За первым лестничным маршем оказалась узкая площадка, на которой едва хватало места, чтобы развернуться, лестница уводила все выше, каменные ступени сменились железными, решетчатыми, по которым громом отдавались шаги, и наконец мы ступили на сварную металлическую площадку под самой крышей, нависавшей так низко, что мне пришлось немного пригнуться. Из узкого коридора между стеной и стальными перилами доносилось негромкое бормотание радио и редкое пощелкивание, словно кто-то неловко печатал двумя пальцами на пластмассовой пишущей машинке. Яна протиснулась вперед, на мгновение плотно прижавшись ко мне гибким худеньким телом, подмигнула и направилась в сторону звуков.
Тесная прямоугольная комната напоминала каморку ночного сторожа или оператора подвальной котельной. Вдоль одной из стен от пола до потолка тянулись тонкие трубы с вентилями, на которых болтались прихваченные бумажной бечевкой картонные бирки со стершимися цифрами. Вдоль другой расположилась широкая низкая полка, заваленная засаленными папками с оборванными завязками, соседствовавшими с масленкой и консервными банками, полными гвоздей и шурупов. Над полкой висели металлические короба пультов с рычагами и циферблатами. Было душно и пахло так, как обычно пахнет в тесных непроветриваемых помещениях, где сутками работают люди: холодной едой, несвежей одеждой и потом. В торце комнаты, по всей видимости, располагался рабочий стол, но разглядеть его не было никакой возможности, ибо и стол, и все, что могло на нем лежать и стоять, загораживала широченная мясистая спина, обтянутая серой рубашкой с обширным потным пятном, которого почти касались свешивающиеся поверх ворота сальные нечесаные волосы.
– Мелех, привет! – радостно поздоровалась Яна.
Спина пришла в движение, заколыхалась, протяжно заскрипел стул. Я вспомнил про слова Яны о наказаниях для элохимов и подумал, что моему новому знакомому, должно быть, влепили строгий режим, раз втиснули в подобное тело, ибо невозможно было представить, что кто-то – хоть элохим, хоть шед, хоть черепашка – мог выбрать такое вместилище по собственной воле.
– Привет, – прогудел он, как из бочки, отряхнул толстые пальцы от налипших крошек и протянул пухлую, как у утопленника, руку.
– Мелех.
На обширной столешнице с затертыми до черноты краями была разложена газета с комьями чего-то съестного, источавшего густой жирный дух. Рядом стояла захватанная бутылка кефира с густыми потеками по бокам; кроме этого, на столе имели место толстая канцелярская книга с прошитыми суровой ниткой листами, сломанный красный карандаш и копеечная шариковая ручка с искусанным пластмассовым наконечником; доминантой всей композиции громоздился массивный, похожий на переносной телевизор компьютерный монитор с выступающим козырьком, прикрывающим черно-зеленый экран, два блока в металлическом корпусе со множеством тумблеров, кнопок и светящихся индикаторов на панелях, и клавиатура с такими засаленными клавишами, что к ним прилипал даже взгляд. В этом несчастном, пыльном и заляпанном монстре с трудом узнавался новейший ДВК – диалоговый вычислительный комплекс, который я видел только единожды в аналитическом отделе ГУВД.
– Ну, что ж вы, садитесь. – Мелех вытянул из-под полки расшатанный стул, на который осторожно присела Яна. Я остался стоять.
– Вот, Витя, рекомендую: Керувим Мелех Элохим Банай, создатель Контура и Полигона, – представила она.
– Ну уж так и создатель, – басовито проворчал Мелех, но видно было, что ему такое определение льстит. – Я группой гравитации руководил, ставил систему взаимодействия внутри Контура. Потом, конечно, без меня все переиначили, усложнили зачем-то, набрали инженеров дополнительных с десяток – а у меня тогда всего-то трое работали, и ничего, справлялись, а сейчас без постоянного контроля автоматика у них слетает все время. Я, по старой памяти, сигнализирую время от времени наверх, но там разве послушают? Все динозавров вспоминают мне, вот и весь ответ.
Яна мило улыбалась, склонив голову набок, и сочувственно слушала – уверен, что уже не в первый, а может быть, с учетом всех обстоятельств, даже и не в миллионный раз. Она бросила на меня быстрый взгляд, и я спросил:
– Динозавров?
Мелех откинулся на отчаянно заскрипевшую спинку стула, крякнул, провел рукой по волосам, внимательно посмотрел на ладонь и вытер ее о рубашку. Запахло так, будто кто-то рассыпал содержимое пакетика с порошковым супом.
– Ну да, динозавров. Это же мой проект был. Меня после завершения инженерных работ перевели со строительного участка на биологическое развитие, ну, подбирать форму для людей…
Он осекся и посмотрел на меня, словно только сейчас понял, кто я. Переглянулся с Яной и продолжил:
– Да… для вас то есть. Виктор, без обид, но вот это, – он обвел меня широким жестом, – никуда не годится. У нас с моими ребятами была концепция, что помещать людей следует в доминирующий на планете биологический вид. Это бы позволило снизить потенциал агрессии и повысить шансы на успешное прохождение Эксперимента: если ты, к примеру, от истоков своих не должен постоянно драться за жизнь, конкурировать и убегать, а изначально стоишь на вершине пищевой цепи, то высвободившуюся энергию направишь на созидание и саморазвитие, а не станешь по привычке крошить в винегрет себе подобных, когда конкуренты в животном мире закончатся. Очевидно же, разве нет? Красота была бы! Господствующий вид, спокойный, устойчивый, с долгим периодом ограниченного воспроизводства во избежание перенаселения, в благоприятном климате – загружай этих своих людей и жди положительного результата. Смотришь, уже двадцать миллионов лет как закончили бы все дело. Но ведь нет же.
– Что-то пошло не так? – предположил я.
– Да все было так! – вскинулся Мелех. – Но в руководстве Контура решили, что срок реализации проекта неоправданно долгий. Как будто кто-то торопит. Нас ВэДэ сроками не ограничивал, это тут – время, а у Него там – вечность, равная мигу. Но нет – сказали, долго возитесь. Я говорю: 100 миллионов лет ждали, давайте еще подождем, немного осталось – лобные доли уже подрастать начали, над речевым аппаратом работаем, групповое взаимодействие успешно протестировали у нескольких видов – а они ни в какую. Терпение, говорят, лопнуло. Из-за тебя якобы затормозили все прочие разработки, а ты задачу провалил. Ну и все, команда прошла, эксплуатационщики качнули немного защитный модуль и метеоритом – шарах! Никого крупнее крокодила не осталось. И уборки еще на миллион лет. Головотяпы.
Яна расстроенно поцокала языком.
– Ну, не все ведь тогда были против, многие тебя поддержали, – заметила она.
– Да кто многие! Ты вот поддержала, да. Я это помню. Но все равно: меня – сюда, в Полигон, администратором Сферы, а на биоразвитие объявили конкурс. Тут уж началось – только держись! Кто во что горазд. Кто китов взялся развивать, кто головоногих, кто млекопитающих, некоторые даже насекомых предлагали на полном серьезе. Да лучше бы их и выбрали, а не примата, честное слово. Кстати, это шед какой-то придумал, не помню, как зовут… он сейчас в Южном полушарии руководителем региональной группы работает. Я как посмотрел тогда: беззубое, голое, медленное, хилое существо! За голову схватился! Говорю: оно же вам все разнесет к шедовой бабушке, если вы в него человека загрузите, агрессия будет переть так, что не обрадуетесь – ну, ровно как у ребенка, которого все лупили в детстве, а ему потом власть в руки дали или оружие, а в нашем случае – и то и другое. Генетическую память тела вы же никуда не денете, фонить будет! Нет, все чепуха, зато быстро. Ну вот, получайте: скороспелый продукт с физической сигнатурой, которая не нивелирует и без того нестабильный инвазированный программный продукт, а только усиливает все уязвимости. Как результат – патриархально-военная цивилизация агрессивных племенных групп. В Сферу заглянешь дольше чем лет на пятьдесят – ужаснешься, прогноз один другого страшнее. Провалили Эксперимент, я считаю.
– Надо было, конечно, динозавров оставить, – сказал я. – Стоял бы сейчас удобно, устойчиво, опираясь на хвост.
Яна чувствительно пнула меня тяжелой платформой босоножки в лодыжку и быстро сказала:
– Мелех, мы к тебе как раз по поводу ужасных прогнозов и Эксперимента. Нужна помощь. Ты же все можешь, выручи, а?
Он сделал большой глоток из бутылки с кефиром, пожадничал, облился, со стуком поставил бутылку на стол и принялся вытирать ладонями лицо и рубашку. С последней получалось не очень: третий подбородок блокировал подвижность второго, так что нагнуть голову и посмотреть на грудь было затруднительно. Яна торопливо схватила лист бумаги и аккуратно, старательно, едва ли не нежно вытерла кефирные капли.
– Ну, так уж и все… – пропыхтел Мелех. – Это раньше я был ого-го, а теперь так, функционер мелкий, администратор. Проанализировать, совместить, загрузить, мелкий ремонт сделать – вот и все могущество. А что надо-то, Йанай?
– Ты же в курсе моей ситуации?
Массивная голова чуть заметно качнулась на невидимой шее.
– Знаю, что ты с Иф Штеллай крепко сцепилась. И тебе туго приходится теперь. Если кратко.
– Из-за чего именно, в курсе?
– Конечно.
– Нужно кое-что сделать.
– Весь внимание.
– Пробить ход через масах и прикрыть это технической необходимостью.
– Ну уж дудки.
Мелех мотнул головой так, что щеки хлопнули, будто бульдожьи брыли.
– Очень надо. Пожалуйста.
– Йанай, ты знаешь, как хорошо я к тебе отношусь…
– Знаю.
– И я помню, как много и часто ты меня поддерживала, не только с динозаврами, а вообще…
– Вот именно.
– Но я не сам себе враг. Я технический работник, мое дело – поддерживать функциональность системы, а в ваши дела я не лезу. Ты знаешь, я не против мелкого хулиганства, да и шедам соли на хвост насыпать никогда возможности не упущу, но это уж слишком. Я и так уже весь во взысканиях по поводу и без, сама видишь, – он печально похлопал себя ладонями по необъятному животу. – А за такие трюки