Все так же, не открывая глаз, она повернула голову, вслушиваясь во что-то. Затем чистым, приятным голосом запела псалом. Служанка и три сестры подхватили, отчего исполнение значительно пострадало. Я не знал этого псалма. Дюпен, вероятнее всего, тоже. Украдкой взглянув в сторону профессора, я обнаружил, что он в упор смотрит на меня – а может, то была просто игра лунного света на стеклах его очков.
– Будьте любезны, подтягивайте, если не знаете слов. Нам нужно выработать побольше энергии, чтобы ее хватило для духов.
Миссис Фонтэн, три сестры и служанка запели громче. Профессор подхватил, мыча что-то не в лад. Я присоединился к прочим и тоже затянул мелодию – надеюсь, намного благозвучнее, чем тугоухий профессор. И лишь Дюпен хранил молчание. С каждой новой нотой в комнате словно бы становилось все холоднее и холоднее, как будто теплый июльский вечер внезапно сменился серединой зимы.
– Вы чувствуете их? – прошептала миссис Фонтэн. – Они уже здесь! Пойте!
Леди запели свой разухабистый псалом еще громче, дойдя почти до крика, и вдруг, без каких-либо указаний, мы начали поднимать и опускать сомкнутые руки. Кисти в общем ритме застучали по столу. Одна из трех леди сдавленно взвизгнула.
– Не размыкайте круг! – воскликнула миссис Фонтэн. – Нужно объединить нашу энергию! Не размыкайте круг, пока дух не напитается силой!
Ее рука еще сильнее стиснула мою ладонь. Рука профессора – тоже.
– Ты слышишь меня, дух? Стукни дважды, если да!
В ответ немедленно раздались два громких удара. А ведь я, несмотря на темноту, отчетливо видел, что руки всех присутствующих крепко сомкнуты над столом! По спине пробежал холодок.
– Ты пришел к нам с посланием? Стукни дважды, если да, и единожды, если нет!
В ответ снова раздались два громких удара.
– Кому предназначено это послание, дух?
Едва я успел подумать о том, каким образом дух ответит на этот вопрос простыми «да» и «нет», произошло нечто совершенно необъяснимое. Из мрака на стол упал какой-то предмет.
Три сестры завизжали и разорвали круг, прижав ладони к губам.
– Благодарю тебя, дух. Благодарю, – миссис Фонтэн подняла упавший предмет со стола. – Роза. Белая роза. Символ райского блаженства, духовной чистоты и любви вечной и преданной. Это для вас, мисс Кэслтон. От молодого человека.
Три сестры загудели, точно пчелы.
– От Чарли? – дрожащим голосом спросила мисс Кэслтон.
– Да, – твердо ответила миссис Фонтэн. – Он хочет что-то сказать вам.
Она приложила розу ко лбу.
– Подождите, вот оно. Идет, идет… почти… Да! Благодарю тебя, дух! Чарли просит простить его прямоту и говорит, что он всегда любил вас.
Мисс Кэслтон вскрикнула. Радость в ее голосе смешалась со страданием.
– Он ждет вас. Истинная любовь не блекнет от времени. Он принес эту белую розу, потому что… Благодарю тебя, дух! Потому что хотел подарить вам букет белых роз в день венчания.
Сделав паузу, миссис Фонтэн обратила лицо к чему-то невидимому.
– Да, понимаю, – сказала она. – Итак, смерть помешала вашему союзу на земле, но вы соединитесь в священном браке на небесах.
Из горла мисс Кэслтон вырвался всхлип. Одна из ее сестер достала из-за корсажа платок и подала ей.
– Спасибо… спасибо… – пробормотала мисс Кэслтон, уткнувшись в кружевные складки.
– Поведайте ему, что у вас на сердце, пока он не покинул нас, – подсказала миссис Фонтэн. – Сейчас или никогда. Его силы тают.
– Чарли, дорогой, я тебя никогда не забуду! – воскликнула мисс Кэслтон. – Скорее бы нам снова быть вместе!
– Он покидает нас, – сообщила миссис Фонтэн, – и говорит: «Прощай, моя дорогая Люси, прощай!»
Мисс Кэслтон снова зарыдала. На глазах ее сестер тоже выступили слезы.
Миссис Фонтэн подала ей розу.
– Возьмите эту розу, дорогая. Возьмите на память и осушите слезы. Ведь это редкое счастье – найти того, кто так любит вас.
Мисс Кэслтон приняла розу дрожащими руками.
Увиденное весьма тронуло меня. Однако Дюпен с профессором оставались невозмутимы.
– Соединим же руки вновь. Я чувствую: нас ждут еще сообщения с той стороны.
Мы снова замкнули круг. Миссис Фонтэн запела еще один псалом, восхвалявший вечную жизнь и райские удовольствия, но вскоре резко оборвала пение.
– Энергия слаба. Я чувствую присутствие духов, но не могу разобрать их слов.
Отпустив мою руку и руку служанки, она встала и сбросила с плеч шаль. Мой взгляд упал на тот самый глаз – человеческий глаз, приколотый к ее груди. Он взирал на меня столь яростно, зловеще, что я застыл, не в силах шевельнуться или издать звук, пока не раздался звон, вернувший меня в мир живых. Это миссис Фонтэн зазвонила в колокольчик, привязанный лентой к ее поясу, и двинулась вокруг стола.
– Пожалуйста, сомкните руки, – велела она. – Я чувствую присутствие… женщины.
Мое сердце дрогнуло.
– Да, это женщина, весьма талантливая и ученая, – продолжала миссис Фонтэн под непрестанный звон колокольчика. – Говори же, дух!
Она остановилась у окна и выпустила колокольчик, позволив ему вновь повиснуть на ленте пояса. Лицо ее фосфорически мерцало в лунном свете, точно у какого-то волшебного сказочного создания. Миссис Фонтэн вновь склонила голову, прислушиваясь к небесам.
– Да, я слышу. Он должен остановиться. Он в опасности. Да, я слышу тебя. Она говорит: «Время для мести тому, кто предал нас, прошло. Теперь его задача – вернуть наше имя».
Мне сделалось зябко. Казалось, тьма стала на миг густа и черна, будто бархат, и только лицо миссис Фонтэн сияло призрачным светом. Неужели это – предостережение от бабушки? Если так, оно лишь окончательно спутало мои мысли.
Миссис Фонтэн выпрямилась и устремила взгляд к нам. При первых же словах ее голос зазвучал по-новому. Он приобрел явственный французский акцент!
– Мы, ложно обвиненные в предательстве – врагами истины и всех наивысших человеческих ценностей, – идем на смерть спокойно, зная, что мы и только мы стоим за истинный дух Франции: свободу, равенство, разум! Время покажет нашу невиновность, и враги наши будут повержены. Принимаю смерть от рук убийц с любовью к родине и всему тому, что ей воистину дорого, и проклинаю тех, чье предательство и бесчестье ведут ее к поражению!
Из горла миссис Фонтэн раздался ужасный хрип. Руки ее взлетели к горлу. Она опустилась на колени, осела на пол и лишилась чувств.
– Мисс Ровена!
Служанка вскочила с места, бросилась к хозяйке и принялась легонько шлепать ее по щекам. Я тоже встал, чтобы помочь ей, но тут увидел лицо Дюпена – застывшее в гримасе изумления. Оттолкнув кресло, он ринулся прочь из комнаты. Что же делать? Последовать за ним или прийти на помощь миссис Фонтэн? Три сестрицы квохтали, точно перекормленные несушки, но оставались в своих креслах, словно приклеенные, как и профессор, которого, казалось, совершенно не волновал обморок миссис Фонтэн. Все это побудило меня прийти на помощь бесчувственной леди.
– Миссис Фонтэн, вы меня слышите?
Дыхание ее было едва уловимо. Я обратился к служанке:
– Принесите ей воды и мокрое полотенце.
Девица ответила мне неожиданно ядовитым взглядом и склонилась еще ближе к хозяйке.
– Мисс Ровена, – шепнула она, – очнитесь, пожалуйста.
Веки миссис Фонтэн дрогнули и приоткрылись.
– Ох… Чувствую себя совсем… опустошенной. Она оказалась сильна. Ужасно сильна… Помогите мне подняться, пожалуйста.
– Может быть, воды? Или компресс?
– Нет-нет, со мной все в порядке. Но они настаивают… Я должна подчиниться, иначе они будут терзать меня всю ночь. Помогите встать, пожалуйста.
Мы со служанкой помогли миссис Фонтэн подняться на ноги.
– Как вы нас напугали, дорогая, – пробормотала одна из сестер.
– Пожалуйста, присядьте, – сказала другая.
– Да-да, пожалуйста! – подхватила мисс Кэслтон.
– Нет, нельзя. Мы должны… мы должны перенести наш сеанс в погреб. Так велят духи. Они будут терзать меня, пока мы не выполним их волю. Пожалуйста, помогите мне сойти вниз.
Держась за мою руку, миссис Фонтэн подвела меня к стене напротив, к открытой двери, которую я прежде не заметил. Здесь она оперлась на мое плечо, и мы двинулись вниз по лестнице. Служанка несла свечу, пламя которой, впрочем, не сумело совладать с глубокой тьмой пыльного погреба. Спустившись, девица поставила свечу в подсвечник на столе. Язычок пламени заплясал в темноте, словно дрожа от страха. Кроме подсвечника, на столе лежала куча камней. Больше ничего видно не было.
– Будьте любезны взять каждый по нескольку камней, – попросила миссис Фонтэн. – Нам снова нужно как можно больше энергии. Я чувствую существо – сильное существо, но не могу разобрать, что он – или она – говорит. Давайте споем.
Она затянула новый псалом, и дамы немедленно подхватили, хоть голоса их и дрожали от страха. Профессор начал подвывать, иногда перемежая мычание словами вроде «грешен, грешен, боже, ослаби, остави, прости ми согрешения моя».
Миссис Фонтэн швырнула камешек в темноту, скрывавшую противоположный угол погреба. Дамы, профессор и я последовали ее примеру. Так, с песней, все мы бросили в темноту еще по камню. Миссис Фонтэн запела громче и кинула третий. Пение ее отдавалось в погребе громким эхом и звучало весьма неприятно: каждая нота несла в себе страх.
– Ай! – резко вскрикнула мисс Кэслтон, оборвав пение. – Надо же! Меня ударило!
Из глубины погреба в нас полетел еще один камень.
– Они здесь! – радостно воскликнула миссис Фонтэн.
Остальные оцепенели от страха.
– У вас есть послание для нас?
Вылетевший из темноты камень ударил меня в плечо.
– Для мистера По?
В меня шлепнулся еще один камень. Сердце забилось быстрее.
– Говори через меня, дух! Говори через меня!
Миссис Фонтэн устремила взгляд кверху.
– Да, я слышу тебя.
При этих словах голос ее изменился: он сделался ниже и приобрел какой-то странный акцент.
– Я искал тех, кто подтвердил бы мою невиновность. Я верил в беспристрастность судей. Я верил, что правда восторжествует над кривдой. И что же? Я пострадал от предвзятости мнений, и истина потерпела поражение. Я старался простить. Но разве есть справедливость на свете, где ложь осуждает невиновного, а истинного преступника выпускает на волю? Разве есть справедливость на свете, где дитя заключают в тюрьму еще до рождения? А если справедливости нет, разве не должны мы восстановить ее сами?