Мелех нажал на пару клавиш, и течение строк на экране остановилось.
— Затем вот так… — он щелкнул переключателем на верхней панели, и рядом с ним зажегся предостерегающий красный сигнал.
— Ну вот, а теперь осталось ввести код и нажать вон тот рычаг, — Мелех показал на один из громоздких пультов, висящих над полкой. — И все, актуальный сценарий загружен. Это я и проделываю каждый день, в четыре утра по местному времени. Остальные сценарные варианты архивируются и хранятся на случай, если нужно будет что-то подчистить. Тогда в четыре утра я откатываю всю систему назад, например, на день, или неделю, или на месяц, в зависимости от распоряжения руководства, и загружаю нужный архивный вариант.
— И часто приходится так делать?
— Ну, не так чтобы…за год пару раз, не больше. В этом году, например, только однажды откатили.
— А человеческая память?..
— А что память? Если загружена резервная копия, то и сознание переносится в актуальный сценарий, понимаешь? Ну вот, к примеру: ты сейчас здесь — что, если мое мнение кому-то интересно, дикость и аномалия. Но одновременно, в других вариантах, ты… — и он снова нажал на клавиши, — вот, ты в отпуске сейчас, идешь с пляжа, с невестой, довольный такой, солнышко светит…вот ты на работе, по третьему разу допрашиваешь свидетеля с последнего налета "вежливых людей"…теперь попозже возьмем…ага…вот ты в койке с некоей Александрой Бородиной, оперуполномоченным районного уголовного розыска…
Яна с любопытством посмотрела на меня и сказала:
— Ничего себе, Адамов! Не подозревала в тебе такого. Ай да Витя!
Я почувствовал, что краснею.
— И сколько всего таких возможных сценариев? — спросил я, просто чтобы что-то сказать.
— По одному человеку в моменте до нескольких сотен.
— А вообще? В мировом масштабе?
— Нет такого числа.
— Ну, хоть примерно.
— Примерно я могу назвать любое: десять дуотригинтиллионов, например, или десять седециллиардов[29]. Фактически, это как функция бесконечности — она неисчислима. И непостижима. Ни для кого, даже для нас. Даже для них, — он ткнул пальцем в потолок. — Совместить мультибесконечность со строгим планом так, чтобы каждый реализованный вариант в итоге вел к заранее заданному исходу, может только Он. Но Он своего конечного замысла не раскрывает, от Контура отделен, а нам тут внутри остается только делать дело, каждому свое, и надеяться, что мы его делаем правильно.
— Неужели не бывает никаких сбоев?
— Бывают, конечно. Чем сложнее система, тем выше риск ошибки. И у нас их, будь уверен, полно. Вот ты спрашивал про перезагрузку сценария и про память: случается такое, что у человека задваиваются воспоминания. Как правило, если он ночь не спит и в четыре утра по местному времени бодрствует. Мир изменился, а он нет — ходит потом растерянный, не знает, что к чему. Мозг, конечно, включает защитный режим, иначе разум не выдержит, но человек все равно ощущает, что как будто живет не своей жизнью. Или застревает в устаревшем сценарии: в обновлении ему уже полагается академиком стать, к примеру, а он все в лаборантах сидит и не понимает, что не так делает. Всякое, в общем, случается.
— А бывает, что в одной вариации человек уже умер, а в других — жив и здоров?
— Нет. Смерть — это конец. Финита. Конец частного Испытания, подведение итогов, прохождение контроля качества — и, как правило, обратная загрузка через какое-то время. Редко кто вырывается.
— Покажи ему, как формируется перспективный прогноз, — негромко проговорила Яна.
— Можно, — Мелех, похоже, был рад показать что угодно, лишь бы не возвращаться к обсуждению неудобной просьбы. — К примеру, берем частный случай одного человека. Помладше кого-нибудь.
Экран мигнул, оставив только одну едва заметную полосу символов.
— Так…вот как раз дошкольник. Смотрим индивидуальные узловые точки: ближайшая в семь лет, когда папа с мамой ему школу выберут. Вероятностная модель показывает, что это будет самая близкая к дому школа…ага…восьмилетка…м-да, и контингент — дрянь. Нажимаем вот тут, строим локальную проекцию лет на двадцать…О, угадал: двадцать пять лет — смерть в исправительно-трудовом лагере от туберкулеза. Прискорбно. А теперь сделаем вот так…поменяем школу на другую, через дорогу. И уже дело получше: десятилетка, два иностранных языка. Одноклассники поприличнее, учителя тоже. Протягиваем на двадцать лет…ну, звезд с неба не хватает, конечно, но жив, здоров, женат, сына родил и — смотри-ка! — работает в торговле, кажется. А всего-то стоило школу другую выбрать. Понятно, что это очень упрощенная бинарная схема, она изолированная, узловую точку мы взяли только одну, да и успешности индивидуального прохождения Испытания здесь не увидеть, но я показал принцип. А вот если в масштабах всего Полигона…
— Годика на четыре посмотри вперед, — промолвила Яна самым невинным тоном.
— На четыре так на четыре, — добродушно согласился Мелех. — Ну-ка…
Экран оказался заполнен сплошными строками лишь на четверть. Ниже осталось только несколько зеленоватых полосок, которые обрывались тревожно мигающими черными курсорами. Мелех набычился.
— Ну и что? — буркнул он. — Как будто я не в курсе такого сценария.
— Не знаю, — ответила Яна.
Голос ее стал холодным и неприятным, как руки хирурга.
— Хотела, чтобы ты еще раз посмотрел. Может, тебе приятно, что за последние два дня вероятность ядерного конфликта и конца цивилизации выросла вдвое. Может, тебе это нравится. Может быть, ты шедам сочувствуешь, и хочешь, чтобы все в их пользу закончилось.
— Никому я не сочувствую…
— Может быть, ты только для вида всем говоришь, что держишь нейтралитет, — продолжала Яна. — А сам спишь и видишь, чтобы Эксперимент завершился абы как, и ты отсюда свалил поскорее…
— Да ничего я не вижу такого!
— Или тебе поднадоело таскаться в образе героя-подводника, который ты тайком у Кавуа заказал и надеваешь периодически, чтобы искать себе развлечений на танцах "Кому за тридцать". Мало того, что из вмененной оболочки выходишь, так еще и Сфера в это время без присмотра остается…
Мелех сопел и молчал. Яна сидела прямо и смотрела на него ледяным взглядом, похожая на стальную кобру.
— А можно посмотреть, как изменится прогноз, если товарищ Мелех нам поможет? — предложил я. — Сразу бы все прояснилось.
— Не может он этого посмотреть, — отрезала Яна.
Мелех кивнул.
— Прав недостаточно, — сдавленным голосом объяснил он. — Я не могу вводить условия, противоречащие правилам работы на Полигоне. Это только вот они у себя там, на Нибире, могут такие параметры рассматривать.
Он мотнул головой в сторону Яны.
— И рассмотрели, будь уверен. И многое другое тоже. Художества твои, например, с вдовой инженера Крутикова. Еще и с применением спецсредств. У нас таких нет, кстати, это шедовский арсенал: "Яблоневая стрела" для воздействия на уровень дофамина, да? Я доклад видела, который как раз машгиаху отправлять собирались. Хорошо, что начальник службы собственной безопасности — мой друг, настоящий причем, не такой, как некоторые. Я ему говорю, не надо, мол, Мелех — наш элохим, свой, всегда выручит. Давай закроем глаза, войдем в положение. Вот дура-то.
— Ладно! — голос у Мелеха вдруг сорвался в какой-то надрывный фальцет. — Но предупреждаю: если меня спросят, молчать я не буду и на себя все брать не собираюсь. И прикрывать не стану, ни перед руководством, ни перед шедами. Даже если Штеллай завтра явится, сядет сюда вот, на этот стул, и спросит: Мелех, а не приходила ли к тебе моя подруга Йанай с какой-нибудь просьбой — все расскажу, как есть. Понятно?
— Само собой.
Он рывком выдернул ящик стола, выхватил оттуда истертую на сгибах до дыр карту, развернул ее, вооружился "козьей ножкой" и принялся что-то чертить и черкать, сверяясь с записями в канцелярской книге. Яна придвинулась к нему поближе и заглядывала через руку.
— В ночь на 26 августа запланированы планово-профилактические работы вот здесь, — он резко обвел широким овалом район на севере области, чуть западнее Приозерска.
— Пошире никак? — спросила Яна.
— Я могу чуть увеличить район, например, вот сюда. До границы у Светогорска.
— Отлично.
— Дам примерно километров пять в континууме Полигона по прямой.
— Дай хотя бы пятнадцать.
— Десять.
— Ты лучший.
— Иди ты в сингулярность. Так, это будет примерно вот отсюда… — он поставил точку посередине сероватого пятна городской застройки Светогорска, — и вот до этого места. Иматра.
— Нам подходит.
— Сейчас детализацию сделаю.
Мелех снова взялся за клавиатуру.
— Точку входа открою в женском отделении общественного туалета рядом со стадионом. Хорошее место, удобное, и ночью безлюдное. А выход…
Щелкнули клавиши.
— Вот тут. Северная окраина Иматры, подвал жилого дома.
— Идеально! — воскликнула Яна. — В котором часу откроется вход?
— Профилактика у меня с полуночи до четырех утра. В полночь могу и открыть.
Яна замотала головой.
— Нет, нет, не пойдет. В четыре ты перезагрузишь систему, и шеды сразу увидят, что мы пересекли границу. Мне не хватит времени, чтобы обеспечить убежище и защиту. Можешь сразу после перезагрузки открыть?
— Вообще-то так не делается.
— Ради вдовы Крутиковой.
Мелех закряхтел.
— Хорошо. Открою ровно в 4.01 на десять минут. Опоздаешь — пеняй на себя.
— Я тебя люблю!
— А я тебя нет, — с тоской молвил Мелех, захлопнул книгу и добавил не без язвительности. — Что-то еще?
— Нет, ну что ты! — воскликнула Яна. — Мы и так уже загостились, надо бы и честь знать. Да, Виктор?
Глаза ее лучились серебристым весельем и облик снова стал девичьим, невинным и озорным. От этих метаморфоз становилось не по себе.
На Мелеха жалко было смотреть.
— До свидания, — попрощался я, и добавил: — Рад был знакомству!
Он только отмахнулся, не глядя.