– И все же мне жаль покидать Коракесион и нашу маленькую бухточку, и даже Жемчужную бухту Клеопатры и вашу грозную крепость с той чудесной церковью святого Георгия наверху! Правда же, нам было здесь хорошо?
– Нам было чудесно, Зяблик! Но ты не огорчайся: если ты всегда будешь меня слушаться, если мы и впредь будем любить друг друга так же горячо, как сейчас, то и впереди нас ожидает еще немало прекрасных дней. А потому давай-ка собираться в дорогу.
– Ты только не забудь про фисташки и оливки для нашего сына!
– Почему ты так уверена, что у нас родится сын?
– Няня мне сказала.
– А, твоя няня… Да, она была довольно прозорлива.
– Почему «была»?
– Да потому что теперь-то ее с нами нет, к моему большому счастью!
Евфимия засмеялась. Она сама себе удивлялась: с самого раннего детства она дня не помнила себя без няни, а вот теперь и не вспоминает о ней…
Они выехали рано утром и направились по торговому пути, идущему вдоль моря. Ехать было нетрудно, они часто делали остановки, как только Евфимия видела что-то интересное или просто новое. На ночь останавливались на постоялых дворах, а днем либо на берегу какого-нибудь ручья, которых тут достаточно сбегало к морю с северной горной гряды, либо на самом берегу.
Через четыре дня такого неспешного путешествия, поутру на пятый они добрались до Атталии, вернее, до ее порта на реке Кестрос[82], и здесь простились с морем уже насовсем. Можно было подняться в горы и по воде, река была судоходная, но Евфимия так жалобно вздыхала, глядя на жмущиеся к причалам суда, что Аларих пожалел ее и решил двигаться вдоль реки верхом. Теперь путь их лежал на северо-запад, в горы – там была Фригия, родина Алариха.
В первый день они проехали немного, потому что на пути их лежал Перге, город, в котором начал некогда свою проповедь апостол Павел, и, конечно, Евфимии захотелось в нем остановиться и посетить посвященную апостолу церковь. У Алариха же была своя мечта – сходить в знаменитые бани Перге. Под вечер они увидели окрашенные в розовый цвет последними лучами заходящего солнца высокие стены города и его знаменитые южные Римские ворота. По краям ворот стояли башни округлой формы. За воротами находился небольшой U-образный двор с нишами в стенах, в них стояли статуи языческих богов, императоров и основателей города. Двор переходил в одну из главных улиц, мощеную, украшенную портиками, очень широкую, но с довольно глубокой сточной канавой посередине, что несколько портило общее впечатление… и воздух.
Они остановились в гостинице с конюшней при ней, поужинали и легли спать, а наутро Евфимия в сопровождении любезной жены хозяина и ее служанки отправилась в кафедральный собор. Аларих же, как и собирался, отправился в бани, и первую половину дня каждый провел в соответствии со своими желаниями. Из храма Евфимия вернулась в гостиницу и тоже попросила хозяйку о бане; домашняя баня была натоплена, и наконец-то молодая женщина смогла как следует промыть свои длинные волосы, ставшие жесткими после бесконечных купаний в морской воде.
Наутро они двинулись дальше.
По дороге, идущей вдоль реки Кестрос, они поднялись в Таврские горы, и дальше до самого вечера их путь так и продолжался по долине Кестроса, с двух сторон зажатой скалистыми кручами, становившимися все выше и выше. Но путники поднимались, не замечая высоты, потому что пологие подъемы чередовались с небольшими спусками, дорога была окружена зеленым лесом, и, до тех пор пока впереди не показалось горное озеро с поросшим камышами берегом, а за ним высокие вершины, покрытые снегом, они не догадывались, как высоко поднялись в горы. На ночлег остановились у самого озера. Аларих поставил палатку и развел костер, и они еще долго сидели, любуясь темной водой, в которой отражались и заснеженные белые вершины, и ясные звезды под ними. Ночью было заметно холодней, чем утром внизу, но они не мерзли.
Утром оба проснулись бодрые и готовые в дорогу, умылись ледяной водой из озера, наскоро позавтракали и тронулись в путь.
Дорога к Испарте[83], следующему на их пути городу, поражала красотой: дубовые рощи сменялись сосновыми, в зеленых распадках лежали голубые и зеленые озера, по ним плавало и над ними кружилось поражающее воображение количество птиц.
– Сюда с севера птицы прилетают на зимовку, а сейчас они готовятся к возвращению домой, на север, в земли варваров, и собираются в стаи, чтобы лететь через Понт Эвксинский, – пояснил Аларих.
– Как много ты знаешь, муж мой! – сказала Евфимия восхищенно.
– Кое-что мне известно и кроме истории военных походов, – нарочито скромно потупился Аларих. – А вот скоро впереди покажется город Испарта, но о нем ты заранее узнаешь по запаху.
– Неужели там воняет так же, как на главной улице прекрасного белокаменного Перге? – сморщилась Евфимия.
– А вот узнаешь!
К Испарте они подошли под вечер, предупрежденные о ней сначала нежным и слабым, но становившимся все гуще и сильнее запахом роз.
– Мне это кажется или впереди действительно нас поджидает какой-то волшебный розовый сад? – спросила Евфимия.
– Этот город в горах весь полон розовых садов, – ответил Аларих. – Утром ты сможешь ими полюбоваться.
Они нашли постоялый двор, заночевали, а утром и впрямь проехали через город, где один розовый сад переходил в другой, где даже у самого бедного домишки цвел хотя бы один розовый кустик, и все из пышных дамасских роз. На главной улице они увидели множество лавок и лавчонок, где продавались розовое масло, мыло, душистая вода и даже варенье из роз! Конечно, Евфимия не могла уехать из чудесного цветочного города с пустыми руками, и для нее были куплены несколько кусков розового мыла и большой флакон розового масла. «Хватит на всю жизнь и тебе, и твоим дочерям, красавица!» – сказал ей хозяин лавки.
Оставив город позади, они доехали до развилки: здесь одна тропа шла на восток, другая – на запад. Они свернули на запад и к полудню достигли перевала. Было немного холодно, но ясно, и ветер дул несильный, так что перевал Аларих и Евфимия миновали благополучно. Теперь их путь лежал по плоскогорью Писидия, к городу Сагалассосу[84], известному со времен Александра Македонского.
– Александр взял этот город штурмом за один день! – сказал Аларих с такой гордостью, словно сам участвовал в том штурме.
Это был самый крупный город у них на пути, не считая конечной цели – Иераполиса. Так сказал Аларих. Но осмотреть Сагалассос им не удалось. Только-только перед путешественниками раскинулась долина с расположенным посередине белым городом с красными крышами, как в спину им задул резкий холодный ветер. Огромная туча гналась за ними и гнала их к городу, грозя дождем, а может быть, даже снегом или градом, и путникам ничего не оставалось, как пришпорить своих животных, торопясь скорее укрыться под крышей. Они едва-едва успели добраться до первого же постоялого двора, где и остановились. Там и переждали бурю, бушевавшую всю ночь.
Наутро глазам их предстал город, где по всем улицам неслись грязные потоки мутной холодной воды.
– Знаешь, Зяблик, я думаю, нам лучше сразу подняться из этой долины снова в горы, – сказал Аларих, и Евфимия немедля и с охотой с ним согласилась.
– Да, это какой-то несчастливый город, хотя и очень красивый. Но разглядывать его сейчас мне совсем не хочется. Едем дальше!
И они двинулись в путь.
В тот же день супруги миновали огромное озеро с какими-то странными, похожими на кустарник, сосенками по берегам. Аларих объяснил, что озеро очень соленое и потому сосны на его берегах растут с трудом и вырастают лишь до высоты кустарника[85]. И берега, и само озеро буквально кишели разными птицами. Шум и гам стоял неимоверный.
– Птичий город на воде! – сказала Евфимия.
– Если бы мы пришли сюда на рассвете или закате, то могли бы увидеть самых красивых и самых печальных на свете птиц – розовых фламинго. Хочешь, останемся до вечера?
– Нет, милый, давай поторопимся! Дорога начала меня утомлять. На твоих фламинго мы посмотрим в другой раз… Когда будем возвращаться в Эдессу, ладно?
– Как скажешь, Зяблик.
Вниз, снова вверх… Спуски в долины и снова подъемы в гору… Снежные вершины поодаль, дубовые и сосновые леса, оливковые рощи возле селений, цветущие кустарники на скалах и красные маковые поляны в низинах… Озера, большие и малые, быстрые и шумные реки, мелкие поющие ручьи…
Евфимия начала все чаще уставать, но торопила Алариха, отказываясь от лишних привалов.
– Скорее бы уж добраться до твоего дома! – вздыхала она.
Аларих становился все задумчивее в дороге, а на привалах и во время следующих двух ночевок в придорожных селениях был весел и неутомим в любви.
– Что-то у меня щемит сердце, – сказала ему Евфимия, – уж не случилось ли чего плохого дома?
– Ты просто утомлена, вот и побаливает сердце, – сказал Аларих. – Это бывает от усталости. Ничего, скоро мы будем дома, и все пройдет.
– Скорее бы…
К небольшому соленому озеру, лежащему высоко в горах, они вышли перед закатом, и тут Евфимия впервые в жизни увидела фламинго. Аларих уже поставил палатку и разложил найденный на берегу плавник для костра, но еще не успел его зажечь, как Евфимия окликнула его:
– Посмотри, любимый, какое странное розовое облако плывет в небе! Все другие облака тоже порозовели, но они стоят на месте, а это движется прямо к нам!
Аларих поднял голову, заслонив глаза от все еще яркого закатного солнца.
– Тебе повезло, Зяблик, это летят фламинго! Давай спрячемся за кустами: может быть, они опустятся поближе к нам, если мы их не вспугнем.