Рассказав историю о медальоне, Марта добавила:
— Эта девочка, когда мы её нашли, была, совсем малюсенькая, но с невероятным желанием жить. Как она цеплялась за жизнь! Точь-в-точь как плющ.
— Что ж, — заметила Бенти, — если это качество сохранилось в ней и теперь, то за неё можно не опасаться.
В обитель Марта возвращалась, можно сказать, успокоенной. Конечно, тревога ещё оставалась: как-то всё сложится в дальнейшем? Но начало было вроде бы неплохим. Эдера явно понравилась Бенти — Марта это видела. А Чинция любезно предложила Эдере жить вдвоём на квартире, которую она уже давно снимает.
«Что ж, ты выросла, дочка! — мысленно обращалась к Эдере Марта. — А мне остаётся только молить Господа, чтобы берёг тебя».
Чинция показывала новой подруге жильё, которое отныне должно было стать для Эдеры её домом.
— Это не королевский дворец, но здесь мы можем спокойно жить вдвоём, и нас никто не потревожит. Смотри, это — гостиная, а здесь, на верёвке, мы сушим свои постиранные вещички. Я говорю «мы» по привычке: совсем недавно моя подруга вышла замуж и оставила меня в этой квартире одну…
— Извини, но разве ты не слышишь, как звонит телефон? — прервала Чинцию Эдера.
— Да, пожалуй, ты права: он просто так не отвяжется. — И Чинция сняла трубку. — Алло! Привет!.. Нет, сегодня вечером не могу. У меня в гостях подруга… Ну, конечно же, я тебя люблю. До завтра!
— Ты не должна была из-за меня отказываться от свидания, — огорчённо произнесла Эдера. — Перезвони ему! А я побуду дома одна.
— Да не расстраивайся ты! Он такой занудный! Одна болтовня и ничего серьёзного. Я решила его отшить.
— Как жаль…
— О, не думай, что тут погибает великая любовь. Поверь, это всего лишь банальная история. Обычно я какое-то время присматриваюсь к новому ухажёру, а затем отваживаю его за ненадобностью.
— Мне трудно понять тебя, — в глазах Эдеры стояли изумление и даже испуг. — Возможно, потому, что я неопытна в таких делах.
— Это не беда, — заметив реакцию Эдеры, весело ответила Чинция. — Тут нет ничего сложного и, думаю, даже тебе это будет понятно. Я хочу выйти замуж и отношусь к этому очень серьёзно. Все, кто мне до сих пор встречался, на роль мужа не подходили. Но я не теряю надежды!
— Чинция, ты прелесть! — У Эдеры отлегло от сердца. — Смогу ли я когда-нибудь хоть чуточку походить на тебя? Мне так не хватает уверенности в себе…
— Сможешь, сможешь. А сейчас пойдём, посмотришь спальню. Вот твоя кровать, а это — шкаф для одежды. Кстати, ты не рассердишься на меня, если я на время предложу тебе парочку своих платьев? Выбирай. А позже мы обдумаем, что лучше подходит к твоей внешности и характеру.
— Ты так добра, Чинция, — смущённо произнесла Эдера. — Но все твои платья слишком нарядные для меня. Я боюсь до них даже дотронуться.
— Неправда! Вот это, например, вполне строгое платье. Для начала примерь его.
— Нет, я не могу…
— Знаешь, дорогая, ты всё-таки послушайся меня! Платье, которое на тебе… оно… слишком нормальное.
— Скажи уж лучше, что оно просто кошмарное. Ведь я сама его подрезала и ушила.
— Вижу. Оно настолько закрывает шею, что можно подумать, ты боишься заболеть ангиной. А длина его как раз такая, к которой обычно прибегают те, у кого кривые ноги. Завтра мы его немножко переделаем, а пока прошу, надень моё.
— Спасибо. Я попробую. Но сумею ли я в нём сделать хоть шаг?..
С платьем, так или иначе, всё решилось, а перед сном Чинция не удержалась, чтобы не преподать Эдере ещё один урок. Речь шла о пижаме, в которую облачилась Эдера.
— Нет, ты посмотри на себя в зеркало! — нарочито строгим тоном скомандовала Чинция. — Посмотри, что ты с собою творишь! Представь, какой ужас испытал бы мужчина, увидев на тебе это тряпьё!
— Вряд ли может представиться такая возможность, — нисколько не обидевшись, поддержала шутку Эдера. — Разве что доктор, если бы я, не дай Бог, заболела…
— Но почему надо обижать доктора — пугать его этой пижамой?..
Эдера между тем стала расчёсывать волосы, и Чинция буквально поперхнулась от увиденной красоты.
— Да как ты смеешь всё это скрывать?! Такую роскошь, такое богатство ты упрятала в дурацкий узелок! Даже я, с моим намётанным глазом, не догадалась, какие у тебя великолепные волосы. Сейчас я вижу, что они не просто русые, а золотистые! Но открой секрет: как ты ухитрилась замаскировать такую копну, выдав её за тощий хвостик? Нет, я просто обязана прочитать тебе курс эстетики!
Чинция сдержала обещание и при этом оказалась учительницей весьма талантливой: уже через неделю Эдеру было не узнать. Золотистые локоны свободно струились по её плечам, платье подчёркивало стройность фигуры и оттеняло глубинную синеву глаз, до той поры казавшихся серыми; едва заметный макияж подчёркивал оригинальность черт лица. В целом же от всего облика Эдеры веяло чистотой и свежестью молодости, только-только входящей в пору своего цветения.
Благодаря Чинции Эдера впервые задумалась о собственном стиле в одежде, и вдвоём девушки решили, что он должен быть строгим, но не чопорным, элегантным, но лишённым какой бы то, ни было претенциозности. Естественность и утончённость — вот на чём основывалась Чинция, создавая романтический образ своей подруги.
— Ты не представляешь, — воскликнула она, глядя на Эдеру, — какое удовольствие мне доставляет наблюдать за превращением безликой куколки в красивую изящную бабочку!
Такая увлечённость Чинции объяснялась не только её несомненной добротой и душевной щедростью, а ещё и тем, что девушка мечтала стать модельером-дизайнером. О своём сокровенном желании она поведала Эдере и показала ей альбомы с рисунками моделей.
— Всё это пока лишь для собственного развлечения. Ты первая, кто может оценить плоды моей буйной фантазии. Но знаешь, иногда я изображу что-нибудь, шутя, а потом вижу похожее в новых коллекциях известных модельеров. Наверное, я не совсем бездарная, как ты считаешь?
— Нашла ценителя! — улыбнулась Эдера. — Ты посоветуйся с синьорой Бенти. Но если для тебя так важно моё мнение, то мне очень нравится вот это платье… и это… и вот ещё костюм…
— Хм… неплохо! Великолепный вкус! Как тебе удавалось его скрывать?
Это было настоящим открытием не только для Чинции. Эдера сама немало удивилась, что интуитивно она чувствует, какие платья и причёски ей подходят, а какие нет.
— Ты не могла бы познакомить меня со своим парикмахером? — попросила она Чинцию. — Мне захотелось сделать одну причёску… Не буду сейчас объяснять. Но пообещай, что честно скажешь потом, подвёл ли меня мой вкус.
Возвращения из парикмахерской Чинция ждала с некоторой опаской: вдруг та и в самом деле навертит на голове что-нибудь невообразимо нелепое? Но все сомнения Чинции развеялись, как только она увидела входящую в дом красавицу.
— Это невероятно! Ты великолепна! Ты фантастически красива! Нет, я умолкаю, потому что все слова тут бессильны…
— Ты говоришь серьёзно? — вымолвила Эдера, и из глаз её потекли слёзы.
— Да что с тобой? — испугалась Чинция.
— Я провела два худших часа в моей жизни, — всхлипывая, объяснила Эдера. — Меня буквально измучили…
— Ну, ты совсем дитя, — улыбнулась Чинция. — Думаю, не найдётся ни одной женщины, которая бы отказалась подвергнуть себя подобным «мучениям», чтобы стать такой же красивой, как ты…
— Но самое худшее было, когда я вышла на улицу, — не слушая подруги, продолжала Эдера. — Ещё немного, и я бы бросилась бежать, только бы скорее спрятаться здесь от их взглядов…
— На тебя глазели прохожие? Я их понимаю! От тебя сегодня невозможно оторвать глаз.
— Это ужасно, — плакала Эдера. — Мне казалось, что все они думали: вот она, подкидыш, монастырская воспитанница, вырядилась. Изображает из себя модницу!
— Держу пари, что рассматривали тебя главным образом мужчины, — не могла удержаться от смеха Чинция. — И взгляды их при этом были весьма красноречивы, ведь так? Бедняжка, наверное, ты чувствовала себя овечкой в стае волков.
— Да, всё было именно так, как ты говоришь.
— Послушай, Эдера, тебе придётся привыкать к вниманию со стороны мужчин, ведь ты — очень красивая. Я поделюсь с тобой одной маленькой хитростью: если у этих нахалов прямо спросить, чего они глазеют, то девяносто из ста смутятся и поспешат убраться восвояси. Уверяю тебя!
— А остальные десять?..
— Ну, сокровище, с теми ты должна держать ухо востро. Потому что они-то и есть настоящие мужчины.
От таких премудростей Эдере стало совсем страшно, и на следующий день она отправилась за советом к матушке Марте, заранее приготовившись выслушать укор. Но Марта, против ожиданий Эдеры, пришла в изумление и восторг: хороша! Ну-ка повернись, пройдись, дай разглядеть тебя получше…
— Матушка, вчера я была у парикмахера…
— Ты говоришь об этом как о величайшем грехе. Но тут нет ничего плохого, не волнуйся. Господь даровал женщине красоту. Наверное, затем, чтобы её, как и всё остальное, она использовала во благо.
— Я всё это сделала, чтобы понять себя. Но, кажется, ещё больше запуталась. Матушка, мне приятно чувствовать, что я нравлюсь. Это, наверное, грех…
— Небольшой, но всё-таки грех, — подтвердила Марта. — И называется он — тщеславие.
— Да?.. Мне казалось, что я не тщеславна. Особенно, когда на меня смотрят слишком настойчиво, пристально, мне становится стыдно, словно я вообще не одета.
— Ладно, не расстраивайся, это пройдёт. Со временем ты научишься находить разумную меру во всём, что будешь делать. А сейчас пойдём в церковь, пусть Мадонна дель Джильо посмотрит, как ты преобразилась.
После разговора с Мартой Эдера почувствовала заметное облегчение. Да и к новой своей причёске она постепенно привыкла, и взгляды, бросаемые на неё покупателями, не казались теперь столь вызывающими и дерзкими. С работой тоже вроде бы всё ладилось. Словом, настроение у Эдеры было приподнятое, а иногда на неё и вовсе накатывала беспричинная радость. Как раз в один из таких моментов Эдера, не зная куда выплеснуть эту радостную энергию, приподняла на руках красавца-манекена и закружилась в ним в танце. Магазин уже был закрыт на обеденный перерыв, поэтому Эдера не опасалась, что кто-нибудь кроме Чинции может её увидеть. И вдруг прямо перед собой она обнаружила молодого человека! От неожиданности Эдера споткнулась на ровном месте и — о, ужас! — упала на пол вместе с манекеном.