Ляхов докладывает по рации, мол, так и так, кишлак осмотрен, мятежники и следы их пребывания не обнаружены, разрешите считать задачу выполненной и возвращаться в расположение батальона. Я уже на радостях фляжку ополовинил, думаю, все равно часа через три-четыре будем на базе, но не тут-то было. Прилетает приказ: продолжить поиск, продвигаясь по ущелью в юго-западном направлении, докладывать оперативную обстановку каждый час, в случае обнаружения блокпоста противника действовать согласно ранее полученным инструкциям. Конец связи. Мы с ротным и с Серегой смотрим друг на друга и понимаем: идти дальше придется без прикрытия, потому что на юго-запад отходит узкое ущелье с почти вертикальными стенами и таким узким гребнем, что вторая и третья роты там не пройдут при всем желании. А еще, что этот ущельный проход нам известен, и хотя мы никогда по нему не ходили, но на картах и на фотографиях аэросъемки хорошо видно, что ведет он в тупик, а значит, поиски какого-то блокпоста и караванной тропы там будут примерно так же успешны, как поиски Святого Грааля в степях Казахстана. Подошли еще взводные: Леха Никифоров и Илья Золотов, приписанный нам старшина второй роты подтянулся, прапорщик Зуля, опытный мужик, пожилой, за сорок лет уже, усы седые; еще несколько наших старослужащих – Олег Шугаев, Заур Джиоев, Тима Лебедев по прозвищу Вертолет, мы с ним с первых дней в батальоне вместе служили, на турнике такое творил, что смотришь – голова кружится, в общем, собрались и спрашиваем у ротного, можно ли как-то объяснить майору, что тот не прав. Ляхов качает головой, отвечает: нет, нельзя. Ладно, связываемся со второй и третьей ротой, договариваемся, что вторая останется контролировать левый склон, а третья вернется назад, потом спустится и пойдет за нами следом, прикрывая тылы. Так себе план, но хоть что-то. Пожелали друг другу ни пуха и пошли вперед.
Вместо тропы тянулась сплошная каменная осыпь, полого уходящая вверх; желтая пыль, широкие и острые каменные осколки разъезжаются, скрипят и хрустят под ногами так громко, что эхо гуляет между скалами, и я шел тогда и думал, что, даже если вдруг кто-то не знает еще, что полная разведрота очертя голову втискивается в узкую щель между отвесных стен, то теперь-то нас точно услышали. Солнце уже вскарабкалось к зениту и нещадно лупило сверху, железо стало горячим, а вода во фляжках – теплой, устали все, растянулись метров на двести, так что то и дело приходилось останавливаться и ждать отстающих. В начале двенадцатого мы вышли к широкой котловине: горы впереди расступились и раскрылись, как чаша, вокруг площадки примерно метров триста в диаметре, изрезанной руслами пересохших ручьев и трещинами. Впереди высились горные склоны в редких пятнах блеклой «зеленки», обозначая тупик и конец пути, а перед ними беспорядочно лепились друг к другу пыльные саманные стены давно брошенных дувалов. Докладываем по рации: завершение маршрута, вышли к еще одному пустому кишлаку. В ответ, после некоторого раздумья, получаем: провести разведку и возвращаться. Серега Лесной говорит ротному: товарищ капитан, может, ну его, что тут разведывать? Он хоть и посмеялся надо мной, когда я сказал про предчувствие, но тогда, под раскаленным добела небом, перед забытыми Богом пустыми домами, в цепенящей тишине, в такой, когда страшно двинуться с места – вдруг кто услышит, настолько ощущалось присутствие смерти, словно мы и правда нашли какой-то заповедный город мертвых из старой восточной сказки, а от таких мест, как известно, нужно уносить ноги, да поживее. Всем было не по себе; мы собрались рядом с устьем ущелья перед входом в котловину и молча смотрели на неведомый, невесть когда опустевший кишлак, а дувалы таращились пустыми квадратами окон в ответ, и горы смотрели на нас, и солнце глазело, и небо, и ощущение грозящей беды накатило так, что хотелось реально бежать без оглядки, как в детстве. Но капитан Ляхов был офицером дисциплинированным и ответственным до самой крайности, приказ проигнорировать не мог ни при каких обстоятельствах, а потому решил так: провести разведку котловины двумя взводами, а самому остаться у входа в ущелье с нашим взводом, закрепившись среди остатков толстой глинобитной стены вместе с радистом, пулеметчиком и АГС[43], с которым управлялся ефрейтор Вася Потапов по прозвищу Карл – хрен знает почему, он уже с такой погремухой к нам перевелся из Герата. Со взводами связь держали по рации. В 11.55 один из взводных, младший лейтенант Илья Золотов – веселый такой парень, тоже почти два года у нас в батальоне был, за день до этого анекдот мне смешной рассказал, про Винни Пуха, который из армии вернулся, – передал: «Дошел до конца кишлака, смотрим последний дом и возвращаемся», – и тут ударила первая автоматная очередь. Пуля попала лейтенанту в горло, перебила артерию, и он истек кровью на горячем песке за считаные минуты.
Но это я, конечно, уже потом узнал, а в первые секунды, когда только начали стрелять, подумал, что, может быть, обойдется и мы действительно наткнулись на пост или схрон «духов», но потом со склонов разом вдарили как минимум несколько десятков стволов, заработали с двух сторон ДШК[44], и надежды на счастливый исход исчезли, как с белых яблонь дым.
«Духи» нас ждали и к встрече подготовились капитально, заранее пристреляв сектора и грамотно распределив огневые позиции, так что в первые полминуты разом выкосили треть личного состава двух взводов, а остальных загнали внутрь пустых домов, уложили под стены, не давая поднять головы ураганным огнем. Взводные рации замолчали; Ляхов связывается с майором, начинает докладывать, что попали в засаду, несем потери, и получает в ответ мат и угрозы трибуналом, потому что времени на шифрование у нас не было и связь шла открытым текстом. Кое-как удалось довести, что у нас не перестрелка с блокпостом «духов», а огневой мешок и требуется поддержка, и тут как раз нас тоже засекли со склона и ударили из ДШК – пыль, песок, осколки камней, куски глины, мы все едва успели упасть за стену – ну, не совсем все, потому что парнишке, рыжему такому, который был в расчете АГС, пулей двенадцатого калибра снесло лицо и отбросило метров на пять, швырнув о скальную стену. Наша позиция тоже явно была пристреляна, и пришлось бы совсем туго, потому что ДШК рано или поздно любую глинобитную стену превратит в воспоминание, но тут Вася Потапов встал за АГС и дал очередь по склону напротив. Там через секунду разом грохнуло несколько взрывов, повалил дым и пулемет замолчал. Зато другой, которого мы не видели из-за скального козырька, продолжал поливать дувалы, и автоматы тоже не замолкали, и ухали периодически разрывы гранат, а я думал, что в двух попавших под обстрел взводах старослужащих наберется едва ли пяток, и неизвестно, сколько из них уцелели. Мы еще могли уйти по ущелью, успевали, но никто о таком и подумать не мог, а потому Ляхов с Васей Потаповым, радистом и пулеметчиком остались прикрывать возможный путь для отхода, а Серега Лесной и я пошли двумя группами в кишлак – искать и выводить тех, кого еще можно было. Мы еще и сорока метров не пробежали, что отделяли нашу позицию от первых дувалов, как прапорщик Зуля, который в моей группе шел замыкающим, получил сразу несколько пуль в бедро и обе голени, упал, и нам с Зауром Джиоевым чудом удалось укрыть его за стеной, пережать рану жгутом и оставить ждать нашего возвращения.
В дувалах творился форменный ад: все заволокло пылью и гарью, «духи» били почти непрерывно со всех сторон, и приходилось замирать, прижимаясь в углах и под стенами, ждать несколько секунд, угадывать «мертвые зоны» и двигаться перебежками туда, откуда огрызались редкими очередями остатки двух наших взводов. Из группы Золотова уцелело пятеро: мы нашли их в щели между двух стен, с серыми от пыли и ужаса лицами, все из молодых, и когда мы подползли к ним, то они сидели, вжав лица в колени и прижавшись касками друг к другу, и только один, рослый такой, мощный казах, время от времени высовывался из укрытия и давал пулеметную очередь в ответ на огонь с горных склонов. Я подумал сначала, что это он зря – демаскирует себя, да и толку мало от такой вот стрельбы, но он прокричал что-то и махнул рукой в сторону открытого пространства между дувалами: там по песку и камням, оставляя за собой широкий кровавый след, полз Тима Лебедев по прозвищу Вертолет, и я увидел, как автоматная очередь ударила ему поперек спины, взлохматив кровавыми обрывками ткань хэбэ. Казах с пулеметом – Айдын его звали, Айдын Казыбеков – тут же ответил, и я понял, что он пытался прикрыть Тиму огнем, а тот, на секунду затихнув, снова пополз, медленно, с натугой, впиваясь пальцами в пыль, пока следующая пуля не попала ему в затылок, и он резко ткнулся лицом в песок, и больше уже не шевелился. Тут я, наверное, разволновался немного, потому что следующее, что помню, это как Заур втащил меня обратно в укрытие, тряс и говорил, что надо выводить ребят.
Мы отправились обратной дорогой: я впереди, за мной Айдын с пулеметом, Заур замыкающим. На одной из перебежек через неширокую площадь с колодцем нас накрыли-таки из ДШК – загрохотало так, что сердце подпрыгнуло, и мне под ноги из-за спины вылетели какие-то обрывки и погнутый автоматный рожок: это пуля попала одному из бойцов в спину и прошла насквозь, разорвав нагрудные карманы разгрузки. Но это было самое опасное место маршрута, и мы бы дошли до места сбора, скорее всего, не потеряв никого больше, если бы «духи» не спустились в кишлак.
Они вошли, крича и завывая, в лабиринты дувалов сразу со всех сторон; сначала наперебой застучали автоматы по правую руку – там приняли бой ребята Сереги Лесного и Лехи Никифорова; потом где-то сзади ухнули гранаты, а через пару минут «духи» выскочили на нас – сверху, спереди, сбоку из тесных проемов меж стен. Пошел дикий, беспорядочный бой на короткой дистанции, с рычанием, кинжальным огнем, как драка, когда и не вспомнишь толком, как и что было, только мелькали бешеные белые глаза на потных бородатых физиономиях под надвинутыми «пуштунками», да еще билась мысль, что ни в коем случае нельзя врукопашную, чтобы не взяли живым. Мы потеряли одного из ребят: он не стрелял совсем, стоял, как контуженый, закрыв голову руками, и так и упал, не опустив рук, – но кое-как отбились, протиснулись дальше, и вдруг совсем рядом, из-за низкой стены, повалил оранжевый дым. Смотрю – там боец из взвода Никифорова, глаза дикие, совсем ошалел от страха, в бронежилете – единственный, наверное, кто его на себя нацепил, а не на БТР оставил, чтобы тяжесть не таскать по жаре. Я ору ему: ты что делаешь! – а он отвечает: вызываю, говорит, помощь, чтобы вертолеты прилетели. Я сигнальный патрон у него выхватил, бросил в сторону, самого за шиворот, и с нами. Двух метров не отошли – на место, откуда он дымы пускал, прилетела граната, хорошо, что за стеной разорвалась. Снова отовсюду полезли «духи». Отходим, отстреливаясь, дошли до того места, где мы прапорщика Зулю оставили, из-за угла выглядываю – и только успел встретиться с ним глазами на секунду, а у него лицо уже такое было, нездешнее, просветленное словно, потому что как раз в тот момент он разжал пальцы на «феньке»