Единое ничто. Эволюция мышления от древности до наших дней — страница 23 из 26

тылочную, островковую и лимбическую. В свою очередь, области подразделяются на подобласти и поля. Основной тип прямых и обратных связей новой коры – вертикальные пучки волокон, приносящие информацию из подкорковых структур к коре и посылающие её от коры в эти же подкорковые образования. Наряду с вертикальными связями имеются внутрикортикальные – горизонтальные – пучки ассоциативных волокон, проходящие на различных уровнях коры и в белом веществе под корой. Горизонтальные пучки наиболее характерны для I и III слоёв коры, а в некоторых полях – для V слоя. Горизонтальные пучки обеспечивают обмен информацией как между полями, расположенными на соседних извилинах, так и между отдалёнными участками коры (например, лобной и затылочной). Функциональные особенности коры обусловливаются упомянутым выше распределением нервных клеток и их связей по слоям и колонкам»[198].

Итак, анализируя, как трансформируется информация в искусственной нейронной сети от слоя к слою и по каким «признакам» нейронная сеть узнаёт Бена Аффлека, мы, вероятно, может понять, как это делает и наш мозг на подсознательном уровне. Это особенно важно, учитывая, что за этими промежуточными стадиями анализа скрываются те реальные закономерности мира, которые выявляет как наше подсознание, так и искусственная нейронная сеть.

Один из подходов к такому виду интерпретации данных может быть основан на анализе уровня сложности (мерности) промежуточных объектов анализа. Это мог бы быть анализ роста мерности предиката от слоя к слою. Обратим внимание, что на входе в нейронную сеть всегда имеет место вектор данных, где каждая ячейка данных есть одноместный предикат или одномерное отношение, например число. Если речь идёт о чёрно-белом изображении, то каждый пиксель изображения может быть задан цифрой 0 или 1. При этом на выходе ситуация принципиально иная. Нейронная сеть по нулям и единицам на входе учится узнавать Бена Аффлека и отличать его от Роберта де Ниро. Причём Аффлек может быть в хорошем или плохом настроении, улыбаться, хмуриться или скучать. Набор пикселей на входе будет разным, а на выходе мы всё равно получим имя актёра, то есть знак, указывающий на этого человека.

Также нейронная сеть может распознавать некоторые типы отношений между объектами. Тогда на выходе будет иметь место не просто знак, но и отношение, для описания которого нужен двухместный предикат. То есть пиксели означают, что на изображении имеет место какое-то действие, процесс или ситуация. Магия трансформации нулей и единиц в такое отношение между объектами происходит постепенно, от слоя к слою. И это обстоятельство требует всестороннего изучения, так как похожая по смыслу трансформация происходит в рамках проблемы «душа – тело».

Человек надеющийся (вместо заключения)

На предыдущих страницах было немало критики, и особенно важно, что наша критика коснулась современного человека. Не пора ли сказать о нём и что-то позитивное? Мы начали с того, что из-за своего ни на минуту не останавливающегося развития человек постоянно трансформируется. Меняется не только культура жизни, но и образ мысли, а именно широта логики мышления. Мышление в критериях убеждённости или веры, что было характерно для человека убеждённого, двигало и развивало его более двух с половиной тысячелетний, но недавно оно перестало быть передовым. Эволюция форм мышления вышла на новый виток, и сегодня человек убеждённый постепенно уходит.

Ещё десятилетие назад можно было, не оглядываясь, утверждать, что наука в своих самых глубинных основаниях так или иначе опирается на элемент веры, и при этом оставаться прогрессивным учёным. Мы верили в симметрию, в Стандартную космологическую модель, в электрический заряд, в сложение и вычитание, в то, что есть цифры, есть субъект и предикат. Сегодня это уже не так, и вовсе не потому, что вера перестала быть нужна для понимания науки (помимо знания). Просто вера – это уже слишком хорошо для нас. Представители передовой науки всё яснее понимают, что человек постепенно теряет поддающееся интерпретации понимание того, что исследует, а следовательно, теряет и возможность верить в свои знания.

Современные теоремы (скажем, в математике) часто так сложно доказать, что этот труд благоразумно отдаётся трудолюбивому и не знающему усталости искусственному интеллекту. Но, что важнее, полученные доказательства занимают так много места и настолько сложны, что человек уже не в состоянии их как-то интерпретировать. Что это означает? Что он вынужден надеяться на то, что искусственный интеллект, совершающий и проверяющий доказательство теоремы, обладает достаточными средствами, чтобы делать всё правильно.

Сегодня мы не верим в Бога, как когда-то. Мы надеемся, что верим. И это не оборот речи, а формула. Вера в Бога стала сложной конструкцией, включающей некоторый уровень научной эрудиции, обыденные наблюдения, свидетельствующие о том, что чудо не спешит происходить, и тому подобные печальные соображения. Поэтому вернее всего будет сказать: теперь мы надеемся, что наша вера в Бога сильна, что она имеет основания и смысл. Такое положение дел не означает, что Бог больше не нужен и следует разрушать храмы или запрещать религии. Напротив, это означает, что храмы нужны как никогда. Многие без них просто потеряют последнюю надежду на какой-то смысл.

«Надежда» – вот верное слово, которое описывает современного человека во всех сферах жизни и деятельности. В науке, религии и, конечно, в политике. Мы больше не можем без оглядки верить в идеи, бросаться с головой в омут каких бы то ни было убеждений. Нам остро необходимо искать новые, по возможности наиболее твёрдые основания, нашей духовной, социальной и политической жизни. Но что это означает? Какими могут быть эти основания, если не новой религией, новой убеждённостью?

Сформулируем вопрос иначе. Кто этот таинственный человек надеющийся, или человек одинокий, о котором мы так много говорим? Чего он хочет, что ожидает от мира, от общества? Что удовлетворит его взыскательные запросы? Не является ли, более того, человек надеющийся формой вырождения и деградации человека вообще? Ведь он больше не верит твёрдо, а только лишь надеется, что верит. Не делает ли это его слабым, беспомощным, податливым?

Человек убеждённый всегда мог быстро ответить на любой вопрос. В этом ему на помощь приходили его убеждения. Но и ответ сильно зависел от этих убеждений. Человек надеющийся должен быть значительно осторожнее в суждениях, ведь он ни в чём не уверен наверняка. Как только он начинает испытывать уверенность в чём-либо, то немедленно возвращается в положение убеждённости.

Человек убеждённый легко заводил единомышленников, так как всегда есть те, кто убеждён в том же самом. Но зато у него было и много врагов, думающих иначе. Человек надеющийся одновременно и более одинок, и более дружелюбен. У него значительно шире взгляды и меньше социальных табу. Он никогда не станет апеллировать к традициям, считая их абсолютным добром, а новшества – злом.

Что же тогда составляет систему взглядов человека надеющегося? Очевидно, что это определённая градация надежд. По аналогии с тем, что для человека убеждённого существует своего рода градация типов убеждения. Перечислим некоторые из форм убеждённости.

1. Убеждение в знании – форма убеждения, в соответствии с которой возможны достоверные системы знаний (например, о том, что имеет место здравый смысл или верен, скажем, только натуралистический подход). Эту форму могут образовывать и частные установки-убеждения (например, в том, что каждый человек остаётся самим собой на протяжении всей жизни, или что одна и та же причина в равных обстоятельствах всегда приводит к одному и тому же следствию, или что равенство – самая справедливая форма реализации свободы). Убеждение только в одной системе научных знаний есть одновременно непринятие другой системы знаний.

2. Убеждение в идее – это такая форма убеждения, при которой некоторая система идей может иметь приоритет над другими системами и предпочтительна в целом, несмотря на некоторые недостатки. Это любая идеология, от политической до религиозной. Идеология, с одной стороны, есть такая система знаний, которая максимально упрощена и очищена от лишней информации. Это становится возможно за счёт архивации знаний в виде простых лозунгов, доступных идей и образных сравнений. Поэтому, с другой стороны, идеология является удобной формой доступа к знаниям, которая в любой ситуации позволяет получать быстрый ответ на сложные вопросы. Иными словами, идеология есть удобная форма управления достаточно развитым обществом, требующим объяснений.

3. Убеждение в ценности. Здесь речь идёт о том, что в процессе жизни у человека могут формироваться те или иные системы ценностей, которые он принимает как базовые и устойчивые, долго не подвергая их сомнению. Из этой убеждённости вырастают, например, все формы как дискриминации, так и сочувствия. Убеждение в ценности часто используется как фундамент для формирования убеждения в идее.


Список можно было бы продолжить. Заметим, что формы убеждения разделяют людей на группы: приверженцев той или иной научной теории, последователей той или иной политической системы или религии, апологетов той или иной ценности и т. д. Человек убеждённый обязательно принадлежит к какой-то из перечисленных групп. В отличие от него, человек надеющийся нейтрален по отношению к формам убеждённости. Для него принципиальны не сами убеждения, а их соотношение.

Человек надеющийся не может быть приверженцем только одной научной теории или даже парадигмы, он предпочитает использовать сильные стороны разных теорий и парадигм. Не в психологическом смысле комфорта или даже ситуативной конформности, а в полноте логической двухмерности и открытости новому. Он также толерантен ко всем религиям, ко всем системам ценностей, которые не создают вредных ограничений и не унижают человеческого достоинства. Он приверженец и плюралистических взглядов в политике, и, видимо, предпочитает гибкую систему взаимодействия с властью, когда индивид может определять степень своей зависимости от правительства. Весьма вероятно, что человек надеющийся в своей зрелости придёт к какой-то из форм анархо-плюрализма, но это требует принципиально нового технического уровня. Для этого нужно, чтобы каждый человек с рождения мог оставаться в независимом положении, определяя свою судьбу. Сегодня это кажется фантастикой, но, возможно, станет реальностью всего через столетие.