— Я больше ничего не хочу.
— Извини, что я на тебя накричала.
— Наверное, я заслужил.
— Валера! — сказала я. Мне показалось, он издевается.
— Лерка, я так хочу сесть возле тебя и голову на колени тебе положить.
— Как Гамлет? Приезжай сегодня.
— Ты меня пустишь?
— Нет, выгоню. Валера!
— Я постараюсь. Мне пора.
— Пока, — сказала я.
Потом я пошла в ванную и долго смотрела на себя в зеркало. Что мне делать, ес-ли он приедет? До сих пор он только один раз поцеловал меня — в щеку, нераскрытыми губами. Мне вспомнился разговор Левина с Кити. "Как руку у архиерея целуют". Вот именно что. Так можно дочь поцеловать, а вовсе не девушку, которая тебе нравится.
Я и не думала об этом, пока в запале не сказала ему про койку. А сейчас задума-лась. Ведь он взрослый мужчина. С ним у меня не выйдет как в школе с одноклассни-ком. Как оно происходит со взрослыми мужчинами? Может, четвертый день — это са-мое время укладываться в постель? Господи, до чего же я невинна! Валерка же испуга-ется, когда поймет! Решит, что я ненормальная, ведь мне уже девятнадцать, а я не знаю даже, как люди целуются. По-настоящему целуются.
Это, наверное, действительно ненормально, что эта сторона жизни никогда не интересовала меня. Я испытывала иногда смутное любопытство и все.
С другой стороны, судя по разговорам, нечастым откровенным разговорам, ко-торые я иногда слышу, немало найдется девушек в моем возрасте, у которых не было серьезных романов и даже половых отношений. Теперь ведь мы все взрослеем гораздо позже, чем взрослели когда-то наши родители. Конечно, по сравнению с остальными я слишком уж невинна.
Валерка так и не пришел. Не знаю, считать ли, что мне повезло. Я, и правда, уже скучаю. Я хочу снова взглянуть в его лицо. Я ловлю его черты, каждое его движение и вбираю в себя. В сущности, я могла бы нарисовать его портрет — если бы умела рисо-вать.
Волосы у него подстрижены коротко и не слишком хорошо. На затылке лежат неровно. Он очень часто стискивает зубы, в нем чувствуется постоянное напряжение, которое никогда не оставляет его. Он похож на гитарную струну, натянутую так, что она вот-вот порвется. И еще он очень мало улыбается.
Я стояла перед зеркалом и разглядывала себя. Я все еще не могу решить, краси-ва я или уродлива. С одной стороны, жаль, что я пошла не в маму. Она-то была на-стоящей красавицей. От нее невозможно было отвести глаз. Она была как молния. Не захочешь, а заметишь.
Я-то пошла в папу. Такая же черная, плотная и ничем не примечательная. Кудри разве что. Кстати, я решила постричься. А то с этой гривой никакого сладу нет, их же расчесать по утрам и то не меньше получаса уходит.
Боюсь только, вдруг Валерке не понравится. Говорят, мужчину больше любят, когда у девушки длинные волосы.
Господи, как глупо.
В общем, я сходила и подстриглась. Коротко. Просто жуть, по-моему, я на Пуш-кина стала похожа. Правда, у меня волосы покороче. Все мои кудряшки завились, я и не знала, что я такая кудрявая. Тут на беду Валерка позвонил. Я ему и сказала, что под-стриглась.
— Что ты сделала?
— Подстриглась. Коротко, под мальчика.
— Лерка, я тебя убью, — сказал он обречено.
— Я так и знала, что тебе не понравится.
— Откуда ты это, интересно, знала?
— Оттуда! Все мужчины консерваторы.
— Лерка, я приеду, отшлепаю тебя, ей-богу.
— Так ты что уже уехал?
— Ага. Я на трассе.
— Тогда не болтай, а веди машину.
— Ладно уж, — сказал он, — Пока.
— Пока.
А потом я уже ничего не делала, только ходила по квартире и смотрела на себя в зеркало. Без своей гривы я так изменилась, даже самой странно.
Лариса Самыкина, 19 лет, студентка 3-го курса географического факультета:
Это было просто ужасно. Вы не представляете, как это было ужасно. Грузовик буквально смял переднюю часть автобуса, ничего ужаснее я в жизни не видела.
Мы ведь тоже могли погибнуть. А сколько людей пострадало! Я пришла домой, и у меня сердце разболелось.
Александр Новоселов, 39 лет, бизнесмен:
Нет, Валера у меня во вторник не был. Да точно говорю, не был. Меня во втор-ник вообще дома не было, я уехал рано и вернулся уже за полночь.
Нет, я не знаю, куда он уезжал. Он звонил мне в среду, я думал, он в городе.
Инна Михайлова, 19 лет, студентка 3-го курса географического факультета:
Да, она подстриглась. Я так удивилась, когда ее увидела. Лера же всегда ходила с длинными волосами, сколько я ее помню, а мы еще в школе вместе учились.
С короткой стрижкой она стала такой необычной. Очень изменилась. Нет, ей очень шло. Она даже повзрослела, стала такой элегантной.
Да, аварию я помню, конечно. Такой ужас разве забудешь. Нет, мне не показа-лось, что Лера равнодушно к этому отнеслась. По-моему, она очень испугалась и рас-строилась.
Мария Печатникова, 19 лет, студентка 3-го курса географического факульте-та:
Когда Лера пришла в четверг, мы все просто упали. К тому же она опоздала на одну пару, и все сразу на нее внимание обратили, когда она появилась. Со стрижкой Лера изменилась невероятно, превратилась в настоящую красавицу. И макияж у нее в тот день был очень хороший. Она ведь, знаете, не тростинка, и длинные кудри ее пол-нили, а с короткой стрижкой она стала такой миниатюрно-аккуратной.
Она была в тот день вся в черном, брючки, пиджачок, водолазка тонкая. Сереж-ки маленькие такие, в виде колечек, серебренные, и цепочка тонкая серебренная. Чер-новолосая аккуратная голова, лицо бледное, подкрашено неброско, аккуратненько так. Да Леру узнать было нельзя! Совсем другой человек.
Четверг
Из дневника Валерии Щукиной. Четверг, 6 декабря.
"Все удивительнее и удивительнее", — как говаривала Алиса, а за ней и Макс Фрай. Я бы сказала: все хуже и хуже, или чем дальше в лес, тем больше дров. Или как у Рильке:
Как из трясины сновидений, сходу
Прорвав ночных кошмаров канитель,
Всплывает новый день — вот так по своду
Бегут гурты, оставив капитель
С ее запутавшеюся в клубок
Крылатой тварью, сбившеюся в кучу,
Загадочно трепещущей, прыгучей,
И мощною листвой, которой сок
Взвивается, как гнев, но в перехлесте
Свернувшись, как спираль, на полпути
Пружинит, разжимаясь в быстром росте
Всего, что купол соберет в горсти
И выронит во тьме, как ливня гроздья,
Чтоб жизнь могла на утро прорасти.
Впрочем, я ведь сама сказала: приходите и убивайте меня. Вот они и пришли.
На лекции мне было с полдевятого. Я вышла только в восемь, никак не могла решить, что мне надеть. Все из-за стрижки этой дурацкой. Может, со временем я и при-выкну.
В подъезде было темно. Я спустилась на этаж и еще на один пролет, и тут кто-то метнулся мне навстречу, тяжелый, большой, темный. Схватил меня, навалился, прижал к батарее. Сумка выпала из моих рук, и пакет тоже валялся где-то под ногами.
Я даже не помню, кричала ли я, но Сашка говорил потом, я кричала ужасно. Не знаю, когда это я успела, рот этот неведомый кто-то мне зажал сразу же. И чем-то хо-лодным по шее. Успел только прикоснуться и сразу куда-то делся. Что-то тяжелое по-катилось вниз по лестнице, я услышала мат, и Сашка мне крикнул:
— Иди домой, идиотка!
Я нашарила сумку и пакет, подхватила их в охапку и побежала наверх. Заперла дверь, бросила все, что держала на пол, и села на табурет в коридоре. И просто сидела. Не думала ни о чем, просто сидела, будто еще одна вещь в прихожей: вешалка, табурет, шкафчик с обувью, зеркало и Лера. Обычный набор вещей.
В дверь постучали.
— Лер, открой, это я.
Саша. Его голос. Я встала и отперла дверь. Сашка был в белой рубашке, в брю-ках и носка. На шее у него болтался не завязанный галстук.
Сашка зашел, запер дверь — как у себя дома, взял меня за руку и отвел в комнату. Усадил на диван, снял с меня шапку и дубленку.
— Да у тебя кровь, Лерка.
— Где?
Я удивилась. Саша потрогал мою шею.
— Ничего. Поцарапал просто. Сейчас полотенце принесу.
Он сходил куда-то и вернулся с мокрым полотенцем. Я вытерла шею, потом по-шла к зеркалу посмотреть, все ли стерла. Под подбородком у меня тянулась длинная кровоточащая царапина. Я вернулась в комнату. Сашка сидел на диване.
— Ты его не убил? — спросила я.
— Не-ет. Удрал, гад. Чего он хотел-то, денег?
— Не знаю, — сказала я, — Он просто так на меня выпрыгнул и все.
— Ничего не говорил?
— Нет. Псих, наверное, просто.
— Ладно, мне пора. Ты, Лерка, больше не ходи никуда, посиди дома, отдохни.
— Слушай, я даже не сообразила. Ты ведь спас меня.
— А то! — сказал он, — Ладно, я пошел. Дверь за мной закрой.
Я закрыла за ним дверь. Честно говоря, я не успела даже испугаться — тогда, вы коридоре. Но дома меня вдруг затрясло. Я подумала, придут в квартиру и прибьют. Сашка сейчас на работу уйдет, а кроме него никто не придет и не поможет, кричи, не кричи. Так что я пошла в университет.
На первую пару я, конечно, опоздала и приехала ко второй. День сегодня не-ожиданно пасмурный — это после череды безликих дней, когда небо было ясно, а воз-дух ломок, словно стекло. В университете мне стало легче, пока я там сидела, я почти забыла об утреннем происшествии.
После лекций девчонки меня звали в библиотеку, но я не пошла. Настроения у меня не было, хотя вообще-то я люблю сидеть в читальном зале. Короче, я поехала до-мой.
День сегодня сер и тих. Вчера под вечер уже был ноль, и с неба летели какие-то капли — не дождь, а просто брызги растаявших небес. Погода меняется невероятно, то мороз, то неожиданная оттепель.
И ветер сегодня. По небу летели размытые синеватые облака, а выше них про-сматривались серь и белизна, но больше было синевы — не той, ясной, небесной, а смутно-размытой синевы облаков, пребывающих на грани с тучами.
По дороге я съела мороженое, шоколадное, "Серебряный снег", и развеселилась. В небе, словно мошки весенние, разлетались, порхая, две маленькие птички. Высоко раскинутые ветви деревьев колыхались на ветру, раскачивались туда и сюда, сплетаясь всяческими узорами на фоне смутного неба. Пошел снег, сырой и мелкий. Небо то за-тягивалось сумрачное пеленой, то вдруг эта пелена распадалась на отдельные тучки. С утра нападало уже достаточно снега, чтобы покрыть посеревшие сугробы свежей бе-лизной.