Это вовсе не означает, что исследователь находит только те или иные факты, он еще устанавливает и социальную значимость содеянного. Коль скоро мы говорим о квалификации преступления, а преступление характеризуется двумя важнейшими признаками – общественной опасностью и противоправностью, применение права на первом этапе как раз и предполагает установление общественной опасности поведения лица. Второй признак преступления – противоправность – прерогатива первого и второго этапов квалификации. В связи с этим можно было бы выделить два уровня: вычленение фактических обстоятельств дела и разрешение вопроса об их социальной значимости. Они сосуществуют параллельно (определяется наличие элемента – деяния и его признака – общественной опасности и т. д.). Поэтому становится важным не только установить наличие всех объективных и субъективных свойств явления, но и общественную опасность его элементов. Поскольку общественная опасность преступления складывается из общественной опасности последствия, что исходит из значимости нарушаемых общественных отношений, общественной опасности деяния (действия, бездействия), общественной опасности способа, места, времени совершения преступления, общественной опасности личности в связи с его виной, мотивами, целями, степенями антисоциальной направленности сознания, поведения окружающих лиц, постольку все это становится предметом исследования в уголовном праве и процессе.
Первый этап применения права важен потому, что он является фундаментом для квалификации преступлений, именно поэтому от его надежности зависит успех квалификации. Надежность же анализируемого этапа зависит от методики установления фактических обстоятельств дела. Думается, что анализируемая деятельность должна быть тесно связана с законом тождества в его прямом формально-логическом понимании, когда фактически устанавливается равенство самому себе деяния, последствия и других элементов реально содеянного, т. е. с идентификацией их. Идентификация здесь предполагает максимально точное установление объема каждого из элементов и признаков, чтобы каждый из них в своем реальном существовании совпал всеми своими свойствами с тем отображением его, которое определяет правоприменитель. Верно проведенная идентификация является залогом правильности будущей квалификации.
Для грамотного, мыслящего юриста первый этап применения права как таковой особых трудностей не представляет. Естественно, нельзя сказать, что установление фактических обстоятельств дела – безоблачное занятие для исследователя. В качестве примера приведем дело Д. Вечером 6 ноября 2002 г. Д. пришел в сарай С. с ружьем. В связи со случайным выстрелом в пол сарая произошла ссора между Т. и С, с одной стороны, и Д. – с другой. Д. взял свое ружье и вышел из сарая. Выстрелом через стекло С. был убит. Кассационная инстанция вернула дело на новое судебное рассмотрение; надзорная инстанция поддержала это решение. В обоснование решения было указано: 1) не исследованы и не оценены доказательства, противоречащие выводам суда; 2) законный представитель Д. заявил, что Д. вернулся домой около 22 часов, спокойный и лег спать, около 23 часов законный представитель услышал шум на улице, говорили о выстреле в С; алиби ничем не опровергнуто; 3) точное время произошедшего не установлено – законный представитель говорит о 23 часах, в предъявленном обвинении значится производство выстрела в двенадцатом часу ночи, вызов скорой медицинской помощи С. зарегистрирован в 22 часа 34 минуты; 4) суд немотивированно отверг показания Д. о неосторожном причинении вреда; 5) не указаны в явке с повинной цель и мотив производства выстрела.[535] Как видим, отмена приговора возникла в связи с проблемой «привязки» данного деяния к конкретному лицу (не отвергнуто алиби), хотя при надлежаще оформленной явке с повинной, которая сама по себе исключает алиби, этот вопрос не должен был возникнуть; в связи с недоказанностью умысла; в связи с недоказанностью времени совершения деяния, хотя его можно с достаточной точностью установить по медицинским документам, и это точно не одиннадцать часов вечера и не в двенадцатом часу ночи. Несколько настораживает в приведенной аргументации отмены приговора то, что Верховный Суд не видит разницы в этапах применения права. С одной стороны, он верно говорит о недостатках установления фактических обстоятельств дела («привязки» деяния к Д.; установления времени совершения деяния); с другой – об отождествлении с законом – не отвергнута неосторожность. На наш взгляд, Верховный Суд должен был указать на то, что суд первой инстанции не установил точно и однозначно психическое отношение лица к его деянию, не прибегая к юридическим терминам «неосторожность» или «умысел», поскольку здесь еще нет ошибок отождествления, а есть ошибки установления фактических обстоятельств дела.
Иной сопоставительный материал появляется на первом этапе квалификации, когда возникает необходимость установить тождество деяния и модели преступления. Именно на данном этапе «все факты, используемые в процессе доказывания, следует разделить на три категории: исходные фактические данные, выводные факты, искомые факты».[536] Примерно так же определяет информацию и И. В. Андреев: 1) исходная информация, 2) искомая информация, 3) требование найти искомую информацию, правда, называя это элементами задачи квалификации.[537] Однако ошибкой авторов является именно деление всех фактов на три самостоятельные группы. Авторы далее и сами утверждают, что их самостоятельность относительна, поскольку вводят в число выводных фактов и искомые факты.[538] И действительно, классификация произведена несколько неудачно с нарушением формально-логических правил классификации. Указанное нарушение мешает авторам ясно и недвусмысленно высказать мысль, что в данном случае речь идет не о делении фактов на три самостоятельные группы, а о трех стадиях установления фактических обстоятельств дела, которые имеют различное значение для разрешения дела; факты выступают на различных стадиях: либо в качестве исходных, либо выводных, либо искомых. При этом круг фактов значительно и постепенно сужается: в центральной части остаются обстоятельства, имеющие значение для квалификации (сначала они выступают в качестве исходных, затем – выводных и окончательно – искомых), а на периферии – остальные факты. Схематически это можно изобразить следующим образом (рис. 4):
Рис. 4
Дифференциация указанных стадий базируется на делении всех установленных фактических обстоятельств на существенные и несущественные. Однако необходимо помнить о соотносимости этих понятий с целями исследования: нельзя выделять существенные и несущественные обстоятельства только применительно к процессу квалификации, поскольку несущественные для квалификации элементы могут оказаться существенными для назначения наказания. Поэтому таковые полностью отбрасывать нельзя. По существу, несущественные элементы могут иметь место только по иным обстоятельствам, но и данные обстоятельства на основании ст. 73 УПК РФ подлежат доказыванию по делу. Тем не менее применительно к квалификации преступлений, когда должны быть выделены элементы, криминально значимые с позиций будущего преступления, определенная часть обстоятельств в ходе отождествления с моделью преступления может оказаться излишней, несущественной.
Разумеется, так называемые факультативные элементы преступления внешне незначимы для квалификации преступления, поскольку они не указаны в диспозиции напрямую, поэтому вроде бы при сопоставлении деяния и диспозиции безразличны. На самом деле это не так. Например, возьмем деяние, соответствующее диспозиции ч. 1 ст. 105 УК РФ, которая говорит об умышленном убийстве; из нее вроде бы следует, что необходимо доказывать деяние, последствие, причинную связь и умысел. Однако в действительности и все остальные элементы преступления: способ, место, время, особенности субъекта, мотив, цель – оказываются максимально значимыми, они позволяют отграничить деяние, подпадающее под данную норму от деяний, подпадающих под смежные с нею нормы (государственные преступления, воинские преступления, иные преступления против личности). Следовательно, и они влияют на квалификацию, и до сопоставления с диспозицией нормы исследователь не имеет права отбросить ни одно из названных обстоятельств, ни одну их характеристику.
Коль скоро при квалификации преступлений речь идет о моделировании, установление тождества между деянием и моделью преступления может быть более конкретизировано. На этом фоне в уголовном праве и смежных отраслях науки предприняты определенные шаги в направлении связи между квалификацией преступлений и формальной логикой, ее правилами и законами, которые, по мнению авторов, могут способствовать формализации квалификации. В основном авторы обращаются к простому категорическому силлогизму. Вроде бы решение, во многом упрощающее ситуацию: Иванов совершил тайное хищение чужого имущества; в ч. 1 ст. 158 УК предусмотрено тайное хищение чужого имущества, следовательно, Иванов совершил преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 158 УК.[539] Тогда откуда берутся многочисленные ошибки квалификации, о которых пишут многие авторы, в том числе и автор приведенного силлогизма?[540] Ошибки и возникают, в конечном счете, на основе построения силлогизма. Обратим внимание на предложенный силлогизм, уже здесь основания силлогизма изложены неверно. Ведь Иванов совершил не тайное и не хищение имущества; он завладел имуществом другого лица помимо его волеизъявления, когда этого завладения никто не видел или не осознал как завладения. Тайность хищения – это уже правовая категория, которая относится ко второй посылке силлогизма. И если теоретики не видят в этом разницы, то чего мы можем требовать от практиков, которые без надлежащей теоретической основы «варятся в собственном соку».