— А теперь маркиз больше не ездит во Францию?
— Он предпочитает оставаться здесь, окруженный воспоминаниями о своей супруге, и выращивать розы, которые она очень любила.
— Но разве у них не было детей?
— Увы, нет! Господь не пожелал этого. Именно поэтому они, если можно так сказать, усыновили Филиппа.
— В самом деле? А я думала, что семья шевалье проживает в Версале.
— О, это правда, там живут его мать и брат. Но если вам интересно мое мнение, то настоящий его дом здесь. Когда маркиз и маркиза увидели, какой он одинокий и заброшенный, они взяли его к себе и воспитывали как собственного сына…
Камилла была захвачена рассказом горничной; она хотела продолжить разговор, однако служанка сменила тему:
— Вы уже выбрали платье, мадам? Скоро подадут ужин, и мне кажется, вам не следует опаздывать.
— Признаюсь, мне очень трудно сделать выбор. Это платье необычайно красиво, но боюсь, что злоупотреблю законами гостеприимства, если надену столь роскошный туалет. Не вызовет ли это раздражения маркиза?
— Не думаю, мадам. Напротив, ему доставит удовольствие убедиться, что наряды госпожи еще могут пригодиться.
— Тогда я надену его.
Платье, выбранное Камиллой, выглядело поистине великолепно. Сшитое из багряного бархата, оно смотрелось в такую жаркую погоду несколько тяжеловато. Однако девушка не могла устоять перед искушением и не примерить эту красоту. Облачаясь в платье, она чувствовала, что одновременно погружается в совсем другую эпоху. Корсаж оканчивался заостренным треугольником прямо посреди живота. Декольте овальной формы подчеркивало красоту плеч. Очень широкие рукава доходили до локтя, где стягивались тяжелыми браслетами из мелких жемчужин. Широкая верхняя юбка была разрезана спереди, позволяя восхищаться пеной расшитых жемчугом кружев, украшавших нижнюю юбку; два шелковых банта придерживали приподнятые складки верхней юбки, отчего они напоминали театральный занавес.
В самом деле, в этом платье, сшитом по последней моде прошлого века, было что-то театральное. Глядя на него, становилось понятным, что женщины, носившие подобные перегруженные множеством деталей костюмы, постоянно чувствовали себя словно на сцене. Предписанная такими платьями выправка не имела ничего общего со свободой манер: это было торжество искусства над природой.
Камилла вздохнула; она никак не могла привыкнуть к невероятно жесткому корсажу. Мода на юбки, именуемые «корзинами», прошла совсем недавно; некоторое время назад для придания большего объема верхнему платью женщины надевали множество нижних юбок, которые были тяжелы, но зато прекрасно сохраняли тепло; в них никогда не мерзли ноги. Сейчас же юбка была принцессе немного коротка; вдобавок девушка никак не могла найти себе туфель по размеру. Расторопная горничная несколькими взмахами ножниц отрезала у закрытых туфель задники, и Камилла получила вполне сносную обувь, позволявшую ей и соблюсти приличия, и чувствовать себя относительно удобно. Эта же служанка предложила сделать Камилле прическу «а ля фонтанж», заколов волосы высоко на затылке и выпустив на шею несколько кудрявых прядей, но девушка отказалась; ей и так казалось, что она одевается на карнавал! Дитя своего времени, она предпочитала простые прически по моде сегодняшнего дня.
Поэтому она подобрала волосы в маленький аккуратный пучок, украсила его тоненькой ленточкой и спустилась в гостиную, стараясь передвигаться как можно осторожнее, чтобы не испортить роскошное платье.
Войдя в гостиную, она увидела обоих мужчин возле погасшего камина: они мирно беседовали. Она с трудом узнала маркиза, сменившего свой наряд садовника.
Облаченный в темно-голубой костюм, затканный серебром, старый дворянин выглядел на диво величественно; он держался прямо, гордо вскинув голову; в его горделивой осанке было даже нечто надменное. Седые волосы были тщательно причесаны, во всем его облике чувствовались утонченность и ум, что необычайно понравилось Камилле.
Она с улыбкой направилась к нему, а тот, едва завидев ее, поспешил к ней навстречу и поцеловал ей руку.
— Мадам, вы восхитительны! — восторженно воскликнул он. — Уже давно стены этого замка не видели такого изящества и такой красоты!
— Прошу вас, маркиз, — с невольным кокетством отвечала девушка, — называйте меня просто Камиллой.
— Почту за честь, — ответил старый дворянин, вновь восторженно целуя ей пальцы.
Его маленькие живые и насмешливые глаза светились радостью. Нос весьма внушительных размеров отнюдь не уменьшал исходившего от него обаяния, или, вернее, обольстительности. И, хотя его кожу испещрили сотни мелких морщин, нетрудно было заметить, что черты его точеного лица все еще не утратили своей привлекательности. Судя по форме рта, маркиз обладал легким характером, любил пошутить и посмеяться.
Он необычайно понравился Камилле, и она с радостью вручила ему свою руку, дабы он проводил ее в столовую. Улыбаясь, Филипп следовал за ними, наблюдая, как его дядя и Камилла болтают как два старых приятеля. Ясно, что оба они уже попали под действие чар друг друга. Шевалье даже почувствовал укол ревности в самое сердце, ибо вынужден был признать, что Камилла вела себя с маркизом совершенно непринужденно. С ним она никогда не была такой.
Пери-Бреснель обернулся и увидел расстроенную физиономию своего племянника.
— Я целиком завладел вами, дорогая, — шепнул он, нагнувшись к своей даме, — а это нравится далеко не всем из присутствующих.
Она залилась звонким смехом и тоже обернулась к Филиппу. Выражение лица последнего было наполовину страдающим, наполовину лукавым:
— Это правда, из вас получилась такая восхитительная парочка, что я начинаю чувствовать себя лишним.
Камилла и маркиз обменялись заговорщическими взглядами и с двух сторон взяли шевалье под руки; постаравшись, чтобы голос его звучал как можно более обиженным, Филипп обратился к Камилле:
— Значит, если бы дядя не напомнил вам, вы бы так и не вспомнили о моем существовании!
— Конечно, ведь ваш дядя гораздо галантнее вас!
— Камилла, дитя мое, признайтесь, — вмешался маркиз, помогая гостье занять место подле огромного роскошно убранного стола. — Наверное, Филипп далеко не всегда был с вами вежлив? Но я точно знаю, он иногда может… вести себя как истинный рыцарь со своими дамами.
— Я не знаю ни одной дамы, которая была бы недовольна его манерами, — ответила девушка, обходя поставленный вопрос.
— Ах! — вздохнул старый дворянин. — Филипп и женщины! На эту тему можно говорить так долго, что лучше сразу сменить ее. Поэтому, прекрасная дама, скажите мне, как случилось, что вы стали офицером?
Под испытующим, хотя и доброжелательным взглядом маркиза Камилла тотчас же почувствовала себя в ловушке.
— Мне кажется, что у нее это призвание, — иронически заметил шевалье.
— Она предана армии душой и телом; так некоторые люди посвящают себя служению Господу.
— Он прав, отчасти дело обстоит именно так, — ответила она, бросая в сторону Филиппа поистине убийственный взор.
— Но разве это не утомительно — все время общаться с мужчинами, зачастую грубыми и жестокими?
— Я не обращаю внимания на их манеры.
— К тому же Камиллу не так-то просто задеть, — уточнил Филипп. — Мало кто так владеет оружием, как она, и все уважают ее таланты. Они знают, что она может сражаться любым оружием: на шпагах, на пистолетах, пешей, конной… Поэтому всем приходится держаться на расстоянии от нее!
Пери-Бреснель от удивления широко раскрыл глаза:
— Не знаю, дорогая моя, насколько справедливо все то, что говорит Филипп, но, клянусь вам, я впервые слышу, как он возносит хвалы своему ближнему; Боже, как он только что вас расхваливал!
— Я сказал чистую правду, — совершенно серьезно произнес шевалье.
— Согласен, но я предпочитаю считать мадам немного волшебницей, — серьезно отозвался маркиз.
Камилла рассмеялась:
— Забавно, я только что думала о вас то же самое, когда любовалась вашим садом. Мне показалось, что подобная гармония может быть создана только сверхъестественным существом.
— Следовательно, вы оба околдовали друг друга, — несмешливо резюмировал Филипп.
— Признаюсь, племянник, что для моего возраста совсем неплохо пробудить ревность записного ловеласа вроде тебя.
Во время всего ужина сотрапезники перекидывались остроумными замечаниями. Кухарка, у которой было очень мало времени, ухитрилась буквально сотворить чудеса. Особенно вкусным оказалось блюдо под названием flnanziera di polio, нечто вроде рагу из сладкой телятины, почек и печенки домашней птицы в соусе из трюфелей с белым вином. Все с удовольствием отдали должное превосходной стряпне.
Маркиз расспрашивал Камиллу о ее детстве, о ее вкусах и привычках; она отвечала, как могла, стараясь не проговориться о своем истинном происхождении; Филипп слушал с огромным интересом: когда подобные вопросы задавал он, девушка всегда отвечала бегло и неохотно.
Пери-Бреснель попросил их рассказать о проверке, проведенной в Экзиле, и бурно восторгался успехом девушки. Когда ужин был окончен, они втроем отправились немного прогуляться по сумрачным аллеям парка, окружавшего замок, а потом вернулись в гостиную и расположились вокруг шахматной доски.
— Сыграем партию, Камилла? — предложил маркиз.
— Боюсь, что я окажусь не на высоте…
— Это не имеет значения; к тому же признаюсь: я страшно не люблю проигрывать!
— Я сыграю с победителем, — произнес Филипп.
Партия началась, но тут же стало очевидно, что Камилла — весьма посредственный игрок. Она сделала несколько неуверенных ходов и быстро проиграла. Пери-Бреснель ликовал:
— Благодарю вас, дорогая. Вы подкрепили мою уверенность, что я непобедим.
Однако, когда противником маркиза оказался его племянник, старому дворянину пришлось изрядно попотеть. Камилла наблюдала за этой дружеской схваткой. Никогда еще она не видела Филиппа таким безмятежным, таким естественным; ясно, что он обожает своего дядю и тот отвечает ему столь же горячей любовью. Между дядей и племянником царило взаимное нежное согласие, отчего рядом с ними она чувствовала себя легко и спокойно.