Печальное выражение лица Сарсфилда подтвердило самые худшие опасения.
– Ваш дядя мертв, – с горечью в голосе сообщил он.
– Мертв?! Немилосердные Небеса! И мои сестры тоже?., Обе?
– С ними все в порядке.
– Нет! – воскликнул я. – Не щадите меня. Ваша жалость жестока. Скажите правду.
– Я и сказал правду. Они сейчас у мистера Инглфилда.
Мне отчаянно хотелось верить ему. Мои сестры в безопасности! Но как им удалось избежать злой участи, постигшей дядю? Как они спаслись от индейских топоров и полночного пожара? Сбивчиво и не очень внятно я, пожалуй, излишне эмоционально озвучил свои сомнения Сарсфилду.
Мой друг не сразу меня понял, потом, глянув с удивлением и беспокойством, наконец сообразил, в чем дело.
– Вы безумны, Хантли, – проговорил он. – Откуда такие ужасные предположения? Беспорядки действительно имели место в Четаско и в Норуолке, в Солсбери сгорела бревенчатая хижина, неизвестно – из-за налета или по небрежности хозяев, и не более того. А в вашем доме – какой пожар, какие томагавки? Там все в порядке, все цело Да, мистер Хантли мертв, но старик пал жертвой своей отваги и своего безрассудства. Уже тридцать лет, как он уволился из армии после трех ранений, полученных в битвах, которые вели войска под командованием Брэддока, однако воинственный дух, жажда приключений жили в нем до последнего дня. По тревоге он поднял на ноги всех соседей, и они отправились на поиски индейцев. Увы! Он первый вступил с ними в схватку и единственный, кто погиб от их рук.
Теперь я уже не сомневался, что Сарсфилд говорит правду. То, что дядя погиб такой достойной смертью, при условии, что девочки живы и здоровы, скорее воодушевило меня и обрадовало, нежели опечалило или повергло в скорбь.
Как же я заблуждался! И немудрено. Разве не мое ружье было у дикарей? Откуда же они его взяли, если не из нашего дома? Оно висело у меня в комнате на стене чулана, и чужак мог завладеть им, только похитив его. Недоумений и сомнений оставалось еще много, но главное, что сестры живы и дом уцелел. По настоянию Сарсфилда я объяснил ему причину моего загадочного бегства из дому и поведал о последующих событиях, которые, в результате, привели к этой нашей встрече.
Я начал с того, как очнулся на дне каменной темницы и пытался выбраться оттуда, затем рассказал, до чего меня едва не довели муки голода, как потом я нашел выход из пещеры, как мне удалось бежать и спасти плененную девушку, как я принял неравный бой возле хижины Деб, и о том, что было дальше: о долгих странствиях, гостеприимстве молодой фермерши, о поисках пути, ведущего к дороге, о рискованном прыжке с высокой скалы в реку, на который я решился, опасаясь за свою жизнь, – обо всех злоключениях и страхах, пережитых мною, прежде чем я ступил на порог этого дома.
– Итак, – в завершение добавил я, – по вашей просьбе я сообщил вам все, что знаю и помню. Но как случилось, что я заснул в дядином доме, а проснулся в чреве горы, каким образом это произошло, посредством человеческих козней или сверхъестественных сил, я понятия не имею и не могу сие объяснить. У меня нет даже предположений на этот счет. Однако, если мой разум бессилен, возможно, ваши наблюдения помогут мне дорисовать картину. Разве были предпосылки того, что мы встретимся здесь? Для вас это полная неожиданность, но ведь и для меня тоже. Я полагал, что обнаружу в доме незнакомого путешественника, и уж точно не ожидал увидеть вас, Сарсфилд.
Вам отчасти было известно о моих странствиях. Вы видели, как я прыгнул в реку. Стреляли в меня, когда я плыл, и, до того как услышали мой рассказ, заблуждались, принимая Эдгара Хантли за врага. Но что привело вас сюда, в дикую пустынную местность, как вам стало известно, где меня искать? Все это не менее интересно, чем то, о чем поведал вам я.
Пока я говорил, Сарсфилд слушал с напряженным вниманием и неотрывно следил за переменами в выражении моего лица. Пережитой ужас все еще не отпускал меня, вновь и вновь напоминая о себе. Неудивительно, что речь моя была яркой и страстной, словно события, которые я живописал не только с помощью языка, но и каждым мускулом тела, происходили прямо сейчас. Когда я закончил, Сарсфилд погрузился в раздумья и продолжил беседу лишь спустя какое-то время.
– Все, что вы рассказали, Хантли, безусловно, было на самом деле, – отметил он. – Но если бы вы не сидели тут передо мной, если бы я не знал вас как прямого, откровенного человека, если бы не мой собственный опыт последних трех дней, подтверждающий правдивость ваших слов, я бы не поверил вам. Вы всецело удовлетворили мое любопытство и заслуживаете, чтобы и я удовлетворил ваше. Ну, так слушайте.
С тех пор, как мы расстались, столько всего произошло! Многое уже и не вспомнить. Я обещал сообщить, как сложатся у меня дела, не раз писал вам, но ответа не получал, а потому не знаю, дошли мои письма до вас или нет. Недавно я вместе с женой прибыл в Америку. Беспокойство о вашей судьбе не покидало меня никогда. Понимая, что вы живете не так, как вам хотелось бы, я чувствовал, что в моих силах освободить вас из-под гнета вынужденных трудов и невежества нищенского существования, блага которого преходящи и сомнительны, дабы, обретя досуг, вы могли интеллектуально развиваться и совершенствоваться.
Поскольку писем от вас не было, я стал сомневаться в вашем благополучии и даже в том, живы ли вы. Чтобы развеять эти сомнения, я решил отправиться в Солсбери и что-нибудь разузнать, но досадные задержки в дороге не позволили мне закончить путешествие засветло. Ночь застала меня на тропе, ведущей в Норуолк. Благодаря нашим с вами прогулкам я превосходно знаю эту местность, так что не боялся заблудиться.
С южной стороны ко мне быстрым шагом приближался путник. Я мог бы уклониться от встречи с ним, однако ночная пора, его явное беспокойство в связи с предстоящими трудностями и препятствиями, о которых он, возможно, имел представление лишь понаслышке, – все это заставило меня остановиться и подождать его.
Он прошел мимо. Облик путника показался мне знакомым. Фигурой, осанкой, жестами он очень напоминал вас, Эдгар. Сходство казалось невероятным, и я окликнул его вашим именем. Он не обернулся и не отозвался, и это насторожило меня: даже если я назвал его чужим именем, все равно он должен был хотя бы вздрогнуть или замедлить шаг, а он никак не отреагировал на мой зов. Больше я не стал его звать и продолжил путь к имению вашего дяди.
Сознавая, что в такое неурочное время потревожу сон обитателей дома, я, тем не менее, не постеснялся сделать это, но мистер Хантли, хоть я и разбудил его, встретил меня очень радушно. Однако я сразу подумал, что вы должны были встать раньше дяди. Почему же он первый вышел ко мне? Я спросил о вас, и он меня успокоил, сообщив, что вы живы, здоровы и спите. Я удивился, почему вы не поднялись на мой стук. И ваш дядя ответил, что вы страшно утомлены, поскольку несколько ночей подряд скитались в горах в поисках какого-то помешанного или лунатика, который, предположительно, скрывается в Норуолке.
Я настоял, что сам разбужу вас, ибо надеялся испытать гордость и удовольствие в момент вашего внезапного пробуждения, когда вы, открыв глаза, вдруг увидите у своей постели вашего старого наставника. Мысленно я уже предвкушал, какой это может произвести эффект. Дверь в спальню была открыта, но вас там не оказалось, о чем я поспешил сообщить мистеру Хантли и вашим сестрам, Они удивились, потом стали строить различные предположения, говоря, что это ваш беспокойный дух не дает вам покоя, что вы где-то бродите, увлеченные очередной фантазией, и к рассвету должны вернуться. Я охотно с этим согласился, но был слишком взволнован и, не в состоянии уснуть, расположился у вас в комнате, дожидаясь вашего возвращения.
Однако утро уже давно наступило, а вы так и не появились. Мистер Хантли начал всерьез беспокоиться. Обсуждая возможные причины вашего отсутствия, мы осмотрели спальню и одежду, брошенную у кровати, вероятно, когда вы раздевались. Пальто, шляпа, теплые носки и ботинки находились там, где вы их оставили, но панталоны, которые, по словам вашего дяди, также были на вас накануне, мы не нашли. Нам казалось невероятным, что в такую холодную ночь вы ушли из дому налегке – разве что в порыве безумия или в беспамятстве.
Я вспомнил, как встретился в Норуолке с вашим двойником. Он тоже был без верхней одежды и босиком. Весьма знаменательное совпадение. Но почему вы не откликнулись на свое имя? Когда незнакомый голос зовет тебя, поневоле замедляешь шаг и настораживаешься.
С каждым часом наше беспокойство возрастало. Я внимательно прислушивался к тому, что говорили ваши близкие, надеясь таким образом найти ключ к разгадке этой тайны. Наконец кто-то вспомнил, что прошлой ночью слышал, как в большую залу залез грабитель, а также, что пропали какие-то важные для вас бумаги.
И вот среди догадок и предположений промелькнула одна деталь, которая мгновенно развеяла мои сомнения и все поставила на свои места. «Вообще-то, – сказал ваш дядя, – десять к одному, что это сам Эдгар ходил в большой зале, хотя он и уверял, что спал у себя в комнате».
«Ну, конечно!» – догадался я. Вывод напрашивался только один: если никто не знал ни о местонахождении бумаг, ни даже о существовании таковых, значит, взять их не мог никто, кроме вас. Лишь сумасшедший или сомнамбула, блуждающий во сне, способен холодной ночью отправиться неизвестно куда фактически раздетым, а на мой зов не то что не откликнуться, но вообще никак не отреагировать. Это предположение показалось всем убедительным, однако оно же породило и крайнюю тревогу. Ведь вы пошли в Норуолк, а там местность дикая, на каждом шагу скалы, пропасти, и человеку, не управляющему своими чувствами, ничего не стоит разбиться или, как минимум, безнадежно заплутать. Я живо представил себе, что может с вами произойти. Каково вам будет прийти в себя на дне глубокой расселины или в непроходимой глухомани, куда вы забрели, не отдавая себе в этом отчета? Страх – плохой помощник в принятии верных решений; стоит вам запаниковать – и вы погибли.