приближавшегося к гавани, лодки с уловом. Богатый город. Все города богаты. Ешь рыбу и мясо. Мясо. Она не ела его все это бесконечное время и совсем забыла о нем. И теперь ощутила во рту его вкус и провела языком по зубам. Первым делом она войдет в город и поест. А потом посмотрит на него, изучит и откроет. Как фарги. Она сделает то же самое. Все дороги вели в город, и она пошла по кратчайшей. На улице толпились фарги, несли какие-то свертки. Две иилане´, разговаривая, шли следом. Проходя мимо них, Вейнте´ уловила обрывки разговора и захотела послушать еще. Но сначала нужно поесть. Рот наполнился слюной при мысли о прохладном мясном желе. Она глотнула.
Навстречу шла группа фарги. Вейнте´ остановилась, загородив им дорогу. Они тоже замерли, недоуменно глядя на нее.
— Среди вас есть иилане´? Которая говорит-понимает?
Они расступились и дружно уставились на фарги покрупнее, шедшую сзади. Та как будто кое-что соображала.
— Пища, пища где — понимаешь?
— Пищу едят. Хорошо пища.
Все они были упитанными, должно быть, ели досыта, но теперь — ее черед.
— Мы едим. Вы идете. Мы едим.
— Пища, пища, — заволновались фарги.
Пусть они недавно поели, неважно. Мысль о еде взбудоражила их.
— Пища, — проговорила та фарги, которая была немного иилане´, сопровождая слова жестом, означавшим движение.
Они пошли по улице, Вейнте´ последовала за ними. Под древесными арками, мимо охраняемого ханане, на берег реки. Там было суетливо и шумно, серебрилась рыба, стояли баки с мясом. Фарги устремились к рыбе — другой еды они не успели узнать за свою короткую жизнь, — где толпились такие же, как они. Емкости с мясом окружали иилане´; они разговаривали, и умные речи были непостижимы для новоприбывших. Вейнте´ подошла к мясным чанам, и каждое ее движение говорило о силе и способностях. Иилане´, не имеющие ранга, расступились, пропуская ее к еде. Одна из них посмотрела на Вейнте´, поприветствовала ее и пожелала приятного аппетита. Набив рот, Вейнте´ могла ответить лишь жестами благодарности и признательности.
— Что это за город? — спросила она, потянувшись за очередной порцией мяса, говоря как равная с равной.
— Это Йибейск. Эйстаа его, облеченная великой властью, зовется Саагакель.
— Йибейск и Саагакель знают во всем Энтобане.
— Ты иилане´ мудрости. А как зовется твой город?
— Я странствую и знаю множество городов.
Вейнте´ впилась в мясо, чтобы избежать дальнейших подробностей. Но жестов силы и власти укрыть не могла, и ее собеседница заметила это. И когда заговорила вновь, то уже обратилась как нижайшая к высшей.
— Город приветствует гостью.
— Хорошо сказала. Я хочу видеть амбесид и эйстаа, восседающую на нем.
— Закончим еду — и я с радостью провожу тебя. Позволительно ли узнать имя почетной гостьи?
— Вейнте´. А твое?
— Опсотеси.
Было жарко, и они пошли по улицам под деревьями, стараясь держаться в тени. Отойдя от реки, они повернули к амбесиду. К этому времени полуденная жара спала, и амбесид был полон суеты.
— Восхитительно, — проговорила Вейнте´ с жестом великого одобрения. Опсотеси выгнулась от удовольствия.
Амбесид был открытой поляной, окруженной деревьями. Через амбесид, петляя, бежал чистый ручей. Там и сям над ним возносились арки мостиков, украшенные блестящей проволокой и яркими самоцветами.
Вейнте´ и ее новая спутница остановились с той стороны амбесида, где толпились иилане´. Одни нагибались к воде, чтобы напиться, другие умывались. А по ту сторону ручья зеленела непримятая трава. Кое-где небольшими группками стояли беседующие иилане´, а самая большая окружила эйстаа, восседавшую на почетном месте.
— Каков амбесид, такова и эйстаа, — заметила Вейнте´. — Это зрелище лишь укрепляет во мне уважение к ней.
— Дважды я говорила с ней, — сказала Опсотеси с гордостью. — Я искусна в речи и исполняю разные поручения.
— Ценю таланты. Расскажи, какие поручения эйстаа ты исполняла?
— О, очень важные. Я стояла на пристани, когда сюда явился урукето с высокими на борту. Их имена я передала великой Саагакель.
— Высокие иилане´, великая эйстаа, — повторяла Вейнте´. Ей стало скучно. Говорила Опсотеси складно, но только говорила — ей никогда не подняться высоко. Но все-таки она хорошо знала свой город. — О чем еще ты говорила эйстаа?
— Темное дело. — Тело ее шевельнулось от недоброго воспоминания. — В город пришла незнакомка. Мне было велено принести вести о ней…
Тут она осеклась и жестом выразила сомнение.
— Опсотеси, ты обращаешься ко мне с темным вопросом, — строго сказала Вейнте´. — Почему?
— Извинения! Сомнения из-за глупости. Ты тоже незнакомка, но ты не можешь быть такой же. Она была…