Вернёмся к изначальному предмету нашего исследования. Даёт ли такое понимание знака выход из ловушки прагматизма и уловок постмодернистской традиции? Даёт ли эта теория способ обрести баланс информационной неопределённости? В описанной теории, которую мы ранее назвали каузальным дуализмом, или теорией не-систем, оказывается, что в основании знаковой системы находится онтологический раскол, который для нас существует как нечто идеальное, – недостающие элементы каузальных топологий нервной системы.
Фактически это – описание телеологической причинности Аристотеля на нейронном уровне. А это, в свою очередь, означает, что фундаментально знак оказывается укоренён здесь в той цели, которую он и формирует. То есть знак и цель оказываются историческими близнецами. Больше нельзя сказать, что знак нужен для коммуникации, так как знак – её материал. Знак нужен для какой-то цели, так как он и есть в конечном счёте сама эта цель, но в ином отношении, а именно в том, в котором знак управляет балансом информационной неопределённости. Знаки подчиняют читателя, если только потреблять их, и, напротив, позволяют осознавать, если создавать их самостоятельно.
Так, один из известнейших симулякров в философии – иллюзия, создаваемая хитроумным демоном Декарта. Если задаться вопросом, куда действительно приводит сомнение, то выяснится, что, каким бы изворотливыми ни был демон, какие бы хитроумные симулякры он для нас ни создавал, всегда есть место разным версиям: картезианской, спинозианской, лейбницианской и т. д. А это значит, что симулякр не скрывает истину, а, напротив, создаёт условия, в которых человек стремится к истине, а точнее – к убеждённости или надежде. И всё зависит от того, кто ищет. Знаки не ограничивают того, кто достраивает свой мир новыми знаковыми системами, тем самым задавая и ценностные ориентиры.
Как мы уже отмечали, знакотворчество связано у человека с осознанием чего-либо, и один из видов такого осознания – акт молитвы. Смысл осознанной молитвы заключается в творении знака для личности. Пример такой молитвы, открывающей молящемуся новый знак, – это, несомненно, Гефсиманское моление, или Моление о чаше Иисуса Христа. Очевидно, что речь идёт не о самом Христе, а о том, кто читает эту молитву. В ней Христос говорит: «Да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты». Затем он говорит: «Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить её, да будет воля Твоя»; и заключает: «…вот, предаётся Сын Человеческий в руки грешников. Встаньте, пойдём; вот, приблизился предающий Меня».
Вместе с Молением о чаше человек открывает для себя неожиданную идею, что Бог может страдать так же, как и человек. Это становится знаком неизбежности страданий или истины о реальной природе мира. Мир несовершенен, в нём есть страдания. И даже Бог не лишён этой участи. Далее молитва Христа переходит от темы неизбежности к теме воли. Христос говорит: «Да будет воля Твоя», – и мы снова видим в этом знак того, что есть место воле. И воля оказывается выше, сильнее неизбежности. Иными словами, молитва сначала как будто заставляет молящегося смириться, но потом показывает, что, оказывается, воля сильнее неизбежности. И, наконец, в третьей части Христос переходит от идеи к действию. Воля вершится над неизбежным, и тут мы видим знак того, что действие воплощает волю.
Мы также замечаем, что ученики Христа ещё спят, и все эти знаки им пока недоступны. Они вынуждены постигать эти знания самостоятельно. Ученики здесь олицетворяют каждого, кто «спит», но, коль скоро обращается к Молению о чаше, осознаёт знаки: неизбежность, волю и поступок. Каждому человеку, как и Христу в Евангелии, рано или поздно приходится создать для себя эти знаки. Один из путей такого знакотворчества – это молитва или вообще чтение в широком смысле.
Знак как вещь. Токенизация текста
Проблема интерпретации современных текстов заключается в том, что они скрывают вещи, а не раскапывают их. В текстах мы привыкли видеть правила, модели. Мы примеряем их к тем моделям, которыми обладаем в памяти, и часто, особенно в последнее время, приходим к выводу, что получаемые инструкции противоречат друг другу. Через СМИ с разных сторон к нам поступает противоречивая информация, и это становится причиной недоверия, пожалуй, почти ко всему.
Но мы недооцениваем вещность текстов, которая может быть отчётливее для нас благодаря современным технологиям. Мир многосубстанционален, но не противоречив. Любой парадокс свидетельствует лишь о неверной логике, в которой мы рассматриваем явления. Если знание, например, недоступно, то нужно говорить об убеждениях, а не о знаниях. Видя в текстах вещи, мы смогли бы избежать очень многих парадоксов. Для этого текст должен обладать следующими вещными свойствами.
1. Уникальность (вещность). Каждая вещь уникальна сама по себе. Чтобы изучать вещь, нужно непосредственно или опосредованно взаимодействовать с ней самой в её уникальности. Копия вещи может содержать отклонения, о которых мы не знаем. Если текст уникален, то, изучая его, мы всегда можем быть уверены, что изучаем сам текст, а не его копию.
2. Принадлежность (авторство). Если вещь принадлежит человеку или организации, то нужно знать об этой принадлежности. Читая каждое слово, каждый знак препинания в тексте, мы хотели бы знать, кому принадлежит это слово или этот знак.
3. Статус. Каждая вещь создана природой, животным или человеком. Если вещь создана человеком, то она может иметь разный статус в зависимости от принадлежности к автору (человеку или организации). Статусы составляют иерархию в двухмерном (многомерном) пространстве. Основными критериями иерархии статусов могут быть, например, научность и фактичность. Критерии также могут оценивать художественные качества текста и пр.
4. Статус уровня перевода. Для тестов критично качество перевода на разные языки с исходного языка автора.
Для реализации проекта овеществления текстов нужно создание специальных институтов – например, рейтинговых агентств, присваивающих статус научности и фактичности создаваемым авторами (человеком или организацией) текстам. Причём рейтинг может регулярно меняться; в таком случае не только каждого автора, но и каждое отдельное произведение (статью, новость, книгу и пр.) можно подвергнуть рейтингованию. Кроме того, нужно создание и таких рейтинговых агентств, которые будут оценивать качество перевода текста, которое представлено в каждом конкретном случае.
Главное условие успеха овеществления текстов – это, однако, их токенизация. Чтобы быть уникальным, каждый текст, как и вещь, должен существовать в единственном числе (свойство 1). Отображения текста для разных читателей должны быть его токенами, то есть быть им же самим (это как телескоп – электронное средство, с помощью которого мы видим одну и ту же вещь вдалеке – текст).
Токен текста, в свою очередь, должен иметь свойства 2, 3 и 4, содержать информацию о принадлежности, научный и фактологический статусы автора и статус качества перевода (в случае перевода). Либо статус, что текст не переведён.
Если какой-то текст содержит цитаты, вставки других авторов и т. д., то, значит, он состоит из нескольких токенов. Читатель должен это видеть, понимать авторство каждого слова и знака препинания, качество перевода каждого слова и фразы, если необходимо.
Представленный таким образом текст сразу разоблачает всех авторов и организации, стоящие за ним (даже если они не упомянуты), экспертизу этих организаций и т. п. Безусловно, такой проект – дело будущего, но он, несомненно, нужен и должен быть осуществлён. В противном случае современный читатель остаётся именно в том положении, в котором его стремится видеть современный автор: в положении исполняющего команды.
Вагонетка и плюралистическая этика
Известна «проблема вагонетки», которая, кажется, не имеет никакого разумного решения. Выбрать между убийством одного или пятерых людей невозможно, так как в обоих случаях речь идёт об убийстве. С позиций утилитаризма, конечно, меньшее число страданий было бы предпочтительнее, но это слабое утешение, когда нужно нажать на курок, чтобы убить одного.
Плюралистический подход, однако, мог бы показать, что сама «проблема вагонетки» есть следствие того, что мы пытаемся скрестить принципы, которые очень плохо сочетаются. Каждый из них имеет свою природу. Утилитаризм – это фактически то, что подсказывает нам здравый смысл, или, как мы покажем далее, биологический принцип адаптации и выживания. А категорический императив Канта, запрещающий убийство, есть выражение идеи всеобщего равенства существ, наделённых сознанием (волей). То есть это фактически социальная теория общежития, или теория коллективной адаптации и выживания сознательных существ как группы. Это мы тоже постараемся обсудить.
Но прежде заметим, что биологические и социальные мотивы часто не совпадают друг с другом. Примирить их не представляется возможным, когда речь идёт, например, о выживании или об иных пограничных состояниях. Как же мы поступаем в таких ситуациях? Ведь мы не в состоянии найти некий более общий, более фундаментальный единый принцип, который бы показал: в таких-то ситуациях нужно уступить утилитаризму, в таких-то – категорическому императиву. Но, как следует из «проблемы вагонетки», что-то решить всё же надо, так как ситуация часто ограничена во времени. Как же мы принимаем решение?
Мы не откроем Америку, сказав, что решение всегда будет формой компромисса двух этих принципов. Но что значит компромисс? Это не просто смешение по типу «возьмём немного того и немного этого». Фактически компромисс здесь означает, что один из двух принципов берётся за основу и дополняется некоторыми пунктами из второго принципа. То есть берётся, скажем, категорический императив – и дополняется деталями утилитаристского характера. Или наоборот. То есть фундамент всё равно остаётся один.
Например, эвтаназия есть убийство, но, если человек из-за болезни живёт в невыносимых страданиях, можно было бы рассудить так. Убийство в данном случае имеет ещё и элемент милосердия, то есть могло бы избавить от страданий. Избавление от страдания – утилитаристская ценность, но её сложно не принять во внимание. Однако – как это следует делать? Как установить критерий, когда степень страданий такова, что воля больного может быть принята во внимание? Тем более что страдания субъективны и возможны всяческие злоупотребления.