[57]. Здесь он положил двадцать тысяч легионеров и сам тоже погиб. Говорят, парфяне залили ему в глотку расплавленное золото. Так что эта крепость, наверное, самая главная достопримечательность города и его гордость.
– А я думаю, что это не совсем так, – покачала головой Евфимия, – в этом городе родился и умер Фара, отец патриарха Авраама. И сам Авраам тоже жил в Харране.
– Разве не в Эдессе? – удивился Аларих.
– В Эдессе он родился и довольно долго жил. Но именно из Харрана он двинулся в Землю обетованную.
– Эдесситке и дочери диакониссы, конечно, виднее. Наверняка ты лучше все знаешь про Авраама, тем более что он родился в Эдессе. Хотя родиться – это еще не главное событие в жизни мужчины.
– А какое же событие главное?
– Встретить свою любовь!
– И Авраам ее встретил.
– Конечно: он встретил Сарру.
– И встретил ее Авраам в Уре, как тогда называлась наша Эдесса[58]. Мне это мама еще в детстве рассказывала.
– А может быть, она рассказывала тебе, что Авраам и Сарра совершили точно такое же путешествие, какое совершаем сейчас мы с тобой: из Эдессы в Харран, по этой самой дороге? Она вымощена римлянами, но кое-где попадаются и очень древние, тысячелетние, плиты: это видно по тому, какие колеи пробили в них за века тяжело груженные повозки. Только у Авраама с Саррой путешествие заняло гораздо больше времени, потому что они совершали его вместе со своими родственниками, со всеми рабами, стадами и пастухами, поэтому по дороге им пришлось, и, может быть, не раз, останавливаться на ночлег. Для ночлега они, конечно, раскидывали шатры. А сейчас я расскажу тебе то, что мама твоя наверняка пропустила.
– Мама пропустила? Сомневаюсь. А ну расскажи!
– Сарра была прекрасна, Авраам без памяти любил ее, и поэтому ночью они потихоньку покидали свой шатер и уходили на берег одного из притоков Евфрата, которые во множестве стекаются в Харранскую долину, и… Знаешь, чем они там занимались?
– Ловили рыбу на завтрак?
– Нет, не угадала.
Евфимия покраснела и спросила застенчиво и почти шепотом:
– Тогда чем же?
– Они предавались любовным утехам под звездами и мечтали о сыне. И звезды сияли над их головами, а луна серебрила прекрасные обнаженные плечи и груди прекрасной Сарры.
Евфимия совсем раскраснелась от смущения и дыхание ее стало прерывистым. Аларих же, лукаво на нее поглядывая и посмеиваясь, продолжал:
– А ты помнишь, сколько лет было Аврааму, когда они покинули Ур и отправились через Харран в Ханаан по велению Бога?
– Нет, не помню. Сколько?
– Аврааму было семьдесят пять лет!
Евфимия немедленно притворилась обиженной и сердитой.
– Но Сарра была на целых десять лет моложе! – шутливо утешил ее Аларих.
– Немедленно пересади меня на место! – потребовала она.
Аларих тут же исполнил ее требование. Тут Евфимия обиделась уже всерьез, шлепнула своего мула по крупу и погнала его вперед по дороге.
Аларих с хохотом погнал за нею своего жеребца, ухватил мула за узду, обнял на скаку Евфимию и, остановившись, снова втащил ее, как котенка, к себе в седло и поцеловал. А она сначала дернула его за кудри, а потом погладила их и успокоилась.
– Расскажи мне еще что-нибудь про места, через которые мы проезжаем, – попросила она через некоторое время.
И Аларих стал рассказывать ей про битвы, которые римляне издавна вели в этих местах с персами. Не все ей было понятно, и порой страшно становилось слушать про кровавые столкновения, но, что бы ей ни рассказывал Аларих, она была готова слушать его часами – так ей нравился голос мужа.
После полудня устроили большой привал у реки, вытащили котел и сварили рис с мясом фазанов, добытых накануне Аларихом и Гайной. Кушанье было щедро приправлено зеленью и шафраном. Улучив момент во время приготовления еды, Фотиния успела все-таки сделать выговор Евфимии:
– Неприлично молодой женщине ехать в седле мужчины, даже если он ее муж! Всем встречным проезжим и прохожим не объяснишь, что вы молодожены. Да вы еще постоянно воркуете и целуетесь, как голубки.
– Нянюшка, да разве это плохо? Мы же и вправду молодожены!
– Не плохо, но нескромно. Соблюдай приличия, есть у тебя свой мул – вот и езди на нем. Коня хотя бы пожалей, конь-то не железный.
– Хорошо, нянюшка. Ты меня убедила: коня я пожалею.
Обедая, путники лежали и сидели на коврах, принесенных из повозки, и после сытной трапезы почти все тут же и задремали.
Евфимия с Фамарью спать не хотели и решили спуститься к реке и как следует вымыться: Фамарь вспотела, безвылазно сидя в карруке, а Евфимия пропылилась, едучи верхом. Искупавшись в холодной как лед воде, молодые женщины выполоскали в ней свои покрывала и развесили их сушиться на кустах, а сами, внимательно оглядев траву, чтобы не сесть на змею или скорпиона, уселись в тени.
– Фамарь, а сколько лет было отцу нашему Аврааму, когда он пришел из нашего города в ваш?
– О, какая ты благочестивая путешественница, прямо, можно сказать, паломница! Аврааму было семьдесят пять лет.
– Такой старый… Вдвое старше моего Алариха.
– Ну что ты, милая! Ты вспомни, сколько жили в то время и сколько прожил сам Авраам!
– Сколько? Я не помню.
– Авраам прожил сто семьдесят пять лет. Он был в самом расцвете сил, когда пришел в Харран. Да, он был примерно как твой Аларих.
– А Сарра, получается, как я?
– Ну да. Наши праотцы жили праведной жизнью, а потому долго: старели позже.
– Я поняла!
И Евфимия решила, что непременно поддразнит Алариха, доказав ему, что Авраам вовсе не был старцем, а Сарра – старушкой.
Когда они снова двинулись в путь, причем теперь она послушно ехала на муле, как обещала няньке, она передала ему слова Фамари о возрасте праотцов.
Но Аларих сразу же отобрал у нее победу.
– Хорошо, ты меня убедила, – он подъехал к ней ближе и шепнул: – Когда мы останемся одни, обещаю тебе любить тебя, как молодой семидесятипятилетний Авраам любил юную шестидесятипятилетнюю Сарру!
Этого хватило, чтобы Евфимия покраснела как маков цвет на краю ячменного поля и тут же прыснула от смеха.
Так они то любезничали, то дразнили друг дружку до самого Харрана, веселя попутчиков одним своим озорным видом, молодостью и любовью.
Солнце клонилось к закату, когда поселки стали попадаться все чаще. И вот впереди уже стали видны высокие стены города и башни над выдвинувшейся вперед мощной трехъярусной крепостью[59], как бы вышедшей на дорогу встречать тех, кто приближался к Харрану со стороны Эдессы.
– Вот она, неустрашимая и неприступная цитадель Харрана! – с гордостью произнес Аларих. – Видите, какие башни?
– А чем она знаменита? – спросил самый молодой из воинов.
– Многим. Например, тем, что внутри крепости жили на покое ветераны армии Александра Македонского и прямо в крепости их и хоронили, – сказал Гайна.
– Достойное кладбище для воинов!
Приблизившись к борту карруки, Евфимия услышала голос Нонны:
– Хозяйка твоя сказала мне, что ты должна сама решить, остаться ли тебе у нас в Харране или все же пуститься в трудное путешествие с Евфимией.
– Моя хозяйка теперь Евфимия, это у нас давно решено, – заявила в ответ Фотиния. – Не могу же я отпустить ее одну на чужбину!
– Вовсе не одну! – вмешалась Фамарь. – Она едет с мужем и его рабом, а он хоть и стар уже, но опытный воин. Ты можешь быть уверена, что Евфимия под хорошей охраной.
– А кто ухаживать будет за нею в дороге?
– А вот муж и поухаживает! – засмеялась Фамарь. – Фотиньюшка, милая, а тебе не приходит в голову, что ты будешь только мешать молодым, смущать их? Все-таки они молодожены и это их свадебное путешествие!
– Я ни о чем таком не думаю. Мое дело следить за молодой госпожой, а не подглядывать за нею, – сердито ответила нянька.
Евфимия закусила губу, снова объехала повозку и пристроилась рядом с мужем. Здесь уже закончили страшный рассказ о несчастном полководце-богаче Марке Крассе и теперь говорили о том, что воинам стоит остановиться на ночлег в гарнизоне, а уже завтра наутро двигаться дальше.
У самой городской стены разделились: каррука с женщинами и Аларих на коне поехали через юго-западные Ворота Алеппо, откуда было ближе к дому купца Абсамии, а Гайна с солдатами поехали в крепость через самые большие, Эдесские[60].
Когда, следуя указаниям Нонны, каррука и верховые подъехали к дому и возница громко постучал, ворота открылись сразу, как будто кто-то уже поджидал путешественников. Они увидели сад под тенистыми чинарами и довольно большой дом, к удивлению Евфимии, построенный все в том же удивительном стиле: в виде целой семьи ульев на одном приземистом основании. Из большой резной двери поспешно выбежали и бросились к въехавшей во двор повозке слуги, в том числе старики и дети, а за ними, протягивая одну руку, а другой опираясь на костыль, шел, плача, смеясь и что-то приговаривая, сам Абсамия, высокий широкоплечий мужчина с густыми вьющимися черными волосами. Вот в кого уродился маленький Тума!
Все вошли в дом, и пока семья Абсамии и все слуги толпились и склонялись над переносной колыбелькой Тумы, разглядывая его и громко восхищаясь, Евфимия, держась за руку Алариха, удивленно оглядывалась. Странный дом, с его куполами-ульями над стенами, внутри был на удивление прохладен, просторен и уютен. Они стояли в первой комнате, исполнявшей роль атриума, из которого по периметру шли проходы в другие помещения: некоторые из них были закрыты тяжелыми занавесями, в другие можно было заглянуть.
Первым делом Евфимия задрала голову и с любопытством оглядела внутренность таинственного купола. Он начинался прямо над невысокими стенами и уходил на высоту в полтора-два раза выше стен. В стенах почти совсем не было окон, лишь очень небольшие под самым основанием конуса купола да в нем самом, а еще одно отверстие было в самом его острие.