– Капитан Адамов из управления, – представился я, не уточняя, какое именно управление имею в виду.
– Был обычный приемный день, – рассказала Валентина Федоровна. – Вам ведь известно, какая сейчас ситуация с выездом за рубеж, но люди все равно идут и идут, как будто Петр Сергеевич мог что-то изменить.
Я разложил перед ней листки с портретами «артистки», «американца», Саввы и его спутницы.
– Кто-нибудь из этих граждан приходил к Петру Сергеевичу?
Она мельком взглянула и сразу ответила:
– Ну да, вот эти двое, – и уверенно показала на фотороботы, составленные при помощи Льва Львовича. – Пришли как раз перед обедом, без записи, я еще их пускать не хотела, но женщина эта как-то так ловко мимо меня прошмыгнула – и в кабинет. Ну, я слышу, что Петр Сергеевич с ней поздоровался, заговорил, вроде как не против, и тогда уже мужчина тоже зашел. Они пробыли недолго, минут пять, и ушли. Дверь закрыта была. Потом я смотрю – на часах уже начало второго, а товарищ Трусан очень пунктуальный… был, он и на работу, и на перерыв выходил всегда вовремя, минута в минуту. А тут – нет и нет. Ну, я постучала сначала, думаю, может, заработался. Тишина. Потом первую дверь открыла и тогда уже почувствовала этот запах… Постойте, я же это уже вашим товарищам рассказывала.
В ее затуманившихся было глазах быстрой тенью мелькнуло недоверие.
– Проверка, – сурово ответил я и откланялся.
Дворник у гостиницы «Прибалтийская», долговязый нескладный юноша со старческой бородой, который обнаружил в машине то, что осталось от капитана дальнего плавания, по фотопортретам никого не опознал.
– У меня зрение минус восемь, – объяснил он, поправляя толстые круглые очки в металлической оправе. – Я и в армии поэтому не был. А этих двоих видел издали, и то со спины: я как раз дорожку мел, под балюстрадой, с обратной стороны гостиницы, а они из машины вышли и направились в другую сторону. Заметил только, что мужчина и женщина, на женщине еще платье было такое, яркое, красное, кажется.
Дежурство в субботу оказалось на диво спокойным, и я решил заняться анализом собранной информации. Для начала выделил две группы потерпевших: погибших при обстоятельствах, которые без всякой натяжки можно было назвать необычными, и потерпевших от налетов «вежливых людей». Рубинчик входил в обе группы, что дало мне основание объединить их. Я взял лист бумаги, вывел наверху «Боря» и выписал все известные факты, которые счел важными:
✓ смерть от невыясненных/необъяснимых причин
✓ был ограблен «вежливыми людьми»
✓ занимался незаконной деятельностью
✓ имел связи с преступными кругами
✓ при ограблении кроме денег похищен предмет искусства
✓ был хранителем «общественных» денег
✓ находился под наблюдением КГБ
✓ был в разработке сразу нескольких отделов уголовного розыска
✓ имел связи с иностранными гражданами/отношение к поездкам за рубеж
✓ контакт с разыскиваемым лицом (девушка из ориентировки госбезопасности)
✓ на месте гибели видели пару «артистка и американец»
✓ незадолго до гибели ездил ночью на канал Круштейна
✓ связи с другими потерпевшими (по номерам в записных книжках): Саша Нос, Алик
Я посмотрел на получившийся словесный портрет личности яркой и поистине незаурядной, убедился, что не упустил ничего важного, и применил этот список как лекало к остальным своим фигурантам, принимая отсутствие информации за «нет» – очень важное правило при логическом анализе, помогающее избежать надуманности и предположений, способных окончательно запутать все дело. Стоит допустить, что Саша Нос тоже катался ночами к площади Труда или что товарищ Трусан, при всей его кристальной репутации ответственного работника, имел связи в криминальных кругах, и аналитика пойдет прахом, напротив всех пунктов вместо бескомпромиссных, как единица и ноль, «да» и «нет» появится одно сплошное «возможно», а в строгих уравнениях когнитивной логики места вероятностям быть не должно.
Трусан
✓ смерть от невыясненных/необычных причин
✓ имел отношение к поездкам за рубеж
✓ незадолго до смерти на месте происшествия видели «артистку» и «американца»
Капитонов
✓ смерть от невыясненных причин
✓ имел контакты с иностранцами, постоянно выезжал за рубеж
✓ по информации от специального отдела, занимался спекуляцией валютой
✓ имел связи с преступными кругами
✓ был известен специальному отделу уголовного розыска
✓ непосредственно в момент гибели на месте происшествия видели мужчину и женщину, по описанию отчасти схожих с «артисткой» и «американцем»
✓ связи (по информации от спецотдела): Саша Нос
Саша Нос
✓ ограблен «вежливыми людьми»
✓ с энтузиазмом занимается незаконной деятельностью
✓ прекрасно известен в преступных кругах
✓ в разработке нескольких отделов уголовного розыска
✓ имеет контакты с иностранными гражданами
✓ связи (по оперативной информации): Рубинчик, Алик, Капитонов
Алик
✓ феерично ограблен «вежливыми людьми»
✓ ветеран преступной деятельности
✓ в эпицентре преступных кругов
✓ наблюдается всеми возможными подразделениями и отделами милиции
✓ связи (по оперативной информации): Рубинчик, Саша Нос
Леонов и Семенцов
✓ первые потерпевшие от «вежливых людей»
✓ воровали в меру своих способностей
✓ под наблюдением ОБХСС
После некоторых раздумий я снова разделил группы и выделил более двух признаков, общих для троих погибших. Получился короткий список:
✓ смерть от невыясненных/необычных причин (3)
✓ занимались незаконной деятельностью (2)
✓ имеют отношение к преступным кругам (2)
✓ находились под наблюдением КГБ или правоохранительных органов (2)
✓ имели контакты с иностранными гражданами или отношение к поездкам за рубеж (3)
✓ в момент гибели или незадолго до этого на месте происшествия замечены «артистка» и «американец» (3)
Что из этих объединяющих признаков уникально для мертвых и отличает их от живых? Если исключить сам факт смерти и маячившую поблизости странную пару, то список будет состоять всего из одной строчки: они все имели отношение к зарубежным поездкам или контактировали с иностранцами. Единственным исключением в виде валютчика Саши Носа можно пренебречь; к тому же, кто знает, долго ли он проживет и не придется ли Генриху Осиповичу Левину в скором времени находить формулировки для описания причин еще одной немыслимой смерти.
Я закурил, просмотрел записи, прищурился от дыма, хотел открыть окно, но потом вспомнил, что оттуда поползет запах болотной гари, и продолжил дымить в кабинете. Потом взял еще один лист бумаги и вывел:
✓ 8 августа: КГБ закрывает выезд из города и страны; пропал Савва Ильинский; погиб Трусан
✓ 9 августа: погиб Капитонов; визит спутницы Ильинского к Рубинчику
✓ 10, 11 и 12 августа: Рубинчик активно интересуется способами пересечь границу и по ночам ездит на канал Круштейна
✓ 13 августа: Рубинчик погиб
Медведь пукнул, сова ухнула, лисичка съела зайчика. Или нет?
Я еще раз посмотрел на короткий перечень дат и событий, соединил линиями в разных комбинациях, обвел в неровный круг, заштриховал, скомкал и выбросил в корзину, а потом, за неимением пока лучших решений, подал фоторобот «артистки» и «американца» во внутреннюю ориентировку к поиску как подозреваемых по делу «вежливых людей». Дежурство заканчивалось, и воскресенье я решил посвятить прогулке по тем местам, куда покойный Рубинчик ездил ночами, выбираясь в город потайными ходами «академического» дома.
Ночью мне приснился кошмар.
Я проснулся в абсолютной, кромешной, какой-то космической темноте. Тело едва слушалось и было онемевшим, будто бы я отлежал себе все конечности разом. С трудом ворочаясь, я ощупал тумбочку в поисках выключателя ночной лампы, не обнаружил его, еле поднялся, покачиваясь и борясь с приступами иррационального, животного страха, направился к двери в коридор – и почувствовал чей-то взгляд. Из потусторонней глубины длинного зеркала в дверце шкафа на меня смотрела высокая женщина с красивым скуластым лицом и темными волосами – только сейчас они были не острижены, а развевались полотнами черного шелка, словно колыхаясь в глубине подземных озер. Холодное изумрудное сияние глаз завораживало, как хрустальный шар ведьмы. Я замер. Женщина некоторое время пристально смотрела на меня, а потом подмигнула и улыбнулась.
Узкий и длинный квартал из двух десятков домов вытянулся между каналом Круштейна и Красной улицей[11] от площади Труда до Ново-Адмиралтейского канала. На старых картах он именовался кварталом Кракенгагена и был образован, среди прочих, доходными домами Овандеров, Радинга – Пистолькорса и Друкера – такая вот изощренная топонимика, характерная для ленинградского центра, память о времени, когда дома эти гордо высились розовыми, канареечными и голубыми фасадами над темной лентой канала, как юные городские пижоны начала века, разряженные по последней моде и уверенные в том, что будущее – это череда подарков судьбы и успехов. Извинительное заблуждение молодости, которое проходит со временем, одновременно безжалостным и благосклонным. Оно прокатилось через квартал чередой разрушительных волн: анфилады внушительных комнат превратились в узкие коридоры, сами комнаты без всякого сострадания разделялись перегородками на две, а то и на три, новый быт не щадил старый паркет и витражные стекла; проникающие ранения от неразорвавшихся бомб и снарядов оставили шрамы на внутренних стенах и внешних фасадах; дождь, морской ветер, испарения скрытых в подземных глубинах болот, годы и годы постепенно делали свое дело, и розовый, канареечный, голубой под слоем копоти и городской пыли превратились в одинаково серый, а крепко сложенные кирпичные стены осели и сгорбились, удерживаемые деревянными перекрытиями, ноющими по ночам, как старые кости. Сгинувшие в чехарде минувших лет Овандер, Радинг – Пистолькорс и Друкер с трудом бы признали свои дома в этих пропитанных сыростью, посеревших, изрытых кротовыми норами узких проходов и коммунал