— На собраниях Анонимных Алкоголиков люди совершенно откровенны друг с другом, — пояснила она. — «Привет, меня зовут Феба, и я алкоголичка». Все искренне.
— Да, мне, наверное, было бы полезно. «Привет, меня зовут Джули, я дочь Бога».
— Ты, я вижу, с религией не в ладах, — вставила Айрин.
— Меня больше интересует физика.
Феба разломала коржик и вынула из него записку.
— Здесь написано: «Ты собираешься сообщить своей лучшей подруге удивительную новость», — объявила она.
— Правда? — встрепенулась Айрин.
— Не новость, а просто сенсация! — продолжала Феба. — Потрясней, чем «Я была суррогатной матерью снежного человека».
Джули натянуто улыбнулась:
— Потрясней, чем «Ученые доказали, что конституцию Соединенных Штатов написали инопланетяне»?
— Потрясней. Мы с Айрин… Слово, солнышко!
— Женимся, — подсказала Айрин.
— Женимся, — эхом повторила Феба и, подмигнув, потрогала пальцем обручальное кольцо Джули.
— Вы, я вижу, действительно любите друг друга, — растерянно произнесла Джули, заставив себя улыбнуться.
— Ну что такое? — встревожилась Феба. — Ты ведь не ревнуешь?
— Не ревную.
Что и говорить, Джули ревновала. Кто бы не ревновал на ее месте? После стольких лет она наконец вернула Фебу к жизни, и нате вам — придется делить ее с этой занудой.
— Кац, мне это необходимо. Ты всегда будешь моей лучшей подругой. Но по большому счету помочь алкоголику может только алкоголик.
— Свадьба — это еще не все, — подлила масла в огонь Айрин. — Мы хотим маленького.
— Ага, маленького, — поддакнула Феба.
Джули сжала зубы и уцелевший кулак. Ее истерзанная, выхолощенная матка скукожилась от зависти.
— И кто из вас будет его вынашивать?
— Я проверилась, — с готовностью сообщила Феба. — Я здорова, как девчонка из группы поддержки. Осталось только изловить какого-нибудь эльфа с волшебным порошком и — пух! — Она погладила живую руку Джули. — Послушай, Киса, я знаю, тебе хреново, эта история с твоими яичниками Но это будет общий ребенок: мой, Айрин, Бикса и твой. Мы ей никогда не скажем, кто из нас настоящая мама.
Джули разломала коржик и вынула из него свою «судьбу». «Вы тщательно и методично готовитесь к своему предприятию», — гласила записка. Она должна радоваться за Фебу. Должна.
— Здесь говорится: «Твоя лучшая подруга собирается забеременеть, и ты очень, очень за нее рада».
— Правда? — встрепенулась Айрин. — Действительно так написано?
— Ты уверена? — покосилась Феба. — В самом деле рада?
— Ну конечно рада. — У Джули заболел правый большой палец. Она машинально потерла левой рукой большой палец Молли. — А волшебный порошок? Какой-нибудь эльф есть на примете?
— Угу. Отцом будет человек, которым я всегда восхищалась.
— И кто же?
— Просто замечательный человек! Один из лучших мужчин, каких я знала.
Они могли и подождать пару дней, но терпением Феба никогда не славилась. Так что сразу после ужина они рванули к универу. Проникнуть в Институт Сохранения оказалось плевым делом. Достаточно было изложить суть проблемы Молли, и замки один за другим послушно защелкали под стальными пальцами.
Три женщины стремительно шли по коридору, залитому 60-ваттным светом. Вдоль стен в три яруса тянулись толстые стальные дверцы морозильных камер. Наконец, на одной из них Джули увидела латунную табличку с номером отца — 432. Она открыла дверцу, и ей в лицо вздохом мертвеца пахнул морозный туман. Джули потянула на себя покрытый инеем контейнер. На каждой пробирке — жесткий от мороза ярлычок с датой. Видимо, после лонгпортского взрыва из-под развалин Института выкопали все, что удалось: даты на ярлыках охватывали весь период папиного донорства. По ним можно было читать историю, как по древесным кольцам. Мюррей Кац не был прогульщиком: первую пробу он сдал в марте 1965 года и двадцать с лишним лет после этого исправно оставлял сперму каждый месяц — как правило, первого числа. После декабря 1973 года наступил перерыв до июня семьдесят шестого, когда разоренный Институт возобновил работу в Пенсильвании. Выходит, декабрь — месяц ее зачатия. Подсчитать несложно: от 1 декабря до 1 сентября — ровно девять месяцев. Значит, она родилась в срок. Как же иначе? Там, где Бог проявляет личную заинтересованность, сбоев быть не может.
— Это будет наша самая блестящая афера. — Джули вынула из контейнера пробирку с самой поздней датой и, словно драгоценный трофей, вручила ее Фебе.
— У нее твой носик, Джули. Я ее уже люблю.
— Носик? — переспросила Айрин.
Феба передала пробирку своей возлюбленной.
— Держи, солнышко, пойдем сообразим маленького книжного червячка.
«ОПАСНОЕ МЕСТО». «ТЫ ИМ НУЖНА». «Поеду», — решила Джули.
Хотя Феба для пущей верности разделила сперму на две равные части, уже первое введение было успешным. С помощью специального набора для тестирования определить точную дату овуляции было несложно, остальное довершила маленькая спринцовка. «Как Джорджина, — повторяла Феба. — Точь-в-точь как мамуля».
— Почему ты мне ничего не сказала? — обиделся Бикс, когда узнал, что Феба беременна. — Я как-никак тоже здесь живу.
— Этому дому нужен ребенок, — уверенно заявила Джули.
— Этому дому нужен спрей от тараканов и исправный душ. Дети — они как котята, Джули. Милый ангелочек вырастает и превращается в гнездовье всех пороков. Ты не представляешь, какую сумятицу внесет в нашу жизнь ребенок. Просто не представляешь!
— Мы возьмем ее численным превосходством: четверо на одного. Будем воспитывать ее все вместе.
— Я не буду.
— Стоит ей появиться, ты сразу полюбишь ее, я же знаю. Будешь брать ее с собой на работу, рассказывать своим студентам, что собой представляют детки.
— Мои ученики большей частью прекрасно знают, что собой представляют детки.
— Бикс Константин, ну не порти ты всем настроение. Не сейчас. Все будет хорошо!
Человечество не владело всей совокупностью научных знаний, но к 2012 году оно освоило простой и надежный способ определения пола будущего ребенка уже на восьмой неделе беременности. Идешь к доктору Левковичу, делаешь сонограмму матки, и минуту спустя лаборант Боб сообщает результаты обследования.
— Мальчик, — объявил Боб.
— Мальчик! — радостно визжала Феба, носясь по всему дому. — У меня в животе мальчик! — кричала она Джули, Айрин и Биксу.
Мальчик. Ревность Джули окончательно растаяла. Мальчик, Мюррей Джейкоб Кац-младший. Сколько всего интересного расскажет она маленькому братишке про их папу!
— Назовем его Мюррей.
— Мюррей-младший? У нас будет маленький Мюррей Спаркс? — Феба словно смаковала звуки, пробовала их на вкус. — Ну конечно, солнышко, решено! Маленький Мюррей!
Приятное тепло затопило Джули до самых кончиков стальных пальцев.
— Он правда будет настолько же моим, как и твоим?
— Слово герлскаута. Он будет одинаково любить всех нас.
Хотя ничто в биографии Фебы, далеко уже не юной женщины — алкоголички, воровки динамита и бывшей проститутки, — не обещало серьезного отношения к материнству, именно так и случилось. Она самозабвенно следовала всем предписаниям Левковича: отказалась от кофе, тоннами глотала витамины, каждый день вставляла специальные вагинальные свечи для предотвращения срыва. Сначала она хотела рожать дома. «В естественном окружении», — говорила она. «Как троглодитка», — ворчал Бикс. Но потом согласилась, что если все пойдет слишком «естественно» для ее здоровья, то Бикс с Айрин немедленно отвезут ее в Мэдисонскую клинику.
Беременность Фебы заполняла весь дом, как цветочный аромат, проникала в каждую трещинку и щель, поливала паркет благоуханной мастикой плодородия. Ее лицо блестело, как коричневый фарфор, голос стал мягким и влажным. Маленькая грудь набухла. Подстрекаемая языческой кровью Джорджины, она повадилась прогуливаться по их увитой азалией оранжерее и выставлять живот с маленьким Мюрреем навстречу зрелому ноябрьскому солнцу.
И все же Джули чувствовала: под земной корой материнства в ее подруге клокочут древние необузданные страсти.
— Что-то тебя гложет, — сказала она Фебе во время очередного ритуала поклонения солнцу.
— Гложет.
— Непривычно оставаться трезвой?
— А, это ерунда. — Феба погладила маленького Мюррея. — Дело не в том — отец хочет, чтобы я убила Билли Милка.
— Нет, Феба. Я это выдумала.
— Выдумала?
— Чтобы у тебя хоть какая-то зацепка в жизни появилась.
— Понятно. — Феба казалась слегка разочарованной. — Но ты действительно разговаривала с папой? Как он выглядит? Симпатичный, как я?
— Симпатичный, как ты, — кивнула Джули.
— Гордится своей африканской кровью?
— Конечно. У тебя замечательный отец. У него было четверо сыновей.
— И дочь. Дочь, которая должна застрелить Билли Милка.
— Нет, это я тебе сказала, а вовсе не он. Я.
— Не важно, кто первый об этом подумал. Идея в любом случае стоящая. Милк ведь и над мамой поиздевался, так? Знаешь, чего бы мне хотелось, Кац? Я бы хотела податься в Джерси, застрелить этого ублюдка и забрать у него то, что осталось от мамы. Прямо сей секунд.
— Что за безумие, Феба? Это плохо сказывается на малыше.
— Нагорная проповедь, да? Ты с ней по гроб жизни будешь носиться? Если кто-то заедет тебе по правой ягодице, подставь левую?
— Феба, угомонись.
— А когда у тебя на руках чьи-то останки, ты можешь их по-человечески похоронить. Церемония, цветы, поминовение — все, как положено. Меня непросто было растить.
— Знаю. Я вроде бы при этом присутствовала.
— Ты никогда не задумывалась над словом «месть», Киса? Какое оно настоящее, как оно раздвигает губы, словно ты хочешь сдуть кого-то — месть, солнышко. Так что пойдем, застрелим Милка.
— Ты хочешь похороны? Мы их устроим, хорошо. Но прекрати безумствовать.
— Да, я хочу устроить похороны.
Итак, в следующее воскресенье четверо обитателей дома 3411 по Баринг-авеню собрались на заднем дворе под развесистым платаном, листья которого окрасились багрянцем близкого увядания. Первой произнесла речь Феба. Обращаясь к земле, она заверила Джорджину, что ее дочь навсегда распрощалась со спиртным, что теперь все будет хорошо и что в ближайшем будущем ожидается появление на свет ее внука. Айрин выдала несколько банальностей на тему о том, что человеку, воспитавшему Фебу, наверняка отведено «почетное место у трона Царя Небесного». Бикс, добровольный рас