Единая теория всего [Трилогия] — страница 20 из 57

сть, которую накладывают зрелость и опыт, присматривают за детьми, оберегая как от внешних опасностей, так и от вреда, который ребенок по неразумию может нанести сам себе. Вот и элохим внимательно стерегут Землю, как колыбель человечества: корректируют движение космических тел и опасных метеоритов, работают с макрокосмическим гравитационным взаимодействием, сохраняя баланс движения на орбите, блокируют всплески гамма-излучения, регулируют солнечную активность, удерживают в разумных рамках активность вулканов, контролируют климатические изменения — до тех пор, пока мы не выберемся из своей люльки и не научимся если не ходить самостоятельно, то хотя бы отдавать себе отчет в своих действиях, а с этим, как известно, дела у нас пока обстоят не лучшим образом. Так что приходится иногда вытаскивать из этой самой люльки опасные предметы и следить, чтобы детишки не покалечили сами себя. Яна как раз одна из "меген", дозорных хранителей, специализирующихся на общественных отношениях. Помнишь, я рассказывал тебе, что существует практически неисчислимое множество возможных шахматных партий, причем все они являются комбинацией шестидесяти четырех фигур? Для нас провести исчерпывающий анализ или составить прогноз на таком числовом массиве совершенно невозможно, и я не могу представить себе, когда будет возможно в принципе. Но у элохим есть алгоритмы и средства, позволяющие анализировать ход развития человеческой истории в целом так же, как мы с тобой анализируем шахматную партию и оцениваем варианты ее исхода, только куда более точно, на основе бесчисленных вероятностных моделей, учитывая при этом миллиарды миллиардов людских решений, слов и поступков, влияющих на ежедневное и ежечасное изменение ситуации на мировой игровой доске, устанавливая самые неочевидные взаимосвязи и создавая практически безошибочные предсказания. Понимаешь, о чем я?

— УБВ?

— Да, — кивнул Савва. — Нам следует отказаться от проекта.

— Ну что ж, — согласился Гуревич. — Надо так надо. Я не против.

Ильинский удивленно воззрился на друга. Гуревич сидел, стараясь не ерзать и придать себе самый искренний вид.

Все разом встало на свои места, и теперь нужно было только убраться отсюда подобру-поздорову, и как можно скорее. Можно и дальше позволять рассудку прятаться за версиями галлюцинаций, сумасшествия и тому подобного, но следует взглянуть правде в глаза.

Его гениальный друг и правда докопался, видимо, до чего-то настолько серьезного, что потревожил их, этих волновых обитателей десятимерной реальности, и потревожил так основательно, что они откомандировали к нему своего эмиссара в облике рыжеволосой юницы. Бесполезно гадать, чем именно вызвано их беспокойство, но можно предположить, что разрушительный для всех видов электромагнитного излучения импульс УБВ станет губительным для мнимого облика и может фатально повлиять на способности так называемых элохим гасить свет, создавать до дрожи правдоподобных фантомов и упражняться в прочих кунштюках, очевидно необходимых для того, чтобы сжить со свету или поработить человечество. Да, так и есть! Бедняга Савва! Как он верил в благожелательных братьев по разуму, прекрасных, сияющих и возвышенных, которые сойдут с трапа серебристого звездолета, чтобы протянуть человечеству руку, затянутую в крагу пилота! Как они тонко сыграли на этом — и не только на одной лишь наивной убежденности в общих для всей Вселенной гуманистических идеалах, но и на сомнениях, которые, черт побери, сам же Гуревич и вложил Савве в голову и которые как раз сейчас чеканным серебряным голоском озвучивала эта Яна:

— Анализ сферы вероятности показал, что в случае успешного завершения вашего проекта ядерная катастрофа планетарного масштаба неизбежна. Это стало ясно два дня назад, когда Савва раскрыл исходный код УБВ и приступил к финальным расчетам для консолидации квантовых колебаний с радиоволнами. Если допустить, чтобы эта технология поступила на вооружение, то с равной степенью допустимости будут реализованы два сценария, одинаково губительных для человечества. В обоих случаях ваше правительство примет решение о нанесении превентивного ядерного удара по считающимся враждебными странам. Для предупреждения ответных действий он будет максимально массированным и затронет не только военные объекты, но и инфраструктуру на территории Северной Америки, Западной и Северной Европы и некоторых стран Азии и Африки. Само по себе это уже приведет к крайне негативным глобальным климатическим изменениям. Во втором сценарии подвергшимся нападению странам удастся осуществить ответный ограниченный запуск нескольких ракет с ядерными боеголовками, которые поразят от пяти до семи атомных электростанций на площади от европейской части СССР до Сибири. Кроме многих миллионов человеческих жертв и терминального загрязнения воздуха и Мирового океана, этот обмен ударами приведет к полному краху всей существующей макроэкономической системы. Ресурсов Советского Союза, особенно в ситуации стремительно ухудшающихся природных условий, не хватит, чтобы стабилизировать обстановку. Общество будет очень быстро отброшено к социальной формации, близкой раннему феодализму, с резкой, крайне дисбалансированной классовой сегрегацией и повсеместной борьбой за доступ к необходимым для выживания ресурсам, запасы которых начнут иссякать с фатальной быстротой. Сложившиеся социальные отношения не позволят эффективно противостоять внешним угрозам. Моральное состояние общества, в котором каждый будет обеспокоен ежедневной борьбой за жизнь, деградирует до крайней степени. Итогом совокупного воздействия всех этих факторов явится фактический закат человечества и его конец как цивилизационной единицы.

Она замолчала. Слова повисли в воздухе незримыми строками бесстрастного приговора. Гуревич выслушал, покивал и снова сказал:

— Так я и не спорю. Согласен по всем пунктам. Можно идти?

Он поднялся. Неловко отставленная нога затряслась крупной дрожью. Савва молча подошел к другу, протянул руку и крепко, с чувством стиснул его ладонь:

— Женька, спасибо тебе! Спасибо! Я знаю, как много для тебя значила наша работа, но…

На глазах его вдруг блеснули слезы.

— Вот видишь! — он торжествующе обернулся к Яне. — Вот! А я говорил! Знаешь, Яна была против, чтобы я тебя приглашал сегодня и рассказывал обо всем, считала, что ты не поймешь, а я ответил, что не могу принять такое решение без тебя. Ты же мой друг, Женька, мой единственный друг!

Гуревич почувствовал, что сейчас тоже расплачется — от страха, бессилия и от жалости к Савве.

Они обнялись.

— Ну, так я пошел? — спросил он, когда Ильинский разомкнул наконец объятия.

— Да! Да, конечно! Я завтра объявлю, что решение оказалось недостижимо, что я не справился — не беспокойся, полностью возьму всё на себя! Спасибо тебе еще раз, друг мой!

Гуревич осторожно высвободил стиснутую Ильинским руку и тихо пошел к двери. Только бы уйти. Только бы это существо не прочитало его мыслей, не почувствовало смятения и ужаса, которое он сейчас испытывал, иначе — и сомнений в том не было — оно прихлопнет его на месте так же легко, как до этого погрузило все вокруг в кромешную тьму. Он взялся за ручку.

— Женька, спасибо еще раз! — прозвучало вслед. — Прости, что так вышло!

Гуревич вышел за дверь и перевел дух. Его не преследовали.

* * *

Всё должно было быть очень просто. Понятно, что в итоге пошло наперекосяк, но изначальный план совершенно не предполагал особых трудностей и резких движений.

Яна исчезла, пообещав скоро вернуться; Гуревич просто ушел в ночь, ничего не обещая. Савва остался один и принялся за дело.

Он собрал несколько десятков черновиков с результатами вдохновенной работы последних двух дней, уселся за стол, вооружился логарифмической линейкой и методично принялся рвать листы на длинные тонкие полосы, улыбаясь блаженно и мирно, как поигрывающий ржавым ножом без пяти минут скопец, решившийся усечь свое естество ради Небесного Царства. Бумага рвалась с тихим треском, и гармония элегантных уравнений распадалась на бессмысленные отрывки. За черновиками последовали несколько страниц с чистовыми расчетами, потом перфокарты с уже набитыми параметрами для программ. Савва с удовлетворением осмотрел дело рук своих: величайший научный прорыв в истории человечества, плоды бессонных ночей и необычайного напряжения мысли, неповторимое и гениальное решение, связывающее классические физические модели с квантовой теорией, превратились в ворох бумажного мусора. Савва тщательно утрамбовал его, рассовал обрывки в карманы брюк и пиджака, вышел из кабинета и направился через пустой коридор в туалет.

Для того чтобы уничтожить рукопись, вовсе не обязательно устраивать драматическое аутодафе, швыряя пачки листов в камин, где безжалостный пламень начнет пожирать злосчастные плоды вдохновения, отбрасывая живописные отсветы на изможденный лик автора. В части эффектности жеста унитаз и канализация серьезно проигрывают огню, но в эффективности не уступают, а то и превосходят по многим параметрам: ни пожарной опасности, ни вони на весь институт, ни следов в виде пепла. Вода постепенно растворит бумагу, а еще раньше бесследно уничтожит чернила, так что, вздумай кто-то пробраться в канализационный коллектор и попытаться среди вполне естественных для такого места зловонных неоднородностей отыскать на решетках фильтров то, что некогда было ответом на величайшие загадки Вселенной, обнаружит этот отважный ныряльщик только бесформенные комки целлюлозы с поблекшими пятнами растворенных чернил.

На то, чтобы отправить обрывки в последний путь, ушло минут двадцать. Сливные бачки сипели от непривычно длительной серии упражнений, вода с ревом уносилась в фановые трубы. Наконец все было кончено. Савва вернулся обратно, с опаской бросив взгляд в начало длинного коридора, но хранитель государственных тайн невозмутимо сидел за столом на посту, разгадывая кроссворд в "Огоньке".

Он вошел в кабинет и запер дверь. Теперь оставалось только дождаться утра. Тогда он сразу пойдет к начальнику института, сообщит, что сложность необходимых расчетов непреодолима, что он допустил несколько изначальных ошибок в теоретическом обосновании и проект УБВ невозможно реализовать практически. Больше всего в этой ситуации Савва переживал за Гуревича: он хорошо знал, сколько надежд было у его друга связано с их общей работой, сколько важных карьерных планов, и вот теперь все рухнуло в один миг — но это все-таки лучше, чем рухнувшие от атомного огня небеса, оседающие на землю стылой радиоактивной моросью. О себе Савва не думал вовсе. Странно было бы переживать о работе, месте в НИИ, вообще о своей дальнейшей судьбе человека, из-за которого товарищ Маршал Советского Союза не дождется помощи танков: принятое им решение не просто спасло миллиарды человеческих жизней, но позволило продолжиться самой истории людского рода, мало этого — с ним вступила в контакт древнейшая цивилизация Вселенной, и для него теперь, стоит лишь пожелать, будут открыты все тайны мироздания, а это жребий, который из всех живших когда-то ученых выпадал разве что Фаусту, да и то по неразумно высокой цене.