(законного обогащения).[608] Но в таком случае те предметы, которые указаны в ч. 3 ст. 204 УК (деньги, ценные бумаги, иное имущество, услуги материального характера), относятся к незаконному вознаграждению, характеризуя тем самым объективную сторону преступления, и не являются предметом преступления. Еще один более очевидный пример. В ст. 223 УК предусмотрено незаконное изготовление оружия; объектом данного преступления является общественная безопасность в части запрещения использования оружия, соответственно, предметом данного преступления, соотносимым с объектом, должно быть признано не-оружие, именно в нем материализуется указанный объект. Соответственно, оружие не может выступать в качестве предмета данного преступления, оно является предметом, составляющим объективную сторону анализируемого вида преступления. И наоборот, в ст. 226 УК регламентируется хищение либо вымогательство оружия; здесь наряду с общественной безопасностью объектом выступает собственность; соответственно, оружие как предмет, материализующий отношения собственности, становится предметом преступления, оставаясь, вместе с тем, предметом возможного совершения другого преступления. Следовательно, мы должны однозначно разделять предмет преступления как элемент жертвенной стороны и предмет материального мира, входящий в объективную сторону преступления. Во избежание путаницы в понятиях отнесем последний к предметам – поводам действования, хотя название крайне условное, теория уголовного права ничего подобного в структуре объективной стороны за пределами орудия и средства совершения преступления не выделяет (и в этом Е. В. Благов прав), тогда как анализируемый предмет не составляет ни орудия, ни средства, поскольку не относится к способу действия, а является чем-то иным (этого Е. В. Благов не понял). Таким образом, указанные два предмета для квалификации также очень важны, поскольку через них конкретизируются характер преступного действия и объект преступления.
Проблемы установления анализируемого предмета – повода действования довольно сложны. Сложность первая заключается в том, что в уголовном законе тот или иной предмет материального мира отражен, на наш взгляд, в трех ипостясях: 1) в качестве вещи материального мира, составляющей орудия или средства совершения преступления (например, оружие как орудие причинения вреда); 2) в качестве вещи материального мира, составляющей жертвенную сторону преступления и основу объекта преступления (например, оружие как предмет хищения, как предмет, материализующий собственность), и 3) в качестве вещи материального мира, выступающей самостоятельным поводом преступного действия (например, при изготовлении оружия) и не относящейся к жертвенной стороне преступления. Установление первого особого труда не вызывает, однако сложно развести два последних. И здесь нам могут помочь только точное установление объекта преступления и его соотнесение с предметом: предмет преступления жестко связан с объектом и относится к жертвенной стороне преступления; предмет – повод действования является антиподом предмета преступления и не относится к жертвенной стороне преступления. На этой основе возникает вторая сложность. Дело в том, что при анализе объективной стороны преступления необходимо выделять действия созидания и реализации созданного и действия нейтральные или разрушения. Разумеется, термин «созидание» не очень приемлем относительно преступления, но он очень точно отражает различие между указанными двумя характеристиками действия: в первом случае речь идет о создании и возникновении какого-либо предмета материального мира (изготовление оружия), а во втором – о нейтральном отношении к вещи материального мира или разрушительном (отрыве ее от объекта) к ней отношении. Соответственно, возникает третья сложность, связанная с оформлением в законе действий. Иногда действие созидания вычленить просто – изготовление оружия, изготовление наркотиков, фальсификация документов, подделка подписей и т. д., т. е. возникает нечто, ранее не существовавшее. Во всех этих случаях мы имеем предмет материального мира, являющийся антиподом предмету преступления (не-оружию, не-наркотику, надлежащему документу, надлежащей подписи и т. д.). Но иногда законодатель «вмешивает» действие созидания в иные действия, и в диспозиции вторые с очевидностью не просматриваются. В качестве примера подобного можно привести ч. 1 ст. 326 УК: «Подделка или уничтожение идентификационного номера, номера кузова, шасси, двигателя, а также подделка государственного регистрационного знака транспортного средства в целях эксплуатации или сбыта транспортного средства, а равно сбыт транспортного средства с заведомо поддельным идентификационным номером, номером кузова, шасси, двигателя или с заведомо поддельным регистрационным знаком либо сбыт кузова, шасси, двигателя с заведомо поддельным номером». Здесь подделка ассоциируется с созданием нового предмета – ложного идентификационного номера, ложного номера кузова, шасси, двигателя или ложного государственного регистрационного знака и указывается реализация предмета (сбыт) с этими ложными аксессуарами, т. е. ненадлежащего предмета сбыта. Очевидно, что в данном случае мы имеем действия созидания и реализации созданного и потому – предмет – повод действования. В то же время законодатель в диспозиции выделяет и уничтожение идентификационного номера, номера кузова, шасси, двигателя, которое имеет дело с надлежащими номерами, законными номерами, номерами, связанными с объектом преступления, – отношения порядка управления на транспорте связано с надлежащим оформлением транспортного средства, надлежащей регистрацией транспорта и его отдельных частей. Именно поэтому при уничтожении разрушаются надлежащие номера, что ведет к уничтожению предмета преступления, но к возникновению ненадлежащих номеров – предмета – повода действования, относящегося к объективной стороне. Таким образом, в анализируемой норме мы сталкиваемся с двумя разновидностями действия и, соответственно, с предметом – поводом действования и предметом преступления.
Объектом и предметом преступления влияние потерпевшей стороны на квалификацию преступлений не ограничивается. Еще одним таким фактором является провоцирующее влияние потерпевшего на совершение преступления виновным. Виктимологии в теории уголовного права и криминологии уделяется достаточное внимание.[609] В основном виктимное поведение потерпевшего сказывается на назначении наказания. Однако определенное значение имеет оно и при квалификации преступления; на это обращали внимание сравнительно давно И. И. Карпец и другие авторы.[610] В виктимологии обычно исследуется жертва преступления как таковая, жертва преступления вообще и вопрос, почему человек становится жертвой. Вместе с тем в данной науке в зависимости от поведения жертвы выделяется две ситуации: нейтральные и толчковые,[611] а всех потерпевших разделяют на несодействовавших и содействовавших преступлению,[612] хотя два последних термина едва ли оправданны по отношению к жертве преступления, они скорее характеризуют соучастие и отсутствие такового. Именно поэтому считаем более приемлемыми термины «провоцирующее» и «непровоцирующее» поведение жертвы,[613] которые более точно проставляют акценты криминальной значимости жертвы. Разумеется, в этой ситуации можно опираться на уголовный закон (п. 3 ч. 1 ст. 61 УК) и говорить об аморальном или противоправном поведении жертвы (потерпевшего),[614] но, на наш взгляд, в таком случае будет ускользать от внимания указанное провоцирующее влияние потерпевшего на совершение преступления. Учитывая эту криминальную значимость, мы и обратим особое внимание на провоцирующую роль жертвы.
Коль скоро речь идет о квалификации преступлений и соответствующем отражении в диспозиции нормы характеристик жертвы преступления, мы должны видеть, что данное отражение имеет две формы: открытую, когда влияние жертвы напрямую отражено в норме права (в ст. 107, 113 УК речь идет о насилии, издевательстве, тяжком оскорблении, иных аморальных или противоправных действиях потерпевшего, а равно противоправном или аморальном поведении потерпевшего, носившем систематический характер) и скрытую, когда в норме права напрямую провоцирующая роль потерпевшего не отражена, но без нее норма уголовного закона существовать не может (в ст. 108, 114 УК урегулировано причинение вреда жизни или здоровью при превышении пределов необходимой обороны или мер задержания; здесь противоправное поведение потерпевшего скрывается в самой необходимой обороне, пределы которой превышены). Кроме того, можно выделить очевидную и неочевидную формы виктимности. Первые две формы, указанные выше, относятся к очевидным, поскольку их существование в уголовном законе предрешено, и они иному толкованию не подлежат.
Кроме этих двух форм существует еще беспомощное состояние потерпевшего, отдельные разновидности которого создают провоцирующую роль жертвы, неочевидную (например, инвалид на коляске явно находится в беспомощном состоянии, однако его нельзя назвать провоцирующим преступное поведение, тогда как доведение себя до сильной степени опьянения можно признать провоцирующим поведением). Уголовный закон не дифференцирует беспомощное состояние на два указанных вида, требуя лишь учета наличия его как такового (п. «в» ч. 2 ст. 105, п. «б» ч. 2 ст. 111, п. «в» ч. 2 ст. 112 и др.). На наш взгляд, здесь возникает определенная проблема. Дело в том, что беспомощное состояние потерпевшего выступает в качестве отягчающего обстоятельства (п. «з» ч. 1 ст. 63 УК), естественно увеличивающего ответственность виновного, при этом причины нахождения в таком состоянии не влияют «на квалификацию преступления», хотя в каждом конкретном случае должны быть установлены.