– Вы знаете, откуда это? – спросил я.
Отец Нолан сдвинул брови и окинул ключ пристальным взглядом.
– По-моему, он из связки ключей, что я держу в столе, и отпирает один из библиотечных шкафов, где хранятся старинные книги.
Казалось, он удивляется собственным словам, словно не верит, что отец Кин мог взять из его стола этот ключ или предоставить постороннему доступ к самым драгоценным томам в библиотеке.
– Очевидно, он хотел, чтобы я взглянул на одну из этих книг. Нет ли там книги о птицах? О птицах, обитающих в Перу?
Уж не оставил ли он там записки касательно неточностей в дневнике, или каких-либо иных путеводных нитей, что могут помочь отыскать мисс Лоддиджс?
– Затрудняюсь ответить. В этом шкафу много драгоценных книг, и вынимать их… нет, это не запрещено, однако не поощряется.
– А в какое время я мог бы прийти в библиотеку и осмотреть их?
Отец Нолан вздохнул и возвел очи горе, будто в ожидании знака от отца Кина, из райских кущ.
– Посторонние допускаются к драгоценным книгам не иначе, как в присутствии отца Мориарти, – сказал он, – но он навряд ли согласится.
– Однако я должен попробовать. Во имя памяти отца Кина.
Отец Нолан задумался и, наконец, сказал:
– Лучшее время – пока отец Мориарти завтракает, то есть от половины восьмого до восьми. Завтрак ему подают в кабинет, таков заведенный порядок.
– Тогда могу ли я прийти завтра же утром? – спросил я. – Если я буду мешкать, преступники никогда не предстанут перед судом.
– Да, разумеется, – торжественно кивнул отец Нолан. – Я позабочусь о том, чтоб быть в библиотеке вовремя.
– Благодарю вас, отец Нолан. И сделаю все, что могу, чтобы убийцу нашего друга постигла справедливая кара.
– Спасибо вам, сэр. Сюда. Пожалуй, вам лучше уйти этим путем, дабы вновь не столкнуться с отцом Мориарти.
Он проводил меня к запертым воротам в садовой стене, настолько широким, что сквозь них внутрь мог проехать фургон, отпер врезанную в одну из створок калитку для пешеходов и выпустил меня наружу.
– Ступайте с Богом, мистер По.
Стоило мне покинуть мирные пределы Церкви Святого Августина, перед мысленным взором вновь возник образ отца Кина, распростертого на полу. Что же за дьявол позволил себе покуситься на жизнь столь достойного мужа?
Глава восемнадцатая
Тени на стенах гостиной, озаренных отблесками огня, танцевали под мерное «клик-клак» вязальных спиц в руках Мадди, а Сисси, сидевшая за фортепьяно, негромко наигрывала печальный мотив, что звучал в унисон общей грусти, навеянной гибелью отца Кина. Мадди высоко ценила его практическую сметку, умение превращать дары Природы в полезные вещи и знание съедобных растений. Пожалуй, он был единственным из моих друзей, с кем теща охотно вела беседы. Подробностей его странной смерти я излагать не стал, однако Сисси чувствовала неладное и, подобно мне самому, была не только опечалена, но и встревожена. Книга, лежавшая передо мною в кругу света аргандовой[32] лампы, являла собою не более чем декорацию: образ отца Кина, лежащего на полу, снова и снова, будто скорбный призрак, влек меня туда, в библиотеку Академии Святого Августина. Сгущалась ночь, с ее приближением усиливалась и наша меланхолия, и, наконец, Мадди, вздохнув, отложила вязание.
– Доброй ночи, мои дорогие, – сказала она.
Наши ответные реплики прервал недолгий, однако уверенный стук в дверь. Сисси немедля взглянула мне в глаза. Казалось, во взгляде ее отразился, как в зеркале, мой собственный страх. Мы никого не ждали, а для спонтанных дружеских визитов час был слишком уж поздний.
– Что за притча, – пробормотала Мадди, направляясь в прихожую.
– Пожалуйста, подождите здесь, – вскочив на ноги, сказал я.
После ужасных событий сегодняшнего утра я всерьез опасался, что опасность может с нетерпением поджидать нас прямо за порогом.
Снова стук в дверь.
– Не отпирай! – воскликнула Сисси.
– Я только выгляну в окно.
Прежде, чем жена успела еще что-либо возразить, я покинул гостиную, прошел к выходившему на улицу окну и медленно – ровно настолько, чтобы разглядеть визитера, оставшись незамеченным – раздвинул шторы. На крыльце, съежившись от холода, привалившись спиною к двери, стоял человек в черном.
– Кто там? – спросил я, изо всех сил сдерживая дрожь в голосе.
Незнакомец переступил с ноги на ногу, но не ответил. Тогда я постучал в стекло и завопил во весь голос:
– Кто там?! Что вам здесь нужно в столь поздний час?
Человек на крыльце обернулся, подступил к окну и заглянул внутрь.
– Это я, Дюпен.
Дюпен? Нет, это мог быть лишь самозванец, воспользовавшийся именем моего друга, дабы с какой-то неправедной целью проникнуть в наш дом!
– Не может быть! Ступай прочь, разбойник!
Сие требование прозвучало легкомысленно даже на мой собственный взгляд, но ничего более убедительного мне в голову не пришло: ведь мы были заперты в собственном доме, точно в ловушке, до самого утра, а хрупкое оконное стекло для решительно настроенного злодея отнюдь не преграда.
– По, я получил ваше письмо и сразу же понял, что вы нуждаетесь в помощи – что опасность грозит вам, а не мне – и потому немедля пустился в плавание. Наш корабль прибыл в порт несколько часов тому назад. Я так спешил с отбытием, что не озаботился загодя забронировать номер в гостинице. Надеюсь, вы поможете подыскать что-либо подходящее.
Его слова обратили мои члены в мрамор, а голос – в пустой звук, и только мое имя, произнесенное Дюпеном вновь, освободило меня от оцепенения, точно рассеяв злые чары. Я отодвинул щеколду, настежь распахнул дверь и заключил друга в объятия. Дюпен напрягся всем телом, однако стойко терпел мои проявления дружеских чувств, пока я не разомкнул рук и не сказал:
– Входите! Входите же скорее, вы совсем замерзли!
Дюпен поднял со ступеней небольшой кожаный саквояж, шагнул в прихожую, но тут же остановился. Подняв взгляд вслед за ним, я увидел Сисси и Мадди, с опаской наблюдавших за нами из гостиной.
– Это – шевалье Огюст Дюпен. Разумеется, вы не раз слышали от меня о нем. Входите же, Дюпен, познакомьтесь с моей женой и тещей, – сказал я.
Благодаря внезапному прибытию друга, все мои страхи уступили место невероятному облегчению. Жена спустилась к нам, в прихожую, мать последовала за ней.
– Месье Дюпен, я слышала о вас столько хорошего и просто счастлива наконец-то познакомиться с вами лично, – сказала Сисси.
Дюпен отвечал на это низким, однако по-солдатски закостенелым поклоном.
– Нет, мадам По, это я безмерно рад познакомиться с вами и лишь надеюсь, что вам хватит великодушия, дабы простить мое вторжение в столь неподобающий час.
– Нечего тут прощать. Вы – наш друг, оказавшийся в чужом городе. Разумеется, вы просто обязаны были прийти к нам!
– А это – моя теща, миссис Клемм, – продолжал я, указав на Мадди, глазевшую на Дюпена с нескрываемым изумлением.
– Вот-те на, Эдди, – пробормотала она, переводя взгляд с меня на моего друга, – да вы же с ним просто близнецы…
Под действием беспокойства морщины на ее лице сделались глубже прежнего, и Мадди отодвинулась от Дюпена подальше, будто от чужого пса – как знать, что может прийти ему в голову?
– Ваш зять для меня – все равно, что брат, столь велико мое к нему уважение, – любезно откликнулся Дюпен. – И если сие родство придает нам внешнее сходство, для меня это только лестно.
Мадди с опаской кивнула. Судя по поведению тещи, успокаиваться она не спешила.
– Не выпить ли нам чаю? – предложил я. – Учитывая погоду и обстоятельства, нам всем не помешает подкрепиться.
Мадди немедля поспешила на кухню, но, проходя мимо Дюпена, вновь откровенно вытаращилась на него и разве что не разинула рот.
– Дорогой, прими у месье Дюпена пальто, и давайте-ка присядем у огня, – велела жена.
Передав мне пальто и шляпу, Дюпен осторожно, точно зверь, опасающийся ловушки, проследовал за Сисси в гостиную. Пристроив его одежду на вешалку, я поспешил за ними.
– Прошу, располагайтесь поудобнее, – сказала Сисси, указывая Дюпену на мое кресло, стоявшее напротив ее собственного. – Ночь сегодня просто устрашающе холодна.
Дюпен охотно повиновался и вытянул ноги к трескучему пламени. Вот тут-то, когда мягкие янтарные отсветы огня озарили его черты, я и понял, что так встревожило Мадди. Друг сидел прямо под моим портретом, и сторонний наблюдатель легко мог ошибиться, сочтя, будто на полотне изображен вовсе не я, а он. Мало этого: все до единой детали портрета, который, на мой взгляд, отражал мой образ и дух весьма скверно, как нельзя лучше подходили Дюпену!
От этих дум меня заставил очнуться голос Сисси:
– Плавание было трудным? Вы выглядите ужасно усталым.
– За два дня до прибытия в бостонский порт мы попали в страшный шторм. Волны захлестывали пароход с такой силой, будто вот-вот увлекут его на дно, и я, конечно же, не смог уснуть.
– Какой кошмар, – посочувствовала Сисси. – Недолгие лодочные прогулки мне очень нравятся, но Эдди говорит, что Атлантика в дурную погоду может оказаться хуже всякой болезни. Надеюсь, ваше плавание из Бостона в Филадельфию было не таким изнурительным?
Дюпен кивнул и уставился на собственные ладони так, точно видел их впервые в жизни, но вскоре звон чайных приборов привлек его взгляд к двери.
Войдя в гостиную, Мадди опустила поднос на стол и наполнила чаем три чашки.
– Душевно вам благодарен, мадам, – сказал Дюпен.
Принятая им чашка задребезжала о блюдце, если не видом, то звуком свидетельствуя о дрожи в руках.
Мадди степенно кивнула.
– Эдди, я постелю у тебя в кабинете, – сообщила она, покидая комнату.
– Прошу, не стоит утруждаться, – сказал Дюпен ей вслед.
– Дюпен, вы приехали из Франции в Филадельфию единственно ради того, чтобы помочь в раскрытии тайны, не вполне понятной мне до сих пор. Безусловно, это не стоило вам никакого труда!