Квалификация множественности преступлений
Вопросам квалификации множественности преступлений теория уголовного права и судебная практика всегда уделяла то или иное внимание, хотя основным объектом внимания оставался при этом рецидив, и даже не рецидив вообще, а особо опасный рецидив. Вырабатываемые теорией уголовного права и судебной практикой[820] правила признания лица особо опасным рецидивистом и назначения наказания ему косвенно касались и квалификации преступлений. Тем не менее необходимо отметить полное забвение данного вопроса со стороны Верховного Суда РФ, и Г. А. Есаков отмечает последнее из указанных в сноске постановление среди формально действующих на территории Российской Федерации, но не применяемых.[821] Такое отношение ко множественности преступлений объяснить вполне можно, но согласиться с ним нельзя, поскольку вопросы квалификации не совсем просты и требуют необходимого к себе внимания. В отличие от судебной практики теория уголовного права довольно плотно занималась проблемами квалификации множественности преступлений.[822]
В своих исследованиях теория уголовного права касалась квалификации множественности преступлений с нескольких позиций: 1) конкуренции множественности и единичных преступлений; 2) соотносимости видов множественности преступлений между собой; 3) объема совокупности.
Первая группа вопросов обычно была связываема с одной проблемой: обособлением множественности преступлений от продолжаемых преступлений. Вопросы обособления множественности преступлений от единичных преступлений, пожалуй, на сегодняшний день являются одними из самых болезненных в уголовном праве применительно ко множественности преступлений. Относительно продолжаемых преступлений квалификация уже рассмотрена. В соотношении со множественностью преступлений все это выглядит еще хуже. Рассмотрим это на одном примере из судебной практики. Группа виновных, создавших банду, решила напасть на офис ООО «Инвапомощь», и 12 июня 2001 г. двое из банды взломали решетку окна, но, увидев проезжавшую мимо патрульную милицейскую машину и опасаясь разоблачения, преступление не окончили и скрылись с места происшествия. 25 июня 2001 г., переодевшись в форму сотрудников милиции и ОМОНа, подошли к офису ООО «Инвапомощь», но, увидев выходящих из здания сотрудников фирмы, скрылись, боясь быть опознанными. 28 июня 2001 г. участники банды совершили нападение на указанный офис и завладели имуществом на сумму 120 835 рублей. Суд квалифицировал содеянное по правилам совокупности, вменяя в первых двух случаях неоконченное преступление. Президиум Верховного Суда РФ изменил судебное решение и признал все случившееся единым преступлением.[823] Несмотря на повторяемую аргументацию по ходу анализа того, что все действия направлены на достижение единого результата (с одной целью), в небольшой промежуток времени, аналогичным способом, с единым умыслом, звучащие как заклинания, Президиуму не удалось доказать наличия здесь единичного преступления. Во-первых, если Президиум начал говорить о едином результате, то естественно возникает вопрос, о едином для чего? Неужли завладение указанной суммой причинно связано со всеми тремя действиями? Неужели без первых двух действий результат бы не наступил? Ответ должен быть отрицательным: здесь нет единого результата трех указанных действий. Но здесь нет и одной цели (кстати, Президиум, по-видимому, запамятовал, что в единичном преступлении речь идет не об одной, а об общей цели, которая имеет несколько иное значение). Во-вторых, небольшой промежуток времени (по мнению Президиума 16 дней, прошедших со дня первого действия и до завладения имуществом, является коротким промежутком времени), не имеет в деле установления единичного и множественности преступления существенного значения (с разрывом в один час могут быть совершены два разбойных нападения и даже на одно и то же лицо и все равно это будут самостоятельные преступления). В-третьих, не является показателем единичного преступления и совершение преступления аналогичным способом; почти все серийные преступления имеют одинаковый почерк, совершаются аналогичным способом, что довольно часто становится подсказкой в расследовании преступлений, однако никогда он сам по себе не исключал совокупности преступлений. В-четвертых, серьезным аргументом выглядит наличие единого умысла на причинение вреда, если бы данный аргумент не был абсолютно надуманным. Президиум Верховного Суда, очевидно, не знаком с общепризнанным понятием единого умысла, который возникает до совершения первого действия и показывает осознание виновным того факта, что без определенной системы действий (без нескольких действий) преступный результат не может наступить. Вот это общепризнанное понятие единого умысла не имеет ничего общего с тем умыслом, о котором пишет Президиум. Если Верховный Суд изобрел еще одно параллельное понятие единого умысла, он должен утвердить его в соответствующих своих решениях, а не походя, применительно к конкретному уголовному делу без достаточных аргументов его наличия. В-пятых, уголовный закон в императивной форме указывает на то, что «уголовная ответственность наступает за приготовление только к тяжкому и особо тяжкому преступлению» (ч. 2 ст. 30 УК). В анализируемом случае общество и имеет два приготовления к тяжкому преступлению, декриминализировать которые Верховный Суд имеет право при достаточно весомых законных основаниях, а не потому, что ему так захотелось. Таким образом, из изложенного следует один вывод: суд, признав наличие совокупности преступлений в данном случае, был абсолютно прав, поскольку были совершены различные три акта поведения, два из которых оказались неудачными и должны быть квалифицированы в качестве самостоятельных приготовлений, тогда как третье деяние повлекло общественно опасные последствия. Остается непонятным, для чего понадобилось Президиуму деформировать устоявшиеся в уголовном праве понятия для достижения сомнительных целей.
Как видим, Президиум Верховного Суда вместо поддержки верных решений судов первой инстанции пошел по пути создания собственных теорий применительно к совокупности преступлений и ее соотношению с продолжаемым преступлением. Выше нами уже обозначены признаки продолжаемого преступления и преступления с двумя последствиями, которые должны жестко размежевывать единичные и множественные преступления. Именно от них следует отталкиваться при установлении и совокупности преступлений. По сути, Президиум увидел проблему там, где ее нет.
Проблема соотношения единичного и множественного преступления возникает совершенно в иной плоскости: в разграничении промысла как разновидности повторности и продолжаемого преступления, поскольку в обоих случаях имеется единый умысел и общая цель, объединяющие несколько совершенных действий в нечто цельное. Однако теория уголовного права смогла разрешить и данную проблему, поскольку общий результат поведения, в одних случаях (в продолжаемом преступлении) обязательно конкретизируется по объему, размеру, весу, количеству, тогда как в других (при промысле) – не конкретизирован, имеет неопределенный характер. На этой основе разграничение продолжаемого преступления и промысла становится абсолютно точным и непротиворечивым, что исключает само по себе проблемы квалификации множественных преступлений в указанном смысле. Иных проблем соотношения множественных и единичных преступлений мы не видим.
Вторая группа вопросов связана с соотношением видов множественности, закрепленных в законе. Главным из них был вопрос о соотношении, с одной стороны, совокупности преступлений и неоднократности, отраженных в первой редакции Уголовного кодекса 1996 г. (ст. 16, 17 УК). Действительно неудачная формулировка неоднократности в законе приводила к неясностям в соотношении неоднократности и совокупности преступлений, что вызывало дискуссии в теории уголовного права.[824] С исключением неоднократности из уголовного закона и передачей функций неоднократности совокупности преступлений ситуация резко изменилась в лучшую сторону, проблема соотносимости искусственно разделенных видов множественности преступлений исчезла сама по себе, соответственно, исчезли и теоретические дискуссии. И что очень важно в плане квалификации, исчезли дискуссии применительно к статьям Особенной части, где была отражена неоднократность и где конкуренция неоднократности и совокупности преступлений выступала довольно отчетливо. С этой точки зрения Федеральный закон от 8 декабря 2003 г., устранивший ненужную конкуренцию в законе, трудно переоценить.
С другой стороны, при существовавшей в законе редакции неоднократности, в которой отсутствовала ясность по наличию или отсутствию в неоднократности судимости, возникала конкуренция неоднократности и с рецидивом с соответствующим отражением на квалификации. С исключением неоднократности и точным указанием в ст. 17 УК на то, что совокупность преступлений не связана с судимостью, соотношение видов множественности, отраженных в ст. 17, 18 УК, стало абсолютно прозрачным и бесспорным. И в этом плане трудно переоценить достоинства указанного Федерального закона.
Однако нельзя сказать, что вовсе исчезли проблемы квалификации. Вполне понятно основной массе криминалистов, что закон, вводя неоднократность (совершение преступления лицом, ранее совершившим преступление), вовсе не имел в виду двойной учет прежних преступлений; он просто термином «неоднократность» охватывал все ранее совершенные преступления, что исключало признание их совокупностью преступлений. В этом и заключался основной недостаток неоднократности, за которой могло скрываться и одно, и два, и десять тождественных преступлений с одной и той же санкцией вне зависимости от количества совершенных преступлений. Именно с данных позиций, но не с позиций двойного учета, следует согласиться с Б. В. Волженкиным по поводу несправедливости неоднократности,