Всё вышеперечисленное послужит основой для трансформации ядра, поскольку ничего у них не изменится и не заладится без надлежащего пиетета по отношению к своей миссии или предназначению. В любом случае изменения, не закрепленные на самом глубинном, ядерном уровне, окажутся непрочными и недолговечными!
При навигации по этим уровням изменений главное — не забывать и о столь важной вещи, как управление собственным сознанием. Так что давайте-ка рассмотрим, что творится у нас в мозгу в процессе таких изменений.
Наш головной мозг можно считать состоящим из трех неотъемлемых частей, развившихся в процессе эволюции: мозга рептилии, мозга млекопитающего и коры больших полушарий. Эту модель «триединого мозга» нейробиолог Пол Маклин[6] предложил для упрощения понимания функций головного мозга человека, который в реальности, конечно, устроен намного сложнее3. Из своей врачебной практики Маклин сделал вывод, что человеческий мозг — это на самом деле три мозга в одном черепе (отсюда и термин «триединый»). Ему же принадлежит и термин лимбическая система:
1. Мозг рептилии, или проторептильный мозг (анатомически включает ствол головного мозга, средний мозг и базальные ядра). Стволовая и прилегающая к ней часть головного мозга, находящаяся у основания черепа, — древнейшая и примитивнейшая. Под управлением рептильного комплекса находятся базовые физиологические функции, системы и процессы: дыхание, питание, половое влечение, стремление доминировать, агрессия, терморегуляция, вестибулярный аппарат и т. п. Работает рептильный мозг на уровне безусловных рефлексов, идущих от инстинкта выживания; по сути, это механизм, работающий по принципу автоматической реакции на стимулы и раздражители, призванной сохранить нам жизнь. Причем понятие качества жизни на этом уровне отсутствует. Мозгу рептилии понятны лишь две крайности: жив ты или мертв. Но именно через рептильный комплекс мы получаем еще и всю исходную сенсорную информацию извне, поступающую в мозг от органов чувств (зрения, слуха, осязания, обоняния и вкуса).
2. Мозг млекопитающего, или палеомаммальный мозг (включает миндалевидное тело, гиппокамп, гипоталамус и прочие структуры лимбической системы). Второй слой заведует эмоциями, мотивацией, когнитивными функциями, оперативной памятью и реакциями на опасность (то есть именно на этом уровне определяется наш отклик на внешние раздражители посредством приобретенных рефлексов и инстинктов, выработавшихся у нас в процессе жизненного опыта). Ключевую роль здесь играет лимбическая система — эмоциональный центр головного мозга, определяющий наш выбор «звериной» защитной реакции: бейся/беги/замри/сдайся. Мозг млекопитающего также главным образом озабочен выживанием, однако в нем есть место и для более изощренных чувств, таких как тоска от разлуки, социальные эмоции, материнская забота, гнев и отчаяние, счастье и любовь.
3. Новая кора (неокортекс), или неомаммальный мозг. Новейший и самый высокоразвитый отдел головного мозга. В сочетании с префронтальной корой лобной доли новая кора больших полушарий позволяет нам планировать, изобретать, решать сложные задачи, мыслить абстрактными категориями и визуализировать идеи. Именно неокортекс дает способность анализировать и оценивать свой опыт как количественно, так и качественно, сравнивать его с абстрактным идеалом и желать перемен к лучшему. Именно новая кора отвечает за функциональную поддержку самых продвинутых аспектов человеческого поведения и способностей, включая социальные связи, изготовление и применение инструментов, языковое общение, предвидение возможных сценариев будущего и высокоуровневое самосознание. Именно этой частью мозга мы осмысляем сенсорные данные, поступающие туда от органов чувств через рептильный мозг.
Сочетая возможности лимбической системы мозга млекопитающих с механизмами выживания, заложенными в рептильном мозге, мы становимся обладателями мощного комбо-пакета, который в дальнейшем будем называть животным мозгом вслед за моим учителем Карлом Букхайтом из учебно-методического центра NLP Marin4. Стоит нашему животному мозгу отождествить какое-либо явление с безопасностью или выживанием, эта связь закрепляется в нем до конца наших дней, поскольку, повторю, животному безразлично качество жизни: оно заботится лишь о ее сохранении.
Например, если понаблюдать за стадом антилоп, преследуемых гепардом, вы увидите, что никаких особых стратегических ухищрений ни у одной из них не выработалось. Все антилопы реагируют на угрозу одинаково: каждая особь действует сама по себе — и спасается бегством за счет скорости. И тут совершенно неважно, знают они или нет, за которой из них гонится голодный гепард; они всякий раз всем скопом используют неизменный и не подлежащий осмыслению или корректировке подход: спасаются бегством, как только заприметят вышедшего на охоту гепарда.
Выделим для простоты два состояния мозговой деятельности. Первое назовем животным состоянием, при котором у нас задействованы не все участки головного мозга, а лишь те, что обусловливают рефлекторно-инстинктивную реакцию на опасность в режимах бейся/беги/замри/сдайся, то есть мы запускаем в мозгу одну из животных программ самосохранения (риc. 1–2). А второе — это разумное состояние, при котором нам доступны и могут быть с легкостью задействованы все наши ресурсы, благодаря чему у нас появляется дополнительный выбор вариантов реакции на угрозу (риc. 1–3).
Рисунок 1–2. Животное состояние
Подобно антилопе при виде хищника, люди, почуяв угрозу своему бизнесу, часто впадают в животное состояние. Всякое общение прекращается, командная работа рассыпается прахом. Зато вдруг пробуждается агрессия, инстинкт защиты своей территории или и вовсе модель поведения «каждый сам за себя в борьбе всех против всех». Каждый забивается в хорошо знакомый и обжитой угол, вместо того чтобы взять паузу, совместно оценить ситуацию и, включив изобретательность, прийти к конструктивным решениям.
Рисунок 1–3. Разумное состояние
Перед лицом каких угроз мы склонны паниковать и приходить в животное состояние? Перед лицом угрозы изменений, прежде всего. Наш мозг до ужаса не любит перемен. Первобытный страх перед ними прочно укоренился в самых глубинах мозга, в тех его участках, которые отвечают за безопасность и выживание, а значит, именно животное начало и побуждает нас страстно желать, чтобы всё оставалось по-прежнему, поскольку «неизменность» на этом уровне осознания тождественна «безопасности».
Увы, наше поведение в животном состоянии таково, что мы сами создаем вокруг себя атмосферу подозрительности и недоверия (вследствие недостаточных или невнятных объяснений, противоречивых и часто меняющихся распоряжений и указаний, уклончивых ответов, расплывчатых решений и/или обременения сотрудников избыточной, а то и непосильной нагрузкой) — и этим лишь усугубляем наше коллективное животное состояние. Как следствие, мы полностью утрачиваем способность мыслить творчески и инновационно. Мы даже и не ищем новых открытых возможностей, поскольку всецело озабочены проблемой выживания.
И напротив, пребывая в разумном состоянии, мы на полную катушку задействуем все три отдела головного мозга. У нас есть гибкость, сила, выбор, баланc. Получив по e-mail гневное письмо с угрозами, мы говорим себе: «М-да, похоже, плохи у человека дела», а не озабочиваемся, как нам реагировать на животном уровне: биться, бежать, затаиться или сдаться.
Изменения и рост как раз зависят от нашей способности переключаться из животного состояние в разумное — и позволить рассудку, а не одним лишь инстинктам влиять на наши решения и управлять поведением. При переменах все мы в той или иной степени испытываем страх, а потому первейшая и жизненно важная задача — постоянно помогать людям чувствовать свою защищенность, сопричастность и значимость, с тем чтобы помочь им всем переключиться в разумное состояние.
Вскоре мы к этому вернемся подробнее, но прежде давайте посмотрим, как формируется опыт переживаний, приводящий нас в итоге либо в животное, либо в разумное состояние, и как это сказывается на положении дел на работе.
Ежесекундно нас бомбардирует сенсорная информация. Зрительные, слуховые, кинестетические, обонятельные и вкусовые ощущения безостановочным потоком поступают в мозг по всем пяти каналам чувственного восприятия. И от того, как именно мы интерпретируем эти входные данные, зависит и наше структурное восприятие происходящего. Наибольшее влияние на поведение оказывают визуальные, звуковые и кинестетические сигналы, поэтому на них мы и остановимся подробнее.
То, что мы привыкли называть «мышлением», в реальности сводится к обработке непрерывной череды молниеносно сменяющих друг друга картинок, звуков и телесных ощущений, мелькающих в нашем мозгу. В схематически обобщенном виде этот процесс чувственного восприятия проиллюстрирован на рисунке 1–4.
По мере взаимодействия с внешним миром в мозгу откладываются зрительные образы, звуки, ощущения, запахи и вкусы, образуя наш чувственный опыт.
Представьте себе любимый уголок в собственном доме. С большой вероятностью перед вашим мысленным взором только что промелькнула вызванная из памяти картинка. Назовем такие устойчивые картинки визуальными образами и будем обозначать их буквой V, как это принято в нейронауке. Иногда мозг искажает хранящиеся в памяти картинки (Vs) и тем самым придает им иную смысловую окраску. Какая-то картинка может показаться излишне яркой и красочной, и мы сохраним лишь ее черно-белый отпечаток; другая может проассоциироваться в мозгу с крайне неприятным или опасным опытом, и во избежание его повторения мы окрасим ее при сохранении в память в омерзительные до невыносимости тона.